Бог располагает! - Дюма Александр (прочитать книгу .txt) 📗
Девушка была под вуалью и плотно закутана в плащ. Но Лотарио не нужны были глаза, его сердце тотчас узнало ее!
Фредерика вышла из дому в сопровождении г-жи Трихтер. Лотарио она не заметила и направилась в сторону, противоположную той, где он находился. Она повернулась к нему спиной и стала удаляться, пока не достигла дальнего конца улицы.
А Лотарио все не двигался с места, будто его гвоздями прибили, окаменевший, весь превратившись в зрение. Но в то мгновение, когда она должна была исчезнуть за поворотом улицы, он, опомнившись, ринулся следом.
Однако, сообразив, что если она его увидит, то продолжать преследование будет немыслимо, ведь тогда его поведение покажется ей нескромным, он замедлил шаг так, чтобы между ним и ею оставалось весьма значительное расстояние.
Фредерика и г-жа Трихтер, миновав предместье, вышли к бульвару. Затем по Старой улице Тампля они достигли протестантского храма Бийетт и вошли в него.
Увидев, что они туда входят, Лотарио возликовал. Значит, он с Фредерикой одной веры! Все, что он только мог найти общего между ними, как ему казалось, все крепче привязывает его к ней, а на этот раз сам Господь оказывался посредником между ними.
Самуил всегда предоставлял Фредерике полную свободу во всем, что касалось ее верований. Вначале — из равнодушия. Не отдавая предпочтения ни одной из религиозных доктрин, он мало интересовался тем, каковы в этом отношении пристрастия его воспитанницы. На его вкус любая вера была одинаково хороша или, если угодно, одинаково плоха.
Случилось так, что г-жа Трихтер, ее воспитательница, оказалась протестанткой. Учительница-немка, которую он нанял для нее впоследствии, тоже была протестанткой. Итак, из трех человек, которых она знала, воспитательница и учительница познакомили ее лишь с религиозными догматами лютеранства, а третий, ее опекун, вообще ничего не говорил о религии. Естественно, что Фредерика приняла протестантство. Она веровала так, как научили ее те единственные два существа, что были рядом и веровали.
И вот ведь какая странность! Когда Самуил вернулся из Индии, когда он осознал, что это прекрасное шестнадцатилетнее дитя внушает ему уже совсем не отеческие чувства, этот ученый скептик и не подумал бороться с религиозными наклонностями своей подопечной, высмеивать и разрушать веру девушки — напротив, он ее уважал, едва ли не поощрял. Решившись сделать Фредерику своей женой, он пожелал воздвигнуть вокруг нее стену, любыми средствами упрочив в ней чувства послушания и долга, все то, что могло бы наглухо закрыть доступ в ее сердце свободным и мятежным страстям, подготовить ее к покорности. Этот атеист задумал сделать из Господа сообщника в своих планах.
Вот почему Фредерика, такая же благочестивая и целомудренная, как гётевская Маргарита до своего падения, каждое воскресение отправлялась в церковь слушать проповедь.
На этот раз Лотарио тоже присутствовал на богослужении. Хотя он — да, он тоже — страдал равнодушием, этим тяжким недугом современности. Сталкиваясь с искренно верующими, он не пожимал плечами, как Самуил, не оскорблял и не высмеивал их веру, спокойно предоставляя этих людей их молитвам, но сам он не молился. Он был из тех, кто не бросает вызова Небесам, а попросту не думает о них.
Но в тот день он почувствовал, что Небеса сродни самой любви. Его охватило невыразимое блаженство при мысли, что у них с Фредерикой есть общая родина, царство, где их души могут соприкоснуться, грядущее, в которое они оба устремлены и в котором независимо от того, что случится с ними на земле, они навек обретут друг друга.
Служба кончилась, и он встал так, чтобы попасться Фредерике на пути.
Выходя из церкви, она заметила его и узнала: едва уловимая дрожь, которую Лотарио скорее угадал сердцем, чем увидел, пробежала по всему ее прелестному телу. Внезапный румянец, окрасив ее дивное личико, заалел сквозь вуаль.
О Маргарита! Вот где был нужен твой Фауст: он-то сумел бы использовать это мгновение стыдливого замешательства и нашел бы в себе смелость завести разговор. У Лотарио подобной дерзости не было. Его отваги хватило лишь на то, чтобы отвесить Фредерике глубокий поклон; бедная девочка ответила на него, вся затрепетав.
А потом она вышла из храма. Лотарио остался там, не решившись выйти вслед за ней из боязни, что это будет выглядеть так, будто он преследует ее. Он долго упивался пьянящим созерцанием стула, на котором она сидела, а затем возвратился в посольство.
Но в следующее воскресенье самая старая из местных пуританок, пришедшая в церковь задолго до начала проповеди, обнаружила там Лотарио, уже прочно расположившегося и возносящего Господу молитву о том, чтобы Фредерика не преминула явиться.
Его молитва была услышана. Фредерика и г-жа Трихтер вскоре прибыли. Прося у Бога, чтобы Фредерика пришла на проповедь, Лотарио в своей молитве забыл упомянуть и о приходе г-жи Трихтер. Поэтому он счел, что Господь был даже слишком щедр, но покорился неизбежности, сознавая, что таковы человеческие законы и всякое тело влачит за собою свою тень.
С первого же взгляда Фредерика увидела Лотарио. Вероятно, она ожидала встретить его здесь, так как на этот раз не вздрогнула.
Она поднялась на верхнюю галерею храма, возможно, из тех же соображений, что побудили его остаться внизу. Лотарио рассчитал, что, если держаться возле дверей, он сможет подольше видеть ее, когда она будет выходить.
Так он провел упоительный час близ нее, любуясь ею, молясь за нее и молясь ей — за себя.
Потом этому счастью пришел конец. Она двинулась к выходу. Ему показалось, будто она глянула на него сквозь вуаль, и он почувствовал, что его, как в лихорадке, заколотила дрожь. Он едва нашел в себе силы ей поклониться.
Как и в прошлое воскресенье, она ответила на его приветствие и прошла мимо, а он подождал и вышел на улицу лишь тогда, когда она была уже далеко.
Все это повторялось еще три воскресенья. Лотарио являлся на проповедь раньше всех и раньше всех спешил к выходу. Взаимное приветствие при выходе из церкви — вот чем ограничивалось их общение на этих свиданиях у Господа Бога.
Что творилось в душе Фредерики? Все мысли Лотарио сводились к этому единственному вопросу.
А Фредерика? Неужели она не спрашивала себя, что происходит в сердце молодого человека, с которым она встречалась всего однажды, но которого та, что говорила с ней о ее матери, представила ей как друга, как брата, хотя с тех пор он не приходил к ней в дом больше ни разу?
Почему он каждое воскресенье попадается ей на пути? Почему с таким неукоснительным усердием он посещает проповеди наперекор обычаю нынешних молодых людей? Из благочестия? Однако во время службы он слишком рассеян, чтобы предположить в нем особое молитвенное рвение. Когда ей случается повернуться, чтобы поправить свой стул, а тот с некоторых пор так и стремится упасть или громко заскрипеть, она замечает, что он сидит, повернувшись к ней, и не столько слушает речи пастора, сколько смотрит на нее.
Стало быть, он ходит сюда ради нее? Но тогда почему бы ему не навестить ее у них дома, вместо того чтобы раскланиваться в толпе, здесь, где он не может заговорить с ней? Или он боится ее опекуна? Не знает, как к нему подступиться? Но ведь у него есть дядя, прусский посол и близкий друг г-на Самуила Гельба, так разве нельзя попросить его, чтобы он представил приятелю своего племянника? Это было бы куда разумнее, чем приходить сюда, чтобы мельком, на минутку взглянуть на нее раз в неделю, да притом с риском в конце концов удивить и насторожить этим г-жу Трихтер?
Впрочем, возможно, что г-н Самуил Гельб отказался допустить молодого человека в дом, где она часто остается одна. Бедный мальчик в том неповинен, ему надо простить. Или, может, г-н Лотарио не хотел предпринимать никаких действий, не заручившись прежде ее согласием. Он сюда приходит, чтобы посмотреть, какое впечатление он на нее производит, как она к нему относится, приятно ли ей его видеть. В таком случае, коль скоро у нее нет никаких причин для враждебности, справедливость требует, чтобы она его немножко приободрила, сделав — в рамках приличия, разумеется, — хоть маленький шаг навстречу. А то вид у него уж очень робкий.
