Острова в океане - Хемингуэй Эрнест Миллер (читать полную версию книги TXT) 📗
Рыба шла наверх — широкая, длинная, как затонувшее бревно. Дэвид следил за ней, в то же время поглядывая на вершинку удилища и стараясь, чтобы его не захлестнуло леской. Впервые за шесть часов спина, руки и ноги у него не чувствовали напряжения, и Томас Хадсон видел, как подрагивают, дергаются у мальчика мускулы на ногах. Эдди с багром нагнулся над кормой, а Роджер медленно, равномерно вел поводок кверху.
— Больше тысячи фунтов потянет, — сказал Эдди. Потом очень тихо: — Роджер, крючок держится на ниточке.
— Сможешь дотянуться до нее? — спросил Роджер.
— Пока нет, — сказал Эдди. — Легче, легче, не спешите.
Роджер продолжал подтягивать поводок, и огромная рыба постепенно приближалась к катеру.
— Сейчас оборвется, — сказал Эдди. — На честном слове держится.
— А теперь достанешь? — спросил Роджер. Голос у него не изменился.
— Нет еще, — так же тихо сказал Эдди.
Роджер поднимал рыбу мягко, со всей осторожностью, на какую только был способен. И вдруг напряжение исчезло из его тела, и он выпрямился, держа в обеих руках провисший поводок.
— Нет. Нет. Нет. Боже мой, нет! — сказал Том-младший.
И в ту же минуту Эдди с багром кинулся в воду, пытаясь дотянуться до рыбы и забагрить ее.
Но все было напрасно. Огромная рыбина, похожая на большую темно-лиловую птицу, постояла в глубине, потом медленно пошла вниз. Они смотрели, как она опускалась, становясь все меньше и меньше, и наконец исчезла из виду.
Шляпа Эдди плавала по спокойной воде, а сам он держался за багор. Веревка от багра тянулась к пиллерсу на корме. Роджер обнял Дэвида, и Томас Хадсон увидел, что плечи у мальчика трясутся. Но он предоставил его Роджеру.
— Спусти трап, помоги Эдди влезть, — сказал он Тому-младшему. — Энди, возьми удилище. Вынь его из гнезда.
Роджер поднял Дэвида, донес его до койки у правого борта и положил там. Он продолжал обнимать мальчика, а тот лежал на койке ничком.
Эдди, весь мокрый, влез на катер и стал переодеваться. Эндрю выловил багром его шляпу, а Томас Хадсон успел сходить в каюту за рубашкой и брюками для Эдди и за рубашкой и шортами для Дэвида. Он с удивлением отметил, что ничего не чувствует, кроме жалости и любви к Дэвиду. Эта схватка с рыбой иссушила в нем все другие чувства.
Когда он вернулся, Дэвид, голый, по-прежнему лежал на койке лицом вниз, а Роджер растирал его спиртом.
— Плечи больно и копчик, — сказал Дэвид. — Там, пожалуйста, потише, мистер Дэвис.
— Это где натерло, — сказал ему Эдди. — Сейчас отец смажет тебе руки и ноги меркурохромом. Это не больно.
— Надень рубашку, Дэви, — сказал Томас Хадсон. — А то простудишься. Том, принеси ему одеяло какое полегче.
Томас Хадсон смазал меркурохромом те места, где лямки натерли мальчику спину, и помог ему надеть рубашку.
— Я уже ничего, — тусклым голосом проговорил Дэвид. — Я хочу кока-колы. Можно, папа?
— Пожалуйста, — сказал Томас Хадсон. — А потом Эдди разогреет тебе суп.
— Я не голоден, — сказал Дэвид. — Я сейчас не смогу есть.
— Ну, подождем немного, — сказал Томас Хадсон.
— Я понимаю, каково тебе, Дэви, — сказал Эндрю, подавая ему бутылку кока-колы.
— Никому этого не понять, — сказал Дэвид.
Томас Хадсон объяснил старшему сыну, каким курсом идти к острову.
— Смотри, чтобы моторы работали синхронно, на триста оборотов, Томми, — сказал он. — Когда стемнеет, будет виден маяк, а потом я произведу корректировку.
— Ты меня почаще проверяй, папа. Скажи, тебе так же тошно, как мне?
— Тут ничего не поделаешь.
— А Эдди попытался что-то сделать, — сказал Том-младший. — Не каждый прыгнул бы в океан за какой-то рыбой.
— Эдди был на волоске, — сказал ему отец. — Ты представляешь себе, что могло бы случиться, если бы он забагрил ее не с катера, а в воде?
— Эдди бы справился, — сказал Том-младший. — Ну как, синхронно они работают?
— К моторам надо прислушиваться, — сказал ему отец, — а не только на тахометры поглядывать.
Томас Хадсон подошел к койке и сел рядом с Дэвидом. Мальчик был закутан в легкое одеяло, и Эдди возился с его руками, а Роджер смазывал ему меркурохромом ноги.
— А-а, папа, — сказал он и посмотрел на Томаса Хадсона, а потом отвел глаза в сторону.
— Жаль, Дэви, очень жаль, — сказал ему отец. — Ты так с ней сражался. Лучше Роджера, лучше всех, кого я знаю.
— Большое спасибо, папа. Только не надо об этом говорить.
— Дать тебе чего-нибудь, Дэви?
— Если можно, еще кока-колы, — сказал Дэвид.
Томас Хадсон вынул из ящика для наживки бутылку охлажденной на льду кока-колы и откупорил ее. Он сел рядом с Дэвидом, и мальчик выпил всю бутылку, держа ее в руке, которую Эдди уже успел обработать.
— Суп скоро будет готов. Он уже закипает, — сказал Эдди. — Том, а соус не подогреть? К салату из крабов?
— Подогрей, — сказал Томас Хадсон. — Мы с утра ничего не ели. А Роджер так за весь день не выпил ни глотка.
— Только что — бутылку пива, — сказал Роджер.
— Эдди, — сказал Дэвид. — А сколько она весила, по правде?
— Больше тысячи фунтов, — сказал ему Эдди.
— Спасибо вам, что вы прыгнули за борт, — сказал Давид. — Большое спасибо, Эдди.
— Да ну, чего там! — сказал Эдди. — А что еще было делать?
— Папа, как по-твоему, в ней, правда, было тысяча фунтов? — спросил Дэвид.
— Безусловно, — сказал Томас Хадсон. — Мне такие громадины ни разу не попадались, ни марлины, ни меч-рыбы.
Солнце спряталось, и катер шел по спокойному морю, шел, урча моторами, быстро бороздя ту самую воду, по которой они так медленно продвигались все эти часы.
Эндрю тоже примостился на краю широкой койки.
— Ну, что, наездник? — сказал ему Дэвид.
— Если бы ты выловил эту рыбу, — сказал Эндрю, — ты стал бы самым знаменитым мальчиком на свете.
— А я не хочу быть знаменитым, — сказал Дэвид. — Предоставляю это тебе.
— А мы бы прославились как твои братья, — сказал Эндрю. — Серьезно.
— А я бы прославился как твой друг, — сказал Роджер.
— А я бы прославился как рулевой, — сказал Томас Хадсон. — А Эдди — как гарпунщик.
— Уж Эдди-то непременно прославился бы, — сказал Эндрю. — А Томми прославился бы тем, что он столько коктейлей приготовил. Идет страшная битва, а Томми знай носит стаканы.
— А рыба? Она бы не прославилась? — спросил Дэвид. Он уже был таким, как всегда. Во всяком случае, голос у него звучал, как всегда.
— Она бы прославилась больше всех, — сказал Эндрю. — Она бы себя обессмертила.
— Надеюсь, ей ничего не сделалось, — сказал Дэвид. — Надеюсь, она цела и невредима.
— Конечно, — сказал Роджер. — По тому, как в ней сидел крючок и как она сопротивлялась, я знаю, что ей ничего не сделалось.
— Когда-нибудь я вам расскажу, как все было, — сказал Дэвид.
— Расскажи сейчас, — потребовал Энди.
— Сейчас я устал, и вообще вы подумаете, я сумасшедший.
— Расскажи. Ну хоть немножко, — пристал к нему Эндрю.
— Не знаю, стоит или нет. Папа, как по-твоему?
— Давай, давай, — сказал Томас Хадсон.
— Ну… — сказал Дэвид, зажмурившись. — В самые тяжелые минуты, когда мне было труднее всего, я не различал, где она и где я.
— Понимаю, — сказал Роджер.
— И тогда я полюбил ее больше всего на свете.
— Прямо-таки полюбил? — спросил Эндрю.
— Да. Полюбил.
— Фью! Вот уж чего не понимаю, — сказал Эндрю.
— Когда она стала подниматься, я так ее любил, что сил моих не было, — сказал Дэвид, все еще зажмурившись. — Мне хотелось только одного: увидеть ее как можно ближе.
— Понимаю, — сказал Роджер.
— Теперь мне плевать, что я ее упустил, — сказал Дэвид. — И плевать мне, что я не поставил рекорда. А ведь думал, что мне хочется его поставить. Очень хорошо, что она цела и я цел. Мы с ней не враги.
— И хорошо, что ты поделился с нами, — сказал Томас Хадсон.
— Большое вам спасибо, мистер Дэвис, за то, что вы сказали мне, когда она в первый раз ушла вглубь. — Дэвид говорил, не открывая глаз.
