Путешествие с Чарли в поисках Америки - Стейнбек Джон Эрнст (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
В дверь постучали, и я впустил молодого человека лет двадцати, в серых фланелевых брюках, белых полуботинках с коричневыми союзками и яркой спортивной куртке со значком Споканской средней школы; шея повязана шарфом в мелкую крапинку. Его темная, поблескивающая на свету шевелюра была чудом искусства — со лба волосы зачесаны назад, а от ушей к макушке уложены наперекрест двумя длинными прядями. После того людоеда за стойкой этот юноша потряс меня своим видом.
– Вот вам горячая вода, — сказал он, и я узнал голос одного из спорщиков.
Дверь на улицу оставалась у меня открытой. Мне было видно, как глаза его скользнули по Росинанту, задержались на табличке с номерным знаком.
– Вы правда из Нью-Йорка?
– Правда.
– Вот бы где побывать!
– А оттуда все рвутся сюда.
– Зачем? Что здесь делать? Гнить заживо?
– Если придет охота сгнить, так это везде можно.
– Здесь никуда не продвинешься — вот я о чем.
– А куда вам продвигаться?
– Да ведь у нас тут ни театра, ни концертов, не с кем… поговорить не с кем. Последние номера журналов и то не достанешь, только по подписке.
– Значит, вы читаете «Нью-Йоркер»?
– Откуда вы догадались? Я на него подписываюсь.
– И на «Тайм» тоже?
– Конечно.
– Можете никуда не ездить.
– Не понимаю.
– У вас весь мир как на ладони. Новости моды, искусства, науки — все тут, у крылечка. А уедете — и вовсе с толку собьетесь.
– Самому хочется все повидать, — сказал он. Честное слово, так и сказал!
– Это ваш отец?
– Да, но я в доме будто пасынок какой-то. Ему что надо? Половить рыбу, сходить на охоту да выпить.
– А вам?
– Я хочу добиться чего-нибудь в жизни. Мне двадцать лет. Ведь надо о будущем подумать. Вот уже опять орет. Слова не скажет без крика. Вы с нами будете есть?
– Да, конечно.
Я не спеша помылся в заскорузлом от накипи оцинкованном ведре. На секунду у меня мелькнула мысль, а не пустить ли мне этому юнцу пыль в глаза нью-йоркским костюмом, но я отставил ее и удовлетворился чистыми спортивными брюками и трикотажной рубашкой.
Здоровенный дядя — хозяин этого заведения — стоял за стойкой, красный, как спелая малина. Когда я вошел, нижняя челюсть у него так и выпятилась вперед.
– Мало мне тут с ним мороки, надо еще, чтобы вы из Нью-Йорка пожаловали.
– Разве это плохо?
– Для меня плохо. Только я успел утихомирить своего мальца, а вы ему как шилом в зад.
– Я Нью-Йорк не расхваливал.
– Да, но вы сами оттуда, и он у меня опять взбеленился. А-а, пропади ты пропадом! Все равно от него здесь толку мало. Пойдемте, там у нас и поедите.
«Там у них» была кухня, кладовая, чулан, столовая и, судя по койке, застланной армейским одеялом, — спальня. В высокой, готической формы дровяной печке потрескивало и шипело. Обедать нам предстояло за квадратным столом; на нем лежала белая клеенка вся в порезах. Взвинченный ссорой, юноша раскладывал по мискам клокочущую фасоль со шпигом.
– А нельзя ли разжиться у вас лампой для чтения?
– Э-э! Ведь я движок на ночь выключаю. Придется дать керосиновую. Садитесь. У меня там еще ветчина в духовке.
Хмурый юноша с безучастным видом подал на стол миски с фасолью.
Краснолицый опять заговорил:
– Я думал, кончит он среднюю школу и хватит с него. Да нет, где там! Он, видите ли, не такой, наш Робби! Ему вечерние курсы понадобились. Представляете? Не школьные, а за плату. Где только он такие деньги достал, не знаю.
– С запросами юноша.
– Кой черт с запросами! Вы лучше поинтересуйтесь, на кого там учат, на этих курсах. На парикмахера. Не бритье-стрижка, а дамские прически. Может, теперь вам ясно, из-за чего я беспокоюсь?
Робби повернулся к нам. Тонкий нож, которым он резал ветчину, застыл у него в правой руке. Он уставился мне в лицо, видимо ожидая, что я скорчу презрительную гримасу.
Я попытался принять вид строгий, проникновенный, но в то же время уклончивый. Я пощипал бороду, что, как утверждают, свидетельствует о глубокомыслии.
– Тут что ни скажешь, все равно один из вас на меня набросится. Я между двух огней.
Папаша вздохнул всей грудью и медленно перевел дух.
– Правильно, черт подери, — сказал он и хмыкнул, и напряженная атмосфера на кухне разрядилась.
Робби поставил тарелки с ветчиной на стол и улыбнулся мне — по-моему, благодарной улыбкой.
– Ну вот, теперь, когда шерсть у нас на загривках улеглась, скажите, как вы относитесь к этим парикмахерским и косметическим делам? — спросил папаша.
– Вряд ли вам мое отношение понравится.
– Пока не сказали, откуда мне знать, понравится или не понравится.
– Ладно. Только дайте я сначала поем, а то, может, придется ноги отсюда уносить.
Я покончил с фасолью и дошел до половины своей порции ветчины, прежде чем ответил ему.
– Ну-с, вот, — сказал я. — Вы затронули тему, над которой я часто думаю. У меня довольно много знакомых женщин и девушек — всех возрастов, всех типов, всех обличий. Они все разные, и двух похожих не найдется, но одно их роднит — дамский мастер. В любой общественной группировке самое влиятельное лицо — дамский мастер. Это мое твердое убеждение.
– Шутки шутите.
– Нет, не шучу. Я этот вопрос изучил со всех сторон. Когда женщины идут в парикмахерскую — а они все там бывают, кому это по карману, — с ними что-то делается. Они отходят душой, успокаиваются. Им не надо там притворяться, строить из себя кого-то. Дамский мастер знает, какая у них кожа под слоем пудры, сколько каждой лет, от него не утаишь пластическую операцию на лице. И поэтому женщины рассказывают парикмахеру такое, в чем они не посмели бы признаться священнику, и с полной откровенностью обсуждают с ним некоторые обстоятельства, которые не прочь скрыть даже от врача.
– Быть того не может!
– Может. Говорю вам, я этот вопрос изучаю. Женщина отдает в руки дамского мастера свою тайную жизнь, и он завоевывает такой авторитет, что куда там другим мужчинам. Мне приходилось слышать, как на мнения парикмахеров в вопросах искусства, литературы, политики, экономики, ухода за детьми, а также и в вопросах морали ссылались как на нечто непререкаемое.
– Вы, наверно, перебарщиваете, но я вам верю.
– Да нет, кроме шуток. Умный, вдумчивый, деятельный парикмахер обладает властью, которая кажется непостижимой большинству мужчин.
– Господи, твоя воля! Робби, слышишь? Ты знал об этом?
– Кое-что знал. По той специальности, которую я выбрал, мы и психологию проходили.
– Вот уж не думал! — сказал папаша. — Слушайте, а не выпить ли нам по маленькой?
– Нет, спасибо, сегодня не могу. У меня собака заболела. Завтра хочу встать пораньше и поеду на поиски ветеринара.
– Знаете что? Робби пристроит вам какую-нибудь лампочку для чтения. А движок я не стану выключать. Завтракать утром будете?
– Нет, вряд ли. Я рано выеду.
Когда я вернулся в домик после тщетных попыток облегчить Чарли его муки, Робби привязывал лампочку на длинном шнуре к изголовью моего унылого железного ложа.
Он сказал вполголоса:
– Я, мистер, не знаю, верите ли вы сами в то, что говорили, но меня вы поддержали здорово.
– Да, пожалуй в основном все правильно. Но в таком случае на вас ляжет большая ответственность. А, Робби?
– Безусловно, — проникновенным голосом ответил он.
Ночь выдалась беспокойная. Я снял домик, далеко не такой удобный, как тот, что возил с собой, а водворившись здесь, вмешался не в свое дело. И хотя обычно люди следуют чужим советам только в том случае, если и без них собирались так поступать, не исключена была возможность, что мои дифирамбы куаферам породят нечто чудовищное.
Глубокой ночью Чарли разбудил меня тихоньким, виноватым поскуливанием, а так как скулить не в его привычках, я сразу встал с постели. Чарли мучился, брюхо у него раздуло, нос и уши были горячие. Я вывел его и сам пошел с ним, но ему так и не удалось облегчиться.
Как мне хотелось хоть немножко смыслить в ветеринарной науке! Когда животное заболевает, чувствуешь себя совершенно беспомощным. Оно не может рассказать о своих ощущениях, но, с другой стороны, и лгать не умеет и не будет нагромождать симптомы болезни или предаваться утехам ипохондрии. Я не собираюсь утверждать, что им вовсе не свойственно притворство. Даже Чарли, честнейший пес, и тот иной раз начинает припадать на одну ногу, когда ему вдруг покажется, будто его обидели. Написал бы кто-нибудь хороший, полный справочник по лечению собак! Я бы сам за это взялся, да знаний у меня нет.
