Смерть героя - Олдингтон Ричард (книга регистрации .txt) 📗
Джордж не успокоился, пока ему не удалось отправиться в настоящий поход. Его спутником на этот раз был Том Конингтон, младший брат Дональда, и этот поход тоже оказался незабываемым, хоть они и мокли каждый день под дождем и питались чуть ли не одной яичницей с ветчиной (кажется, в деревенских трактирах по всей Англии ни о каких других блюдах и не слыхивали), Джордж с Томом доехали поездом до Корф Касла, потом целый день шагали до Суониджа по болотам и торфяникам, где все сплошь заросло вереском и дроком, и повсюду кивают белые головки пушицы. Дальше они берегом прошли Кимеридж и Престон Лалворс и Лайм Риджис, останавливаясь на ночлег в домишках местных жителей или в сельских трактирах. В Лайм Риджис они повернули, миновали Хонитн, Колламптон, Тэвисток, дошли до Далвертона и Порлока, северной частью Девонского побережья до Байдфорда и здесь повернули назад к Южному Моултону, где им пришлось сесть в поезд, потому что денег у них оставалось в обрез, — только на билет до дому. Вся эта прогулка заняла меньше двух недель, а казалось — прошло два месяца. Им обоим было так весело. Они так славно болтали на ходу, пели, немилосердно перевирая каждую мелодию, отыскивали дорогу по карте, мокли под дождем, сушились у огня в деревенских кабачках, вступали в разговор с каждым встречным фермером и батраком, который не прочь был с ними потолковать, после ужина распивали пинту пива и читали или курили. И все время их не покидало это чувство необычайного; каждое утро, даже в дождь и туман, они вновь пускались на поиски приключений и открытий; усталость, дрянные захудалые гостиницы, раскисшие грязные дороги — все их веселило, все было ново и увлекательно.
Не так-то легко представить себе Джорджа тех лет, вслепую, наугад подбираешь крохи сведений — все эти «влияния», «сценки», разрозненные события его юности. Вот, например, несколько отрывочных записей о прогулке с Дональдом и дату я нашел на обороте наброска кроктонской церкви. А маршрут похода с Томом Конингтоном и кое-какие заметки тех дней оказались в конце томика избранных английских эссе, который Джордж, по-видимому, захватил с собой в дорогу. Чужая душа, как известно, потемки, и сколько я ни стараюсь, мое воображение не в силах из этих обрывков жизни воссоздать облик юного Джорджа, и еще труднее представить себе, что он думал и чувствовал. Мне кажется, он с грехом пополам приспособился к обстановке в школе и к враждебности, неизменно встречавшей его дома: время шло, у него появились друзья — и, должно быть, он стал увереннее в себе, даже счастливее. Как у всех людей с обостренной восприимчивостью, у него легко менялось настроение, он бывал хмур или весел, смотря по погоде, по времени года. Только что он шумно ликовал, — а через минуту им уже овладело глубочайшее уныние. И такую перемену — я сам не раз это замечал — могло вызвать какое-нибудь случайно оброненное слово. Он сам обычно вкладывал в свои слова больше, — а порою меньше, — чем они значили, и ему казалось, что другие тоже слышат не просто фразу, а скрытую за нею мысль. Он воображал, что и другие вкладывают в каждое слово второй, сокровенный смысл, — и редко принимал услышанное так же просто, как оно было сказано. Его невозможно было убедить, и сам он не умел поверить, что люди, говоря самые простые, обыденные слова, ничего больше не подразумевают и ни на что не намекают. Должно быть, он очень рано привык пользоваться иронией как средством самозащиты, притом, иронизируя, он мог, как будто и невинно, смеяться над всем, что его окружало. Он так и не избавился от этой привычки.
Но какое-то недолгое время он был счастлив. Дома наступило своего рода перемирие — зловещее, как затишье перед бурей, но Джордж этого не знал, зато он был теперь больше предоставлен самому себе. Присцилла, пробудившая в нем жажду женской близости, сама же и утоляла ее, утоляла пробудившуюся чувственность. А потом, когда Присцилла как-то незаметно ушла из его жизни, появилось новое увлечение, не такое глубокое, более обыденное: девушка по имени Мэйзи. Она была смуглая, грубоватая, немногим старше Джорджа, но гораздо более зрелая. В сумерках они бродили по крутым тенистым дорожкам Мартинс Пойнта и целовались. Джорджа немного пугало, что Мэйзи так жадно впивается в его губы и вся прижимается к нему; чувствуя себя виноватым, он вспоминал Присциллу, ее нежную, еле уловимую прелесть, точно скромный и душистый весенний сад. Однажды вечером Мэйзи завела его незнакомой ему дорогой в глухой уголок, где тесно росли сосны и в тени их поднималась густая, нехоженая трава. Надо было взобраться по крутому склону холма.
— Ох, как я устала! — вздохнула Мэйзи. — Давай посидим.
Она откинулась на траву, Джордж растянулся рядом. Потом наклонился над нею и сквозь тонкую летнюю рубашку почувствовал теплые холмики ее грудей.
— «Как сладко прикосновение уст твоих», — сказал Джордж и прибавил: — «Мед и молоко под языком твоим». 127
Кончиком языка он разжал ее влажные губы, и она коснулась его своим языком…………………. «Почему это?» — глупо удивился он и стал целовать ее еще нежнее и чувственней.
— Губы твои… — бормотал он. — Твои губы…
— Но должно быть что-то еще, — шепнула в ответ Мэйзи. — Я хочу от тебя еще чего-то.
— Что же еще я могу тебе дать? Что может быть прекрасней твоих поцелуев?
Несколько минут она не шевелилась, позволяя целовать себя, и вдруг порывисто села.
— Мне пора домой.
— Ну что ты? Нам тут так хорошо, и ведь еще не поздно.
— Я обещала маме, что сегодня приду пораньше.
Джордж проводил Мэйзи до дому и никак не мог понять, почему на прощанье она поцеловала его так холодно и небрежно.
Несколько дней спустя Джордж под вечер вышел из дому, объяснив, что хочет наловить для коллекции ночных бабочек, — он надеялся встретить Мэйзи. Неслышно завернув за угол, он увидел невдалеке в сумерках две удаляющиеся фигуры: Мэйзи шла по дорожке с молодым человеком лет двадцати. Он обнимал ее за талию, а она склонилась головой ему на плечо, как склонялась, бывало, на плечо Джорджа. Надо надеяться, что этот молодой человек дал ей что-то еще. Джордж повернулся и побрел домой; он смотрел на кроткие, ясные звезды и напряженно думал: Что-то еще? Что-то еще? Впервые он догадался, что женщинам всегда нужно что-то еще, — и мужчинам, мужчинам тоже.
