Триумфальная арка - Ремарк Эрих Мария (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
Равик улыбнулся.
– Если хочешь что-либо сделать, никогда не спрашивай о последствиях. Иначе так ничего и не сделаешь.
Она посмотрела на него.
– Когда дело касается мелочей, можно и спросить, а ежели речь идет о важном – никогда.
– И это верно.
Она прошла в ванную и пустила воду. Равик сел у окна и закурил. Высоко над крышами стояло красноватое зарево, бесшумно кружился снег. С улицы донесся лающий гудок такси. На полу бледно мерцали хризантемы. На диване лежала газета. Он принес ее вечером… Бои на чешской границе, бои в Китае, ультиматум, где-то пало правительство… Он взял газету и сунул ее под цветы.
Жоан вышла из ванной. Разгоряченная, она присела на корточки среди цветов.
– Где ты был вчера ночью? – спросила она.
Он протянул ей сигарету.
– Ты и в самом деле хочешь это знать?
– Еще бы!
– Я был здесь, – сказал он после некоторого колебания, – и ждал тебя. Решил, что ты уже не придешь, и ушел.
Жоан молчала. В темноте то вспыхивал, то угасал огонек ее сигареты.
– Вот и все, – сказал Равик.
– Тебе захотелось выпить?
– Да…
Жоан повернулась к нему.
– Равик, – сказала она, – ты действительно ушел только потому, что не застал меня?
– Конечно.
Она положила ладони ему на колени. Сквозь халат он ощутил их тепло: то было ее тепло и тепло халата, более знакомого и памятного, чем многие годы жизни, и вдруг ему почудилось, что между халатом и Жоан давно уже существует какая-то связь и она вернулась к нему откуда-то из прошлого.
– Равик, ведь я каждый вечер приходила к тебе. Ты должен был знать, что я и на этот раз приду. А может, ты ушел просто потому, что не хотел меня видеть?
– Нет.
– Если ты не хочешь меня видеть, скажи, будь откровенен.
– Я бы тебе сказал.
– Значит, не в этом дело?
– Нет, действительно не в этом.
– Тогда я счастлива.
Равик посмотрел на нее.
– Что ты сказала?
– Я счастлива, – повторила она.
Он помолчал с минуту.
– А ты понимаешь, что говоришь? – спросил он наконец.
– Да.
Тусклый свет, проникавший с улицы, отражался в ее глазах.
– Такими словами не бросаются, Жоан.
– Я и не бросаюсь.
– Счастье, – сказал Равик. – Где оно начинается и где кончается?
Он тронул ногою хризантемы. Счастье, подумал он. Голубые горизонты юности. Золотая гармония жизни. Счастье! Боже мой, куда все это ушло?
– Счастье начинается тобой и тобой же кончится, – сказала Жоан. – Это же так просто.
Равик ничего не ответил. Что она такое говорит? – подумал он.
– Чего доброго, ты еще скажешь, что любишь меня.
– Я тебя люблю.
Он сделал неопределенный жест.
– Ты же почти не знаешь меня.
– А какое это имеет отношение к любви?
– Очень большое. Любить – это когда хочешь с кем-то состариться.
– Об этом я ничего не знаю. А вот когда без человека нельзя жить – это я знаю.
– Где кальвадос?
– На столе. Я принесу. Не вставай.
Она принесла бутылку и рюмку и поставила их на пол среди цветов.
– Знаю, ты меня не любишь, – сказала она.
– В таком случае, ты знаешь больше меня. Она взглянула на него.
– Ты будешь меня любить.
– Буду. Выпьем за любовь.
– Погоди.
Она наполнила рюмку и выпила. Затем снова налила и протянула ему. Он выпил не сразу. Все это неправда, подумал он. Полусон в увядающей ночи. Слова, сказанные в темноте, – разве они могут быть правдой? Для настоящих слов нужен яркий свет.
– Откуда ты все это знаешь?
– Оттого что люблю тебя.
Как она обращается с этим словом, подумал Равик. Совсем не думая, как с пустым сосудом. Наполняет его чем придется и затем называет любовью. Чем только не наполняли этот сосуд! Страхом одиночества, предвкушением другого «я», чрезмерным чувством собственного достоинства. Зыбкое отражение действительности в зеркале фантазии! Но кому удалось постичь самую суть? Разве то, что я сказал о старости вдвоем, не величайшая глупость? И разве при всей своей бездумности она не ближе к истине, чем я? Зачем я сижу здесь зимней ночью, в антракте между двумя войнами, и сыплю прописными истинами, точно школьный наставник? Зачем сопротивляюсь, вместо того чтобы очертя голову ринуться в омут, – пусть ни во что и не веря?
– Почему ты сопротивляешься? – спросила Жоан.
– Что ты сказала?
– Почему ты сопротивляешься? – повторила она.
– Я не сопротивляюсь… Да и к чему мне сопротивляться?
– Не знаю. Что-то в тебе закрыто наглухо, никого и ничего ты не хочешь впустить.
– Иди сюда, – сказал Равик. – Дай мне еще выпить.
– Я счастлива и хочу, чтобы ты тоже был счастлив. Я безмерно счастлива. Ты, и только ты у меня в мыслях, когда я просыпаюсь и когда засыпаю. Другого я ничего не знаю. Я думаю о нас обоих, и в голове у меня словно серебряные коло – кольчики звенят… А иной раз – будто скрипка играет… Улицы полны нами, словно музыкой… Иногда в эту музыку врываются людские голоса, перед глазами проносится картина, словно кадр из фильма… Но музыка звучит… Звучит постоянно…
Всего несколько недель назад ты была несчастна, подумал Равик. И не знала меня. Легко же тебе дается счастье.
Он выпил кальвадос.
– И часто ты бывала счастлива? – спросил он.
– Нет, не очень.
– Ну, а все-таки? Когда в последний раз у тебя в голове звенели серебряные колокольчики?
– Зачем ты спрашиваешь?
– Просто так, чтобы о чем-нибудь спросить.
– Не помню. И не хочу вспоминать. Тогда все было по-другому.
– Всегда все бывает по-другому.
Она улыбнулась ему. Ее лицо было светлым и открытым, как цветок с редкими лепестками, который раскрывается, ничего не тая.
– Это было два года назад, в Милане… – сказала она, – и продолжалось недолго…
– Ты была тогда одна?
– Нет. С другим. А он был очень несчастен, ревнив и ничего не понимал.
– Конечно, не понимал.
– Ты бы все понял. А он устраивал жуткие сцены. – Она взяла с дивана подушку, положила за спину и устроилась поудобнее. – Он ругался. Называл меня проституткой, предательницей, неблагодарной. И все это была неправда. Я не изменяла ему, пока любила. А он не понимал, что я его больше не люблю.
– Этого никто никогда не понимает.
– Нет, ты бы понял. Но тебя я буду любить всегда. Ты другой, и все у нас с тобой по-другому. Он хотел меня убить. – Она рассмеялась. – В таком положении они всегда грозятся убить. Через несколько месяцев другой тоже хотел меня убить.
Но никто никогда этого не делает. А вот ты никогда не захочешь меня убить.
– Разве что с помощью кальвадоса, – сказал Равик. – Дай-ка бутылку. Слава тебе, Господи, наконец-то мы заговорили по-человечески. Несколько минут назад я изрядно струсил.
– Оттого что я тебя люблю?
– Незачем начинать все сначала. Это вроде прогулки в фижмах и парике. Мы вместе, надолго ли, нет ли – кто знает? Мы вместе, и этого достаточно. К чему нам всякие церемонии?
– «Надолго ли, нет ли…» – мне это не нравится. Однако все это только слова. Ты не бросишь меня. Впрочем, и это только слова, сам знаешь.
– Безусловно. Тебя когда-нибудь бросал человек, которого ты любила?
– Да. – Она взглянула на него. – Один из двух всегда бросает другого. Весь вопрос в том, кто кого опередит.
– И что же ты делала?
– Все! – Она взяла у него рюмку и допила остаток. – Все! Но ничто не помогало. Я была невероятно несчастна.
– И долго?
– С неделю.
– Не так уж долго.
– Это целая вечность, если ты по-настоящему несчастен. Я была настолько несчастна – вся, полностью, что через неделю мое горе иссякло. Несчастны были мои волосы, мое тело, моя кровать, даже мои платья. Я была до того полна горя, что весь мир перестал для меня существовать. А когда ничего больше не существует, несчастье перестает быть несчастьем. Ведь нет ничего, с чем можно его сравнить. И остается одна опустошенность. А потом все проходит и постепенно оживаешь.
