Живые и мертвые - Симонов Константин Михайлович (читать полную версию книги .txt) 📗
Командир пробивавшейся группы комбриг Серпилин в последнем бою был ранен в обе ноги. Адъютант и два автоматчика втащили его на шинели в избу Климовича и положили на застланную стеганым голубым одеялом деревенскую кровать. Серпилин лежал, привалясь к высоким белым подушкам, длинный, грязный, небритый, со свалявшимися на лысеющей голове седыми волосами, но одет он был по всей форме, при ордене Красного Знамени на гимнастерке и с ромбами на грязных петлицах: на одной — настоящим, с облупившейся эмалью, на другой — шерстяным, вырезанным из околыша фуражки.
Ноги Серпилина в разрезанных выше колен галифе лежали на голубом одеяле и кровоточили через измазанные кровью бинты. Автоматчики, положив его на кровать, вышли из избы вместе с ординарцем Климовича, который спешил скорее увести их и накормить, а адъютант Серпилина — высокий изможденный политрук — стоял, как ангел-хранитель, над изголовьем своего командира и, облокотясь на спинку кровати, сверху вниз неотрывно смотрел ему в лицо. Климович присел на табуретку рядом с кроватью.
— Товарищ комбриг, я вызвал врача, с минуты на минуту прибудет. Разрешите, прежде чем говорить, сделать вам перевязку.
— Отставить врача, подполковник, — с трудом двигая губами, сказал Серпилин. — Отправишь прямо в медсанбат: здесь все равно операции не сделают. Но сначала свяжи меня с командующим армией. У тебя есть связь?
— Есть.
— Кто у вас командующий?
Климович назвал фамилию командующего.
— Сергей Филиппович? — спросил Серпилин, и на его измученном лице мелькнула тень улыбки.
— Да.
— Мой однокашник по академии, — сказал Серпилин. — Соединяй!
Климович без возражений стал звонить командующему. Ему все равно надо было докладывать, он и так в горячке просрочил десять минут.
— Докладывает подполковник Климович, — сказал он, когда командующий подошел к телефону. — В результате боя в мое расположение с оружием в руках вышла группа до трехсот человек. Командир группы хочет взять трубку.
— Дай, — сказал в телефон командующий.
Обходя стол и вытаскивая шнур из-под его ножек, Климович стал переносить телефон к изголовью. Комбриг закинул голову, увидел над собой лицо адъютанта и сделал глазами движение, которое тот сразу понял, — подоткнул подушки и помог комбригу приподняться.
— Товарищ командующий, — сказал раненый в телефонную трубку уже не тихо, как он говорил с Климовичем, а громко, всем голосом, — докладывает комбриг Серпилин! Вывел в ваше расположение вверенную мне Сто семьдесят шестую стрелковую дивизию… Здравствуй, Сергей Филиппович, Серпилин говорит…
И только тут, при этих последних словах, голос его сдал, спазм рыдания перехватил ему горло, и он отвалился на бок вместе с подушками, которые от неожиданности не успел удержать адъютант. Трубка упала на пол. Поднимая ее, Климович услышал слова, которые говорил командующий, думая, что его слушает Серпилин.
— Серпилин, какой Серпилин?.. Это ты, Федор Федорович? — говорил командующий в трубку, которую сейчас прижимал к своему уху Климович, потому что Серпилин лежал без сознания.
Вбежавший военврач нагнулся над раненым, а сестра торопливо раскладывала на табуретке коробки со шприцами и ампулами.
— Что ты молчишь, Серпилин? Это ты или нет? Какой Серпилин? Что ты молчишь? — кричал в трубку командующий.
Климович смотрел на потерявшего сознание Серпилина, он забыл, что уже давно пора сказать командующему — его слушает не Серпилин, а он, Климович.
— Товарищ командующий, — наконец сказал он, отрывая глаза от Серпилина, которому сестра перед уколом протирала руку ватой с эфиром, — это подполковник Климович, я взял трубку, комбриг ранен, он потерял сознание.
— Какой он из себя? — допытывался командующий. — Высокий, худой, лысоватый?..
— Так точно, — ответил Климович, не глядя в эту минуту на Серпилина.
Он уже и без того запомнил на всю жизнь, что Серпилин высокий, худой и лысоватый, и что у него один ромб с обломанной эмалью, а другой вырезан из околыша фуражки, и что на груди у него орден Красного Знамени, и что он такой человек, с которым армия всегда будет армией, даже если она отступала от границы до Ельни, — такой человек, на которого не надо смотреть два раза, чтобы понять и запомнить, какой это человек.
— Он, Серпилин! — обрадованно крикнул в телефон командующий. — Откуда взялся? Он же… — Командующий с маху чуть не сказал того, что Климовичу вовсе не обязательно было знать, и добавил, что сейчас сам приедет в бригаду. — Врач есть у тебя там? Что он говорит?
— Есть, товарищ командующий, сейчас спрошу. — Климович повернулся к врачу: — Командующий сейчас приедет сюда, спрашивает вас, как состояние комбрига.
Военврач стоял над Серпилиным, держа руку на его пульсе.
— Нельзя сюда приезжать, — сказал врач, даже не повернув головы. — Сейчас наложим еще жгут, и надо везти в медсанбат, прямо на стол. Каждая минута дорога, доложите командующему.
— Товарищ командующий, — Климович снова взял трубку, — врач докладывает, что комбрига надо сейчас же прямо на стол в медсанбат.
Командующий вздохнул в трубку и тихо и горько выругался.
— Тогда скажи врачу, пусть везет. Передай, что сам приеду в медсанбат, — может, поспею еще до операции… Или нет, не говори: еще, чего доброго, будут нервничать, зарежут. Скажи, приеду в медсанбат сразу после операции. Об остальном, когда отправишь, позвонишь начальнику штаба. У меня все.
Через десять минут внесли носилки и уложили на них Серпилина. Климович вышел к санитарной машине проводить. Вслед за ним вышел адъютант Серпилина. Он хотел влезть в машину вслед за врачом и сестрой, но врач сказал, что нет места, да и нет необходимости.
— Как хотите, товарищ военврач, а я поеду. — Адъютант взялся рукой за борт «санитарки».
— Товарищ подполковник! — обратился военврач за поддержкой.
Но Климович неожиданно для врача поддержал не его, а адъютанта. Он считал в порядке вещей, что тот хочет ехать в медсанбат вместе со своим комбригом.
— Ничего, политрук, лезьте! Место найдется. А потом вернетесь той же «санитаркой».
— Это как комбриг прикажет, — отозвался политрук.
— Понятно. Но, если вернетесь, приходите прямо ко мне.
— Товарищ подполковник, скажите нашему комиссару Шмакову, что я повез комбрига! — уже на ходу из машины крикнул политрук.
«Санитарка» ушла.
Мельком подумав, что он, кажется, где-то раньше видел этого длинного политрука, Климович вернулся в избу, перенес на прежнее место телефон и позвонил помощнику по тылу, чтобы на радостях не перекармливали истощенных людей и не поили их водкой.
— Танкистское гостеприимство в рамки не введешь! — попробовал тот отшутиться по телефону.
— А вы введите, — отрезал Климович. — И за ночь помойте их всех, вот это будет гостеприимство.
После этого он позвонил комиссару бригады и спросил, не у него ли сейчас комиссар вырвавшейся из окружения группы Шмаков.
— Здесь. Его малость оглушило. Рядом мина рванула. Но уже отлежался, в порядке, сейчас ужинать сядем.
— Ладно, приступайте, сейчас я тоже к тебе приду, — сказал Климович и, отдав распоряжения своему ординарцу на тот случай, если политрук вернется ночевать, вышел из избы.
По небу, гонимые ветром, бежали низкие, серые, рваные облака; сквозь них помаргивали бледные осенние звезды. Над фронтом стояла такая мертвая тишина, словно не было и в помине никакого боя.
…А Синцов в это время трясся в машине по ухабистой лесной дороге, сидя на корточках у изголовья Серпилина.
На полпути Серпилин пришел в сознание, но продолжал молчать, только иногда сквозь сжатые губы покрякивая на ухабах.
Потом наконец спросил:
— Куда едем? В медсанбат?
И, узнав голос Синцова, сказал ему, чтобы он, доехав до места, возвращался в дивизию. Так он упрямо два с лишним месяца называл выходивших с ним из окружения людей, так продолжал называть их и теперь.
— Не хотел бы оставлять вас. — Синцов думал о медсанбате и предстоящей операции.
