Прощай, оружие! - Хемингуэй Эрнест Миллер (бесплатные версии книг TXT) 📗
– Вы видели машину? – спросил я.
– Нет. Мы смотрели на вас.
– Немецкая штабная машина проехала по верхнему мосту.
– Штабная машина?
– Да.
– Пресвятая дева!
Подошли остальные, и мы все присели в грязи под насыпью, глядя поверх нее на ряды деревьев, канаву и дорогу.
– Вы думаете, мы отрезаны, tenente?
– Не знаю. Я знаю только, что немецкая штабная машина поехала по этой дороге.
– Вы вполне здоровы, tenente? У вас не кружится голова?
– Не острите, Бонелло.
– А не выпить ли нам? – спросил Пиани. – Если уж мы отрезаны, так хотя бы выпьем. – Он отцепил свою фляжку от пояса и отвинтил пробку.
– Смотрите! Смотрите! – сказал Аймо, указывая на дорогу. Над каменным парапетом моста двигались немецкие каски. Они были наклонены вперед и подвигались плавно, с почти сверхъестественной быстротой. Когда они достигли берега, мы увидели тех, на ком они были надеты. Это была велосипедная рота. Я хорошо разглядел двух передовых. У них были здоровые, обветренные лица. Их каски низко спускались на лоб и закрывали часть щек. Карабины были пристегнуты к раме велосипеда. Ручные гранаты ручкой вниз висели у них на поясе. Их каски и серые мундиры были мокры, и они ехали неторопливо, глядя вперед и по сторонам. Впереди ехало двое, потом четверо в ряд, потом двое, потом сразу десять или двенадцать, потом снова десять, потом один, отдельно. Они не разговаривали, но мы бы их и не услышали из-за шума реки. Они скрылись из виду на дороге.
– Пресвятая дева! – сказал Аймо.
– Это немцы, – сказал Пиани. – Это не австрийцы.
– Почему здесь некому остановить их? – сказал я. – Почему этот мост не взорван? Почему вдоль насыпи нет пулеметов?
– Это вы нам скажите, tenente, – сказал Бонелло.
Я был вне себя от злости.
– С ума все посходили. Там, внизу, взрывают маленький мостик. Здесь, на самом шоссе, мост оставляют. Куда все девались? Что ж, так их и не попытаются остановить?
– Это вы нам скажите, tenente, – повторил Бонелло.
Я замолчал. Меня это не касалось; мое дело было добраться до Порденоне с тремя санитарными машинами. Мне это не удалось. Теперь мое дело просто добраться до Порденоне. Но я, видно, не доберусь даже до Удине. Ну и черт с ним! Главное, это сохранить спокойствие и не угодить под пулю или в плен.
– Вы, кажется, открывали фляжку? – спросил я Пиани. Он протянул мне ее. Я отпил порядочный глоток. – Можно идти, – сказал я. – Спешить, впрочем, некуда. Хотите поесть?
– Тут не место останавливаться, – сказал Бонелло.
– Хорошо. Идем.
– Будем держаться здесь, под прикрытием?
– Лучше идти по верху. Они могут пройти и этим мостом. Гораздо хуже будет, если они очутятся у нас над головой, прежде чем мы их увидим.
Мы пошли по железнодорожному полотну. По обе стороны от нас тянулась мокрая равнина. Впереди за равниной был холм, и за ним Удине. Крыши расступались вокруг крепости на холме. Видна была колокольня и башенные часы. В полях было много тутовых деревьев. В одном месте впереди путь был разобран. Шпалы тоже были вырыты и сброшены под насыпь.
– Вниз, вниз! – сказал Аймо.
Мы бросились вниз, под насыпь. Новый отряд велосипедистов проезжал по дороге. Я выглянул из-за края насыпи и увидел, что они проехали мимо.
– Они нас видели и не остановились, – сказал Аймо.
– Перебьют нас здесь, tenente, – сказал Аймо.
– Мы им не нужны, – сказал я. – Они гонятся за кем-то другим. Для нас опаснее, если они наткнутся на нас неожиданно.
– Я бы охотнее шел здесь, под прикрытием, – сказал Бонелло.
– Идите. Мы пойдем по полотну.
– Вы думаете, нам удастся пройти? – спросил Аймо.
– Конечно. Их еще не так много. Мы пройдем, когда стемнеет.
– Что эта штабная машина тут делала?
– Черт ее знает, – сказал я. Мы шли по полотну. Бонелло устал шагать по грязи и присоединился к нам. Линия отклонилась теперь к югу, в сторону от шоссе, и мы не видели, что делается на дороге. Мостик через канал оказался взорванным, но мы перебрались по остаткам свай. Впереди слышны были выстрелы.
За каналом мы опять вышли на линию. Она вела к городу прямиком, среди полей. Впереди виднелась другая линия. На севере проходило шоссе, на котором мы видели велосипедистов; к югу ответвлялась неширокая дорога, густо обсаженная деревьями. Я решил, что нам лучше всего повернуть к югу и, обогнув таким образом город, идти проселком на Кампоформио и Тальяментское шоссе. Мы могли оставить главный путь отступления в стороне, выбирая боковые дороги. Мне помнилось, что через равнину ведет много проселочных дорог. Я стал спускаться с насыпи.
– Идем, – сказал я. Я решил выбраться на проселок и с южной стороны обогнуть город. Мы все спускались с насыпи. Навстречу нам с проселочной дороги грянул выстрел. Пуля врезалась в грязь насыпи.
– Назад! – крикнул я. Я побежал по откосу вверх, скользя в грязи. Шоферы были теперь впереди меня. Я взобрался на насыпь так быстро, как только мог. Из густого кустарника еще два раза выстрелили, и Аймо, переходивший через рельсы, зашатался, споткнулся и упал ничком. Мы стащили его на другую сторону и перевернули на спину. – Нужно, чтобы голова была выше ног, – сказал я. Пиани передвинул его. Он лежал в грязи на откосе, ногами вниз, и дыхание вырывалось у него вместе с кровью. Мы трое на корточках сидели вокруг него под дождем. Пуля попала ему в затылок, прошла кверху и вышла под правым глазом. Он умер, пока я пытался затампонировать оба отверстия. Пиани опустил его голову на землю, отер ему лицо куском марли из полевого пакета, потом оставил его.
– Сволочи! – сказал он.
– Это не немцы, – сказал я. – Немцев здесь не может быть.
– Итальянцы, – сказал Пиани таким тоном, точно это было ругательство. – Italiani. Бонелло ничего не говорил. Он сидел возле Аймо, не глядя на него. Пиани подобрал кепи Аймо, откатившееся под насыпь, и прикрыл ему лицо. Он достал свою фляжку.
– Хочешь выпить? – Пиани протянул фляжку Бонелло.
– Нет, – сказал Бонелло. Он повернулся ко мне. – Это с каждым из нас могло случиться на полотне.
– Нет, – сказал я. – Это потому, что мы хотели пройти полем.
Бонелло покачал головой.
– Аймо убит, – сказал он. – Кто следующий, tenente? Куда мы теперь пойдем?
– Это итальянцы стреляли, – сказал я. – Это не немцы.
– Будь здесь немцы, они бы, наверно, нас всех перестреляли, – сказал Бонелло.
– Итальянцы для нас опаснее немцев, – сказал я. – Арьергард всего боится. Немцы хоть знают, чего хотят.
– Это вы правильно рассудили, tenente, – сказал Бонелло.
– Куда мы теперь пойдем? – спросил Пиани.
– Лучше всего переждать где-нибудь до темноты. Если нам удастся пробраться на юг, все будет хорошо.
– Им придется перебить нас всех в доказательство, что они не зря убили одного, – сказал Бонелло. – Я не хочу рисковать.
– Мы переждем где-нибудь поближе к Удине и потом в темноте пройдем.
– Тогда пошли, – сказал Бонелло.
Мы спустились по северному откосу насыпи. Я оглянулся. Аймо лежал в грязи под углом к полотну. Он был совсем маленький, руки у него были вытянуты по швам, ноги в обмотках и грязных башмаках сдвинуты вместе, лицо накрыто кепи. Он выглядел очень мертвым. Шел дождь. Я относился к Аймо так хорошо, как мало к кому в жизни. У меня в кармане были его бумаги, и я знал, что должен буду написать его семье. Впереди за полянами виднелась ферма. Вокруг нее росли деревья, и к дому пристроены были службы. Вдоль второго этажа шла галерейка на сваях.
– Нам лучше держаться на расстоянии друг от друга, – сказал я. – Я пойду вперед.
Я двинулся по направлению к ферме. Через поле вела тропинка.
Проходя через поле, я был готов к тому, что в нас станут стрелять из-за деревьев вокруг дома или из самого дома. Я шел прямо к дому, ясно видя его перед собой. Галерея второго этажа соединялась с сеновалом, и между сваями торчало сено. Двор был вымощен камнем, и с ветвей деревьев стекали капли дождя. Посредине стояла большая пустая одноколка, высоко вздернув оглобли под дождем. Я прошел через двор и постоял под галереей. Дверь была открыта, и я вошел. Бонелло и Пиани вошли вслед за мной. Внутри было темно. Я прошел на кухню. В большом открытом очаге была зола. Над очагом висели горшки, но они были пусты. Я пошарил кругом, но ничего съестного не нашел.
