Цветок в пустыне - Голсуорси Джон (книги онлайн полностью .TXT) 📗

– Прочёл. Они не смели её пропускать, – вот что я вам доложу.

– Свобода слова, – пояснила Динни. Собака прижалась мордой к её колену. – Фош хорошо себя ведёт?

– С ним никаких хлопот, мисс. Он у нас настоящий джентльмен. Верно, старина?

Спаниель по-прежнему прижимался к ноге девушки, и его прикосновение успокаивало её.

Когда такси остановилось на Корк-стрит, Динни вынула из сумочки карандаш, оторвала чистый листок от письма Уилфрида и написала:

"Родной мой,

Делай как знаешь. Но помни: я с тобой навсегда. Нас не разлучит никто, пока ты меня любишь.

Твоя Динни.

Ты не сделаешь этого, правда? Ох, не надо!"

Она лизнула оставшийся на конверте клей, вложила туда половинку листка и сдавила письмо в пальцах. Когда клей схватился, Динни вручила конверт Стэку, поцеловала собаку в голову и сказала шофёру:

– Маунт-стрит, со стороны парка, пожалуйста. Спокойной ночи, Стэк.

– Спокойной ночи, мисс.

Взгляд и склад губ неподвижно стоявшего вестового выражали такое глубокое понимание происходящего, что девушка отвернулась. И на этом закончилась прогулка, которой она с нетерпением ждала с самого утра.

Динни вылезла на углу Маунт-стрит, зашла в парк и села на ту скамейку, где раньше сидела с Уилфридом. Она забыла, что с ней нет провожатого, что она без шляпы и в вечернем платье, что пробило уже восемь, и сидела, подняв воротник, втянув каштановую головку в плечи и пытаясь стать на точку зрения Уилфрида. Понять его нетрудно. Гордость! Она сама достаточно горда, чтобы его понять. Не впутывать других в свою беду – это же элементарное правило. Чем дороже тебе человек, тем сильнее хочется и оберечь его. Странная ирония судьбы: любовь разделяет людей именно тогда, когда они всего нужнее друг другу! И выхода, по-видимому, нет! Слабые звуки гвардейского оркестра донеслись до слуха девушки. Что играют? "Фауста"? Нет, "Кармен"! Любимая опера Уилфрида! Динни встала и по траве, напрямик, направилась туда, где играла музыка. Сколько здесь народу! Девушка отошла в сторону, отыскала свободный садовый стул, вернулась назад и села под кустом рододендронов. Хабанера! Первые такты всегда вызывают дрожь. Какая дикая, внезапная, непонятная и неотвратимая вещь – любовь! "Lгamour est lгenfant de Boheme…" [5]. В этом году поздние рододендроны. Какой красивый вон тот, тёмно-розовый! В Кондафорде у нас свои такие же… Ох, где он, где он сейчас? Почему, даже любя, нельзя сорвать с себя плотские покровы, чтобы призраком скользить рядом с Уилфридом, вложив в его руку свою? Лучше уж держаться за руку призрака, чем остаться одному! И неожиданно Динни почувствовала, что такое одиночество, почувствовала так остро, как ощущают его только по-настоящему влюблённые люди, когда мысленно рисуют себе жизнь без любимого существа. Отрезанная от Уилфрида, она поникнет, как поникают цветы на стебельках. «Хочу побыть один – посмотрю, как всё обернётся». Сколько он захочет пробыть один? Всю жизнь? При мысли об этом девушка вздрогнула. Какой-то прохожий, предположив, что она собирается с ним заговорить, остановился и взглянул на неё. Лицо девушки внесло поправку в его первое впечатление, и он пошёл дальше. Динни предстояло убить ещё два часа: она не желает, чтобы родные догадались, как печально кончился для неё вечер. Оркестр завершает концерт арией тореадора. Самая популярная и самая банальная мелодия оперы! Нет, не банальная, она нужна для того, чтобы её грохот заглушил безысходность смерти, точно так же, как страсть двух влюблённых тонет в грохоте окружающего их мира. Что он такое, как не бессмысленные и безжалостные подмостки, по которым движутся статисты-люди, сталкиваясь и на мгновение обнимая друг друга в тёмных закоулках кулис? Как странно звучат аплодисменты на открытом воздухе! Динни взглянула на ручные часики. Половина десятого. Окончательно стемнеет не раньше чем через час, но уже стало прохладно, в воздухе поплыл аромат трав и листвы, краски рододендронов потускнели, пеньё птиц смолкло. Люди шли и шли мимо Динни. Она не замечала в них ничего необычного, и они не замечали ничего необычного в ней. Динни подумала: «Да бывает ли вообще в жизни что-нибудь необычное? Бывает, – я не обедала». Зайти в кафе? Пожалуй, слишком рано. Но не может быть, чтобы здесь нигде нельзя было поесть! Не обедать, завтракать кое-как и не пить чаю, – кажется, так и полагается при любовных терзаниях? Динни направилась к Найтс-бридж, убыстряя шаг скорее инстинктивно, чем на основании опыта, потому что впервые бродила по Лондону в такой поздний час. Она без приключений добралась до ворот, пересекла проспект и пошла по Слоун-стрит. На ходу ей было легче, и Динни отметила про себя это обстоятельство. «Когда томишься от любви, – ходи!» Широкая и прямая улица была почти пуста, на Динни некому было обращать внимание. Тщательно запертые высокие и узкие дома с казённого вида фасадами и железными шторами на окнах, казалось, ещё более подчёркивали равнодушие упорядоченного мира к переживаниям одиноких прохожих вроде неё. На углу Кингз-род стояла женщина.

– Не скажете, где здесь поблизости можно поесть? – осведомилась Динни.

Только после этого она заметила, что у женщины, к которой она обратилась, круглое скуластое лицо с сильно подведёнными глазами, добродушный рот, губы немного мясистые, нос тоже. Выражение глаз было такое, словно они утратили соприкосновение с душой, – следствие постоянной привычки попеременно казаться то неприступными, то обольстительными. На тёмном облегающем платье поблёскивала нитка искусственного жемчуга. Динни не могла удержаться от мысли, что не раз видела в обществе женщин, похожих на эту.

– Налево недурной ресторанчик.

– Не хотите ли зайти со мной перекусить? – предложила Динни, не то повинуясь первому импульсу, не то уловив в глазах женщины голодный блеск.

– Ещё бы! – ответила та. – По правде сказать, вышла-то я не поевши. Да и в компании посидеть приятно.

Она свернула на Кингз-род, и Динни пошла рядом с ней, подумывая, что если встретит знакомых, может получиться неудобно, но в общем испытывая облегчение.

"Бога ради, Динни, держись естественно", – мысленно увещевала она себя.

Женщина привела её в небольшой ресторанчик, вернее – кабачок, потому что при нём был бар. В обеденном зале, куда вёл отдельный вход, было пусто. Они сели за столик, где стояли судок, ручной колокольчик, бутылка вустерской минеральной воды и вазочка с осыпающимися ромашками, которые, видимо, попали в неё уже несвежими. В воздухе припахивало уксусом.

– Я не отказалась бы от сигареты, – объявила женщина.

У Динни не было сигарет. Она позвонила.

– Какой сорт вы курите?

– А, любую дешёвку.

Появилась официантка, взглянула на женщину, взглянула на Динни и осведомилась: "Что вам?"

– Пачку "Плейере", пожалуйста. Мне большую чашку свежего кофе покрепче с кексом или булочкой. А вам?

Женщина посмотрела на Динни, словно оценивая её возможности, посмотрела на официантку и нерешительно попросила:

– По правде сказать, я здорово голодная. Холодного мяса и бутылку портера, что ли.

– Гарнир или салат? – спросила Динни.

– Благодарю, лучше салат.

– Прекрасно. Возьмём ещё пикули. И будьте добры, поскорее.

Официантка провела языком по губам, кивнула и ушла.

– Знаете, это очень мило с вашей стороны, – неожиданно выпалила женщина.

– С вашей стороны тоже очень любезно, что вы согласились. Без вас я совсем растерялась бы.

– Она не понимает, в чём дело, – сказала женщина, кивнув в сторону исчезнувшей официантки. – Сказать по правде, я тоже.

– Почему? Мы же обе хотим есть.

– Ну, в этом сомневаться не приходится, – согласилась женщина. – Увидите, как я буду уплетать. Ужасно рада, что вы заказали пикули. Обожаю маринады, хоть они мне и не по карману.

– Я забыла про коктейли, – смущённо призналась Динни. – Но, может быть, их тут не приготовляют?