Последние четверть часа (Роман) - Стиль Андре (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
Не дожидаясь, пока он закончит фразу, Саид закивал головой.
— …У вас растут, постой-ка, алоэ, апельсины, инжир, кипарисы, грудная ягода и, кроме того, араукария, я ее видел однажды, она похожа на елку, с хвоей, как у кипариса, но ветки кривые, как у оливкового дерева, только она огромная, прямо гигант, верно?
— Да, еще пальмы, — добавляет Саид, — смоковницы, рожковое дерево… А роз сколько! — И он повторяет свой широкий жест: —…Очень много роз!.. И дерево, про которое ты говоришь, тоже у нас растет, ветви у него тянутся над крышами, точно руки, как-то ты назвал его по-ученому…
— И вьюнки тоже, — продолжает Гаит, — и лилии-асфоделы, да? И кактусы… Цветов у вас много…
— У нас вообще много ярких красок, — говорит Саид, опять тем же жестом охватывая пространство.
Утро стоит ясное, солнечное.
— Знаешь, — начинает Саид, — приятно быть в таком доме, где вот так говорят об Алжире: и то, мол, у вас есть, и другое…
Гаит глотает слюну и, взглянув на Шарлеманя, отвечает:
— А как же иначе, мальчик, раз мы так думаем…
Однако Гаита не так-то просто выбить из колеи; он тотчас опять принимается за свое:
— Ты обязательно приходи, посмотришь на мой сад, у меня там есть прелюбопытные вещи… А уж в теплице найдется чем тебя удивить.
Первые прикосновения всегда целомудренны. Не нужно торопить человека, когда он уже готов открыться. Напротив, стараешься чуть-чуть отдалить момент откровенности. Да и сам высказываешься скупо, гораздо меньше, чем хочется. Сначала идешь ощупью, ищешь естественный тон и тему, и чем они обыкновеннее и проще, тем лучше. Потом, когда языки развяжутся и скованность исчезнет, упущенное время можно легко наверстать…
— Может быть, когда-нибудь и вам доведется приехать и посмотреть… — говорит Саид, и глаза у него становятся влажными.
— Красиво у вас? — спрашивает Берта.
— Очень красиво, — отвечает Саид, слово «очень» он произносит громче, а «красиво» почти неслышно, словно красота его родины — нечто само собой разумеющееся.
Но ведь дело не в этом, думает Шарлемань. И тут же слышит собственные слова:
— Да, и в этом тоже.
Он ответил вслух на свои мысли.
— Здесь у нас жизнь только временная, — говорит Саид. И добавляет — Ты понимаешь?
Шарлемань уже второй раз слышит от него эти слова.
— Да, здесь мы временно, — продолжает Саид. — О том, чтобы остаться здесь навсегда, не может быть и речи. Так что…
Без всякой связи он указывает на герань.
— …Так что все равно! Я хочу сказать: хозяева обирают нас еще больше, чем вас… Мы возмущаемся… Но вообще-то мы с радостью послали бы домой чуть ли не весь заработок. Попадаются среди наших и такие, которые считают, что чем меньше у них остается денег, тем лучше. Они видят в этом свое достоинство…
Он поднимает руки, словно собираясь хлопнуть в ладоши. Это слово, прозвучавшее торжественно, удивляет Шарлеманя и Эдуара, и еще больше — жест Саида.
— …У нас достоинство понимают иногда совсем не так, как у вас. Вы ведь сочли бы невозможным жить в фургоне, в лачуге из досок, верно?.. Для вас ничего хуже быть не может. А вот для нас чуть ли не наоборот. Потому что главное для нас находится не здесь.
— Мы тоже смотрим на все эти вещи как на временное явление, — вставляет Шарлемань, — но все же не в такой степени, как вы.
— Настоящая жизнь — в будущем, — добавляет Гаит.
— Когда человеку плохо, — говорит Саид, — то надо выбирать одно из двух: либо быть просто безответной жертвой, либо сознательно избрать путь самоотречения. Но быть и тем и другим вместе можно очень недолго.
— В жизни общества, — вставляет Гаит, — сорняки не могут до конца заглушить полезные растения, со временем те всегда одерживают верх.
— Знаешь, Саид, — сказал Шарлемань, — кажется, мы понимаем друг друга с полуслова. У тебя украли родину. Но ведь мы-то рабочие.
— Я тоже рабочий, — ответил Саид.
Шарлемань громко рассмеялся, сдаваясь:
— Ну, я вижу, ты решил ни в чем нам не уступать!
Саид и Гаит не вполне поняли его слова. Полчаса спустя, когда Саид ушел, Шарлемань сказал Гаиту:
— Не знаю, как ты, но я никак не мог найти верный тон. Вначале я собирался ему посочувствовать, а потом — ты видел? Какое уж тут сочувствие!
— Он его не принимает. Каких-нибудь два-три года назад они держали себя как рабы, но прошло совсем немного времени и…
— Правда ведь? Ты тоже растерялся, как и я? Всякий раз, когда собираешься говорить с ним, как с товарищем, который все-таки стоит на ступень ниже, чем ты сам, с удивлением убеждаешься, что он стоит на той же ступени, что и ты. Я не говорю, что он опередил и поджидает там тебя, но он не отстает ни на шаг.
— А я все наблюдала за его глазами! — заметила Берта.
— Как ты думаешь, они все такие, как он? — спросил Гаит.
Шарлемань не ответил.
— Как, по-твоему, придет он посмотреть на мой сад? — спросил Гаит.
— Сомневаюсь! — ответил Шарлемань. — У него есть заботы поважнее.
Когда ушел и Гаит, Шарлемань взял в руки Бертин горшок с геранью и повертел его со всех сторон перед окном.
— Послушай-ка, Берта! Иногда внушишь себе какую-нибудь чепуху. А в общем, этот цветок не так уж плох…
…в сознании всплывают слова: собака Марселя.
После этого события пошли ускоренным темпом.
Два дня спустя Саид явился к Марселю, просто так, почти без всякого повода.
Одно обстоятельство удивило Марселя больше даже, чем само посещение, и он не устает рассказывать об этом. Когда Саид постучался в застекленную дверь кухни, Марсель, не успев поздороваться, выскочил во двор с криком:
— А где же пес?.. Он что, не лаял на тебя?
— Нет, — ответил Саид. — Я сам подошел к нему, мы уже с ним поговорили. Твой пес не злой, я погладил его…
— Он-то не злой? Да ты и не представляешь, что могло случиться! Да тем более с… иностранцем, ты уж извини. Обычно он как бешеный кидается на людей. Так и кажется: или стену проломит, или цепь порвет! Спроси у соседей, что делается, когда мимо нас проходит скупщик заячьих шкурок со своей трубой или когда какой-нибудь бродячий торговец вздумает сунуть нос ко мне во двор!..
— Ну, что за небылицы, — шутит Саид. — Вот смотри сам…
Он подходит к овчарке, которая рвется на цепи, и собака встает на задние лапы, тянется к Саиду за лаской, старается лизнуть его руку.
— Вот это номер!..
— Этот парень, — рассказывает Марсель, — не скажу, что он какой-то блаженный, но знаешь, животные чувствуют то, чего человеку не дано понять… У них ведь чутье, а у нас его нет. Собака чует хорошего человека и доверяет ему. Подумать только: пес понимает с первого взгляда…
— Ну и коммунист, нечего сказать, — смеется Шарлемань. — Верит таким бредням!
— А может, он просто стар становится и уже ни на что не годен, — замечает кто-то. — Вот недавно мы собрались как-то человек пять или шесть у Мерлена, так он готов был каждому пятки лизать!
— Это кто же, я, что ли?
— Да не ты, а твой пес…
— Ах так, а ну-ка попробуй сунься к моему леопарду, посмотришь как он тебя разукрасит!..
…а вот другие слова: в саду Гаита…
Шарлемань ошибся.
В следующее же воскресенье днем Саид пришел полюбоваться садом Гаита.
Гаит живет все в том же белом домике с голубыми глазами. Единственное, что изменилось с весны, — забор и боковые ворота покрашены зеленой краской под цвет листвы в саду. Саид стучит с парадного входа. Никто не отзывается. Он идет вдоль забора и подходит к воротам. Они никогда не запираются. Одна из створок — чуть дотронешься — сама отворяется с певучим скрипом. Саид колеблется: войти или нет… Собаки не видно. Постучать ногой о решетку?.. Саид хотел было уже подать голос, но на скрип ворот выглядывает Арманс. Она никогда не видела Саида.
— Дома Эдуар?
— Нет, — кратко отвечает Арманс.
— Он на работе?
— Нет, но…
Саид ждет.
— …но нельзя же вот так заходить в дом.
