Черный принц - Мердок Айрис (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
– Ее нет дома, но я поищу. И сразу же привезу.
– Здесь полно народу. Мы не будем…
– Да, да. Сейчас приеду.
– Он спилил мою магнолию, – жаловалась Присцилла. – Она, видите ли, затеняла клумбу. Сад у него всегда был – «мой сад», дом – «мой дом». Даже кухня и та была – «моя кухня». Я отдала этому человеку всю мою жизнь. У меня нет ничего, ничего!
– Удел человеческий мрачен и дик, – бормотал в ответ Фрэнсис. – Мы все – демоны друг для друга. Да. Демоны. – Вид у него был довольный, красные губы поджаты, медвежьи глазки поглядывали на меня скромно и удовлетворенно.
– Присцилла, позволь, я расчешу тебе волосы.
– Нет, не дотрагивайтесь до меня, я чувствую себя прокаженной, мне кажется, я заживо гнию, я уверена, что от меня пахнет…
– Присцилла, сними, пожалуйста, юбку, она, вероятно, ужасно смялась.
– Ну и что, какое это все имеет значение? О, я так несчастна.
– Давай по крайней мере снимем туфли.
– Мрачен и дик. Мрачен и дик. Демоны. Демоны. Да.
– Присцилла, перестань так напрягаться. Ты вся деревянная, точно неживая.
– А мне и незачем быть живой.
– Ну хоть попробуй лечь поудобнее!
– Я отдала ему всю жизнь. Больше у меня нет ничего. Ничего. Что еще остается женщине?
– Ужасно и напрасно. Напрасно и ужасно.
– О, мне так страшно…
– Присцилла, тебе совершенно нечего бояться. О господи, как ты меня мучаешь!
– Страшно.
– Прошу тебя, сними туфли.
У дверей снова зазвонили. Я открыл дверь, увидел Рейчел и уже готов был сокрушенно развести перед ней руками, как вдруг заметил у нее за спиной Джулиан.
Рейчел была одета в светло-зеленый, похожий на офицерский макинтош. Руки она держала в карманах, а лицо ее, обращенное ко мне, выражало тайный восторг. Одного взгляда, которым мы обменялись в первое же мгновение, было достаточно, чтобы почувствовать, как далеко мы успели зайти со времени последнего свидания. Обычно люди не слишком всматриваются в глаза друг другу. Я испытал приятное потрясение. Джулиан была в бежевом вельветовом жакете и брюках, на шее – газовый индийский шарф, коричневый с золотом. Вид был шикарный, но при этом лицо ее и весь облик выражали застенчивость и скромность, она словно говорила: «Я знаю, я здесь самая младшая, самая незначительная и неопытная, но я сделаю все, чтобы быть вам полезной, и спасибо вам большое за то, что вы вообще обращаете на меня внимание». Все это, разумеется, одна поза. В действительности молодые люди самодовольны и совершенно безжалостны. В руках она держала женщину на буйволе и большой букет ирисов.
Рейчел поспешила объяснить:
– Джулиан как раз вернулась домой и непременно захотела привезти вам эту вещицу сама.
Джулиан сказала:
– Я так рада, что могу вернуть ее Присцилле. Конечно, раз это ее, надо ей тут же отдать. И я очень надеюсь, что это ее немного ободрит и обрадует.
Я пригласил их войти и провел в спальню, где Присцилла по-прежнему жаловалась Фрэнсису:
– Он не имел ни малейшего представления о равенстве, мужчины вообще этого не понимают, они презирают женщин… Мужчины ужасны, ужасны…
– Присцилла, к тебе гости.
Присцилла сидела в кровати, обложенная высоко взбитыми подушками, из-под одеяла выглядывали носки туфель. Глаза у нее покраснели и заплыли от слез, рот был скорбно растянут, точно щель почтового ящика.
Джулиан вышла вперед и села на край кровати. Она почтительно положила ирисы на одеяло под бок Присцилле и, словно забавляя ребенка, стала двигать к ней по одеялу бронзового буйвола. Фигурка ткнулась Присцилле в грудь. Присцилла не поняла, что это, и с испугом и отвращением вскрикнула. А Джулиан тем временем вздумала ее поцеловать и, подавшись вперед, потянулась губами к ее щеке. Слышно было, как они стукнулись подбородками.
Я сказал мягко:
– Посмотри, Присцилла, вот твоя женщина на буйволе. Вернулась к тебе, видишь?
Джулиан успела ретироваться к изножью кровати. Она смотрела на Присциллу с мучительной, все еще несколько застенчивой жалостью, чуть приоткрыв губы и, словно в молитве, сложив ладони. Казалось, она молит Присциллу о прощении за то, что она молода, хороша собой, чиста и не испорчена и перед нею – долгое будущее, а Присцилла стара, безобразна и грешна и будущего у нее нет. Контраст между ними был пронзителен, как спазм.
Я ощутил эту боль, я разделил муку сестры. Я сказал:
– И смотри, что за чудесные цветы тебе принесли, Присцилла. Какая ты счастливица!
Присцилла сердито прошептала:
– Я не маленькая. Нечего вам всем так… меня жалеть. И смотреть на меня так. И так со мной обращаться, как будто… как будто…
Она нашарила на одеяле бронзовую фигурку, я думал, она хочет подержать ее. Но вместо этого она с размаху швырнула ее через всю комнату об стену. Слезы снова градом полились у нее из глаз, она зарылась лицом в подушку. Ирисы упали на пол. Фрэнсис подобрал женщину на буйволе и, улыбаясь, спрятал в ладонях. Я сделал знак Рейчел и Джулиан, и мы вышли из спальни. В гостиной Джулиан сказала:
– Мне так ужасно жаль.
– Ты не виновата, – ответил я ей.
– Как это, должно быть, жутко, когда ты… вот такая.
– Ты не можешь понять, каково это, когда ты вот такая, – сказал я. – Так что и не пытайся.
– Мне ужасно жаль ее.
– Беги-ка теперь по своим делам, – сказала Рейчел.
– Мне… мне бы хотелось, – нерешительно проговорила Джулиан, – ну, ладно. – Она пошла к двери, но обернулась. – Брэдли, можно тебя на два слова? Проводи меня до угла, ладно? Я тебя не задержу.
Я по-заговорщически махнул Рейчел и вышел вслед за девушкой из дому. Она, не оглядываясь, самоуверенно прошла через двор и свернула на Шарлотт-стрит. Ярко светило холодное солнце, и я вдруг почувствовал большое облегчение, очутившись на улице в толпе спешащих, незнакомых, равнодушных людей, под ясными синими небесами.
Мы прошли несколько шагов и остановились перед оранжевой телефонной будкой. Джулиан снова стала оживленной и по-мальчишески задорной. Она тоже явно испытывала облегчение. Над нею, сзади, высилась башня Почтамта, и я словно сам был в этой вышине – так отчетливо, так близко мне видны были все ее сверкающие металлические части. Я чувствовал себя высоким и прямым – до того хорошо было вдруг вырваться из дома, прочь от Присциллиных красных глаз и тусклых волос, и очутиться на минуту рядом с кем-то, кто молод, красив, не испорчен и не растрачен, с кем-то, у кого есть будущее.
Джулиан озабоченно сказала:
– Брэдли, мне очень жаль, что у меня это так плохо получилось.
– Это ни у кого бы хорошо не получилось. Настоящее страдание само отрезает к себе все дороги.
– Как ты замечательно сказал! Но святой человек мог бы ее утешить.
– Святых нет, Джулиан. Да ты и молода еще думать о святости.
– Я знаю, мне так по-идиотски мало лет. О господи, старость так ужасна, бедная, бедная Присцилла. Послушай, Брэдли, я только хотела тебя поблагодарить за то письмо. Такого замечательного письма мне еще не писал никто.
– Какое письмо?
– Ну, то письмо. Об искусстве. Об искусстве и правде.
– А-а, ну да.
– Я считаю тебя моим учителем.
– Очень любезно с твоей стороны, но…
– И прошу тебя составить мне список литературы для чтения. Более полный.
– Спасибо, что принесла назад женщину на буйволе. Надо будет дать тебе что-нибудь взамен.
– Правда? Ах, пожалуйста! Что-нибудь, какую-нибудь маленькую вещичку. Мне бы так хотелось иметь от тебя память, меня бы это вдохновляло, какую-нибудь вещь, которая у тебя давно, которую ты много раз держал в руках.
Я был тронут.
– Я поищу, – сказал я. – А теперь мне, пожалуй…
– Брэдли, погоди немного. Мы с тобой совершенно не разговариваем. Ну да, я понимаю, сейчас нельзя, но давай встретимся как-нибудь на днях, мне нужно поговорить с тобой о «Гамлете».
– О «Гамлете»? Ах да, но…
– Мне надо подготовить его к экзамену. И потом, знаешь, Брэдли, я совершенно согласна с тем, что ты написал в своей рецензии на папину книгу.
