Поиски Абсолюта - де Бальзак Оноре (полные книги TXT) 📗
— Отец будет у меня просить, — сказала она с испугом, — и я не в силах буду ему отказать.
— Ну что же, милая Маргарита, есть средство их спасти, устранившись от распоряжения ими. Внесите их в государственное казначейство на имя брата. Эта сумма даст вам двенадцать — тринадцать тысяч ежегодного дохода, на них вы проживете. А так как правоспособные несовершеннолетние все же не могут передавать свои права другому лицу без согласия семейного совета, то вы таким образом обеспечите себе три года спокойствия. За, это время ваш отец решит свою проблему или, вероятно, от нее откажется; став совершеннолетним, Габриэль вернет вам фонды, чтобы произвести расчет между всеми вами четырьмя.
Маргарита попросила объяснить ей подробнее предписания закона, которые она с первого разу не усвоила. Поистине необычная сцена: двое влюбленных изучают гражданский кодекс, которым запасся Эммануил, чтобы истолковать своей возлюбленной закон относительно имущественных прав несовершеннолетних; вскоре она усвоила его благодаря врожденной женской проницательности, которой любовь придала еще большую остроту.
На следующий день Габриэль вернулся в отцовский дом. Когда де Солис подвел его к Валтасару, сообщая, что он принят в Политехническую школу, отец с благодарностью пожал директору руку, заметив:
— Очень рад. Следовательно, Габриэль станет ученым.
— Брат, хорошенько работай, — сказала Маргарита, увидав, что Валтасар уже опять поднимается в лабораторию, — не растрачивай денег! Не отказывай себе в необходимом, но будь бережлив. В отпускные дни бывай у наших друзей, у наших родственников, чтобы не перенимать склонностей, разорительных для молодых людей. Пансион твой будет стоить почти тысячу экю, и тебе останется на мелкие расходы еще тысяча франков, этого должно хватить.
— За него ручаюсь, — сказал Эммануил де Солис, похлопав своего ученика по плечу.
Через месяц г-н де Конинкс, в согласии с Маргаритой, добился от Клааса всех нужных гарантий. Планы, столь мудро составленные Эммануилом де Солисом, были всецело одобрены и выполнены. Перед лицом закона, в присутствии родственника, суровая порядочность которого не знала уступок в вопросах чести, Валтасар, пристыженный продажей, на которую согласился только под натиском кредиторов, подчинился всем предъявленным ему требованиям. Довольный тем, что может восстановить ущерб, почти невольно нанесенный детям, он подписал документы, рассеянно взглянув на них, как и полагается ученому. Он потерял всякую предусмотрительность, вроде тех негров, которые утром за глоток водки продают жену, а вечером плачут о ней. Он не заботился даже о ближайшем будущем. Валтасар не спрашивал, каковы же будут источники его доходов после того, как он истратит последнее свое экю; он продолжал свои работы и покупки, не соображая, что только значится владельцем дома и имущества, что суровый закон не даст ему добыть ни гроша под имения, которые он лишь юридически охраняет. 1818 год кончился без каких бы то ни было несчастий. Сестры оплачивали воспитание Жана, а в домашних расходах удовлетворялись восемнадцатью тысячами франков ренты, которая была приобретена на имя Габриэля, аккуратно каждые полгода высылавшего им проценты. В декабре де Солис потерял дядю.
Однажды утром Маргарита узнала от Марты, что отец продал коллекцию тюльпанов, мебель из переднего дома и все серебро. Ей пришлось опять покупать столовые приборы, которые она пометила своими инициалами. До этого дня она хранила молчание по поводу грабительства Валтасара, но вечером, после обеда, она попросила Фелицию оставить ее с отцом наедине, и когда он, как всегда, сел у камина, Маргарита сказала ему:
— Папенька, вы вольны все продать здесь, даже детей. Мы безропотно вам подчинимся, но я принуждена заметить вам, что денег у нас нет, что мы едва дотянем до конца года. Мы с Фелицией должны работать день я ночь, чтобы закончить кружевное платье и из вырученных денег оплатить пансион Жана. Заклинаю вас, дорогой папенька, прекратите ваши работы!
— Дитя мое, ты права; через полтора месяца все будет кончено! Я найду Абсолют или приду к выводу, что Абсолюта нельзя найти. Вы все станете миллионерами…
— Оставьте нам пока хоть кусок хлеба, — ответила Маргарита.
— У нас нет хлеба? — с испугом воскликнул Валтасар. — Нет хлеба у Клааса!.. А все наши имения?
— В Вэньи вы свели лес. Но почва еще не расчищена, и там ничего не растет. Что же касается ваших оршийских ферм, то доходов с них нехватает для выплаты процентов на занятые вами суммы.
— Чем же мы живем? — спросил он.
Маргарита показала ему свою иголку и добавила:
— Рента Габриэля поддерживает нас, но недостаточно. Концы с концами я сведу на этот год, если только вы не засыплете меня нежданными накладными, ведь вы не говорите ни слова о своих покупках в городе. Вот, думаю, денег нам хватит на три месяца, все распределяю в нашем небольшом хозяйстве, а тут вдруг приходит счет на поташ, цинк, серу, не знаю на что еще!
— Дитя мое, еще полтора месяца терпения, потом я буду вести себя благоразумно. Ты увидишь чудеса, Маргариточка.
— Пора вам подумать о делах. Вы все продали: картины, тюльпаны, серебро, у нас ничего не остается; по крайней мере не входите в новые долги.
— Больше не войду, — сказал старик.
— «Больше»! — вскричала она. — Значит, у вас они уже накопились?
— Пустяки, безделица, — ответил он, краснея и отводя взгляд.
Впервые Маргарита почувствовала унижение от того, как опустился отец, и так ей это было больно, что у нее нехватило мужества расспрашивать. Через месяц после этой сцены явился местный банкир и предъявил подписанный Клаасом вексель на десять тысяч франков. Когда Маргарита просила у банкира на день отсрочки, высказав сожаление, что ее не предупредили об этом платеже, он обратил ее внимание на то, что у торгового дома Проте и Шифревиль имеется еще девять векселей по десяти тысяч, сроком на каждый следующий месяц.
— Все ясно! — воскликнула Маргарита. — Час настал.
Она послала за отцом и в огромном волнении ходила по зале большими шагами, размышляя: «Надо найти сто тысяч франков, или отец попадет в тюрьму!.. Что делать?»
Валтасар все не приходил. Устав его ждать, Маргарита поднялась в лабораторию. Она вошла и увидела отца среди огромной очень светлой комнаты, заставленной машинами и запылившимися стеклянными приборами; там и сям книги, на столах — разнообразнейшие химические вещества, все с этикетками и номерами. Беспорядок, характерный для вечно занятого ученого, грубо противоречил фламандским привычкам. Над этим множеством колб, реторт, металлов, кристалликов фантастической окраски, проб, подвешенных по стенам или сваленных на печь, царил Валтасар Клаас, без сюртука, с засученными, как у рабочего, рукавами и распахнутой грудью, на которой волосы так же поседели, как и на голове. Ужасающе пристально глаза его следили за пневматической машиной. Укрепленная над приемником двояковыпуклая стеклянная линза, наполненная спиртом, собирала солнечные лучи, падавшие сквозь круглое чердачное окно. Приемник стоял на особой подставке и соединялся проводами с огромной вольтовой дугой. Лемюлькинье, который передвигал подставку згой машины, установленной на подвижной оси так, чтобы линза всегда была перпендикулярна солнечным лучам, поднялся, весь черный от пыли, и сказал:
— Стойте, барышня, не подходите!
Поза Валтасара, казалось, преклонившего колени перед своей машиной, под падавшими прямо на него солнечными лучами, его поредевшие волосы, похожие на серебряные нити, его шишковатый череп, черты лица, напрягшиеся в сосредоточенном ожидании, необычность окружающих предметов, причудливые машины, выступавшие из темных углов обширного чердака, — все вместе поразило Маргариту, в испуге она решила: «Отец сошел с ума!»
Она подошла к нему и шепнула на ухо:
— Ушлите Лемюлькинье.
— Нет, нет, дитя мое, он мне нужен; я жду результатов одного превосходного опыта, который другим не приходил в голову. Вот уже три дня мы подкарауливаем луч солнца. Я располагаю возможностью подвергнуть металлы действию сконцентрированного солнечного света и электрического тока в пустом пространстве. Видишь ли, сейчас произойдет самое сильное воздействие, каким только может располагать химик, и один только я…
