Я, бабушка, Илико и Илларион - Думбадзе Нодар Владимирович (первая книга txt) 📗
– Ну, погоди, Илико Чигогидзе! Погоди! Сыграю я с тобой шутку, какой свет еще не видал! Письмо, да? Такое письмо напишу – за все расквитаюсь!
Я изумленно глядел на ошалевшего Иллариона, не понимая, что с ним происходит. А он выбежал в другую комнату, вынес листок бумаги, чернильницу с ручкой и, положив их на стол, крикнул:
– Садись, Зурикела! Садись и пиши! Нет, сперва изомни бумагу!
– Илларион!
– Мни, мни!.. Вот так! Теперь расправь!.. Так!.. Теперь пиши!
Илларион закурил папиросу, прислонился к стене, закрыл глаза и начал диктовать:
– «Я, Леварсий Чигогидзе, пишу это письмо перед своей смертью. Прожил я жизнь без радости. В последнем куске хлеба себе отказывал, копил копейку про черный день. Подорвал свое здоровье. Вот и умираю теперь. Одно утешение – не пропали даром мои труды. У яблони, под большим камнем, зарыл я кувшин с золотом. Настанет время, найдет его мой мальчик. А может, и не найдет. На все божья воля. Да хранит господь моего Илико. Аминь».
Я разгадал дьявольский план Иллариона, но тут же усомнился:
– А он поверит письму? Почему, скажет, он зарыл его в землю? Не проще ли было передать прямо мне?
– Не мог он сделать этого! Ведь бедный Леварсий скончался, когда Илико не было и года!
– Хорошо, но почему он не сказал жене?
– Потому что Какано умерла еще раньше от родов.
– Тогда все в порядке! Обязательно клюнет!
Мы сложили письмо трубочкой, обмотали тряпкой, брызнули водой и засунули в кувшинчик. Потом тщательно закупорили его и вышли из комнаты…
…На другое утро точно в назначенный срок мы были в винограднике. Илико дал нам по стаканчику водки и по кислому помидору с куском холодного мчади, и мы принялись за работу.
Солнце уже стояло высоко, а Илико и не думал устраивать перекур. Я стал с беспокойством поглядывать на Иллариона – не сорвется ли наша затея, – как вдруг заступ Илико издал подозрительный звон. Илико чертыхнулся, поднял заступ, осмотрел его и продолжал копать. Раздался треск разбитого сосуда. Илико опустился на одно колена и стал ощупывать землю.
Сначала он осторожно извлек горлышка, потом весь разбитый кувшинчик и удивленно посмотрел на нас.
– Что это? – спросил еще более удивленный Илларион. Илико не ответил. Он быстро вынул из кувшинчика тряпку и дрожащими руками развернул письмо.
– Дай-ка прочту! – сказал я.
– Отстань, я сам умею читать! – огрызнулся он и начал: – «Я, Леварсий Чигогидзе, пишу это письмо перед своей смертью. Прожил я жизнь без радости. В последнем куске хлеба себе отказывал, копил копейку про черный день. Подорвал свое здоровье. Вот и умираю теперь. Одно утешение – не пропали даром мои труды, У яблони, под большим камнем…»
Илико задрожал всем телом, поперхнулся, закашлялся.
– Ну, чего ты стал? Читай дальше!
Побледневший Илико проглотил слюну и дико взглянул на Иллариона.
– Да скажи же, что там написано!
Я протянул к письму руку, но Илико резко оттолкнул ее, поднес бумагу к глазам и прохрипел:
– «Под яблоней, где лежит большой голыш… Сидел я днем и ночью… Так и прошла моя жизнь… Да хранит господь моего Илико… Аминь…»
Илико сложил дрожащими руками письмо и спрятал его в карман.
– Ничего не понимаю, – сказал Илларион, – зачем ему понадобилось закапывать письмо в землю? Положил бы на стол…
Я больше не мог вытерпеть. Чтобы не расхохотаться и не провалить все дело, я сослался на страшную жажду и убежал к роднику. Нахохотавшись, я вернулся в виноградник. Илико и Илларион сидели на траве и курили.
– Пожаловал? Ну, за работу! – встал Илларион.
– Илларион, дорогой, может, хватит на сегодня? Что-то нездоровится мне…
– Да что ты!
Илларион взял Илико за руку, нащупал пульс. Тот прикинулся умирающим.
– Ты иди, Илико, приляг, а мы поработаем.
– Нет, Илларион, идите и вы, отдохните!
– Что ты, Илико, какой там отдых!
– Говорю тебе, идите!
– Бросить тебя больного, одного? Ни за что!
– И не подумаем! – добавил я.
– Сукин сын! Ты что, сегодня помешался на работе? Катись домой!
Илико терял терпение.
– Как же так, Илико, ведь день только начался?.. – Голос Иллариона звучал сочувственно.
– Вы что, оглохли? Говорю вам – идите домой, оставьте меня в покое!
– Тебя нельзя оставлять одного!
– Илларион Шеварднадзе! Христом богом тебя прошу: уйдите!
– А как же с виноградником?
– Не твоя забота!
– Что на тебя нашло, старик?
– Отстаньте! – заорал вышедший из себя Илико. – Убирайтесь! Земля моя! Как хочу, так с ней и поступлю! Слышите?!
– Воля твоя… Завтра прийти?
– Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю! Не нужна мне ваша помощь! Отстаньте от меня! Уйдите! – завизжал Илико. – Понятно вам? Убирайтесь!
Мы выбежали со двора…
…Еле дождавшись утра, сгорая от любопытства, мы подкрались к дому Илико. Огромный камень под яблоней, который не могли бы сдвинуть десять дюжих молодцов, был отвален в сторону. На его месте зияла черная яма. Оттуда доносилось тяжелое дыхание и летели комья земли…
– Начал! – прошептал Илларион.
– Видно, всю ночь копал! – сказал я.
– Илико! – позвал Илларион.
Из ямы сперва показались руки, потом высунулась повязанная платком голова, наконец вылез сам Илико.
– Чего тебе? Какого черта притащился?!
– Пришел тебя проведать… Думал, заболел… А ты… Что ты делаешь, Илико?
– Колодец копаю!
– Колодец? Так у тебя ведь есть и колодец и отличный родник!
– Есть! А теперь копаю еще запасной! Имею право?
– А в винограднике работать не будем? – спросил я.
– Вон! – крикнул Илико, вылезая из ямы. – Убирайтесь, ироды!
Задыхаясь от сдерживаемого смеха, мы с Илларионом выскочили на дорогу…
…Всю неделю Илико трудился в поте лица. Яма под яблоней превратилась в глубокий колодец. Не найдя в ней ничего, Илико стал копать другую яму. Прошло еще несколько дней. На Илико жалко было смотреть. Он осунулся, зарос бородой, еле двигался от усталости.
– Хватит с него! – заявил Илларион. – Умрет старик… Сегодня ночью надо кончать.
С наступлением темноты мы залегли в засаде неподалеку от яблони и затаив дыхание стали ожидать триумфального конца нашей великой затеи.
Время близилось к полуночи, когда раздался скрип отворяемой двери. Вскоре мы увидели Илико. Он подкрадывался к яме, точно партизан к вражескому часовому. Еще минута, и Илико исчез в ней. Мы подползли к самому краю ямы. В кромешной тьме колодца слышались учащенное дыхание и глухие удары заступа. Вдруг на дне ямы что-то звякнуло. Мы бросились в кусты. Спустя несколько минут из колодца с большим глиняным горшком в руках выкарабкался Илико. Он присел под яблоней, перекрестился и запустил руку в горшок… Лицо его приняло вдруг страдальческое выражение, он быстро выдернул руку из горшка и поднес ее к носу. Рука по самую кисть была вымазана в точной копии той дьявольской смеси, с которой при несколько иных обстоятельствах довольно близко познакомились я и Илларион.
Илико долго сидел молча, не двигаясь, понурив голову. Потом заговорил тихо, словно про себя:
– Илларион Шеварднадзе, победил-таки ты меня! Осрамил на весь свет! Заставил вырыть два колодца из-за этой вот дряни! – Он пнул ногой горшок. – Что ж, твоя взяла! Пусть будет так!.. Знаю я, сидишь ты теперь где-то в кустах и ржешь, как жеребец… Сиди, сиди, так-то для тебя будет лучше! Покажешься убью! Зарежу!.. А где этот ублюдок Зурикела? С тобой, конечно! Где же еще быть ему!.. Впрочем, ты тут ни при чем… Я сам, старый болван, виноват во всем!.. Нашел кладовладельца – своего нищего отца!.. О, разбить бы этот горшок о ваши подлые головы, а потом и умереть не жалко!.. Отойду немного, тогда и приходите, насладитесь победой, а до этого не смейте показываться! Прикончу обоих! Не вас, так себя убью, избавьте от греха!..
Илико встал и направился к дому. Вдруг он повернулся к укрывавшим нас кустам и сказал:
– Завтра утром, с восходом солнца, жду вас в винограднике! Попробуйте только опоздать, бездельники!