Чиновники - де Бальзак Оноре (е книги .TXT) 📗

Дюток (приосанившись). Милейший, да будет вам известно, что я могу поднять против Рабурдена всех наших чиновников! Уж на что Флeри к нему привержен, — ну так вот, даже Флeри будет его презирать!

Бисиу. Флeри? Презирать его?

Дюток. У Рабурдена не останется ни одного сторонника. Чиновники все поголовно пойдут жаловаться на него министру, и не только из нашего отделения, но от Клержо, от Буа-Левана, из других министерств...

Бисиу. Вот тебе раз! Кавалерия, пехота, артиллерия и моряки — вперед! Да вы бредите, сударь! А я тут при чем?

Дюток. Нарисуйте такую злую карикатуру, чтобы ею можно было убить человека.

Бисиу. Заплатите?

Дюток. Сто франков.

Бисиу (про себя). Тут что-то есть.

Дюток. Надо изобразить Рабурдена в виде мясника, но чтобы было очень похоже, создать этакую аналогию между канцелярией и кухней, вложить ему в руку здоровенный кухонный нож, представить старших чиновников министерства в виде кур и уток, посадить их в огромную клетку и на ней написать: «Приговоренные к служебной казни», и пусть Рабурден стоит в такой позе, будто собирается одному за другим отрубить голову. И пусть у этих кур, уток и гусей головы напоминают наших чиновников — так сказать, намек, смутное портретное сходство, понимаете? И пусть он держит в руках одну из этих птиц, ну, например, Бодуайе — скажем, в виде индюка.

Бисиу. «Гуся бей»? (Смотрит на Дютока долгим взглядом.) Это вы сами придумали?

Дюток. Да, я.

Бисиу (в сторону). Неужели сильные чувства могут заменить талант? (Дютоку.) Хорошо, карикатура будет...

(У Дютока невольно вырывается жест радости.)

когда... (многозначительная пауза) я буду знать, на что опереться: в случае вашей неудачи я ведь потеряю место; но мне же надо чем-нибудь жить. А вы, дорогой коллега, как это ни странно, все-таки славный малый.

Дюток. Что ж, отдавайте карикатуру в литографию, только когда успех будет обеспечен.

Бисиу. Почему вы сразу не хотите все сказать?

Дюток. Надо сначала пронюхать, чем у нас пахнет... Мы еще поговорим... (Уходит).

Бисиу (остается в коридоре один). У этого ската, жаренного в масле, — он скорее похож на хищную рыбу, чем на какую-нибудь безобидную курицу, — у этого Дютока — превосходная мысль, не знаю, где он ее взял. Если делокоптитель Бодуайе сядет на место ла Биллардиера — будет очень забавно, больше чем забавно: на руку нам! (Возвращается в канцелярию.) Господа, нас ожидают великие перемены, папаша ла Биллардиер решительно умер. Без шуток! Честное слово! Уже Годар уехал выполнять поручения нашего уважаемого начальника, Бодуайе, предполагаемого преемника покойного.

(Минар, Деруа, Кольвиль удивленно поднимают головы, кладут перья; Кольвиль сморкается.)

Теперь и нас повысят! Кольвиля сделают по крайней мере помощником, Минар, может быть, станет делопроизводителем — почему бы и нет? Он так же глуп, как я. Ну что, Минар, если бы вы получали две с половиной тысячи — вот ваша женушка была бы довольна, а вы купили бы себе сапоги!

Кольвиль. Но у вас у самих еще нет этих двух с половиной тысяч.

Бисиу. Дюток получает же их у Рабурдена, почему бы и мне не иметь в этом году? И господин Бодуайе получал!

Кольвиль. Только благодаря господину Сайяру. В отделении Клержо ни один из делопроизводителей столько не получает.

Помье. Вот как? Кошен разве не имеет трех тысяч? Он сменил Вавассера, а тот во времена Империи просидел десять лет на четырех тысячах, при первой Реставрации ему сбавили до трех, и умер он, получая всего две с половиной. Но благодаря протекции брата Кошену накинули еще полтысячи.

Кольвиль. Господина Кошена зовут Эмиль-Луи-Люсьен-Эмманюэль, таким образом, в его анаграмму входит слово «кошениль». И он действительно состоит пайщиком москательного магазина на улице Ломбардцев — фирма Матифa, который разбогател, спекулируя именно на этом колониальном товаре.

Бисиу. Бедняга, он целый год путался с Флориной.

Кольвиль. Кошен иногда бывает на наших вечерах, он первоклассный скрипач. (К Бисиу, который еще не приступил к работе.) Вам бы следовало прийти к нам в ближайший вторник — послушать концерт. Мы будем играть квинтет Рейши [69].

Бисиу. Благодарю, я предпочитаю прочесть партитуру.

Кольвиль. Вы это говорите ради красного словца?.. Ведь истинный художник не может не любить музыку.

Бисиу. Приду, но только ради вашей жены.

Бодуайе (возвращаясь). Господина Шазеля все еще нет? Передайте ему поклон, господа!

Бисиу (заслышав шаги Бодуайе, положил чью-то шляпу на место Шазеля). Простите, сударь, он пошел за справкой для вас к рабурденцам.

Шазель (входит, он в шляпе, не замечает Бодуайе). Папаша ла Биллардиер отправился на тот свет, господа! Теперь Рабурден — начальник отделения, докладчик государственного совета! Кто-кто, а он заслужил это назначение...

Бодуайе (Шазелю). Вероятно, эти сведения упали с потолка прямо в вашу вторую шляпу, сударь? (Показывает ему шляпу, лежащую на стуле.) Уже третий раз с начала месяца вы являетесь в десятом часу; если так будет продолжаться, вы очень продвинетесь, только вопрос — в каком направлении? (К Бисиу, который читает газету.) Дорогой господин Бисиу, ради бога, отдайте газету этим господам — они собираются завтракать — и пройдите ко мне: надо приниматься за срочные дела. Не знаю, куда запропастился Габриэль; кажется, господин Рабурден держит его для своих личных поручений, я уже три раза звонил понапрасну.

(Бодуайе снова удаляется в кабинет, с ним уходит и Бисиу.)

Шазель. Проклятая жизнь!

Помье (он в восторге, что может подразнить Шазеля). Разве вам внизу не сказали, что он здесь? Неужели, входя сюда, вы не заметили, что на вашем месте лежит шляпа, а что слон...

Кольвиль (смеясь). В зверинце.

Помье. Он достаточно толст, чтобы его заметить...

Шазель (в отчаянии). Черт возьми, за какие-то несчастные четыре франка семьдесят пять сантимов в день от нас требуют, чтобы мы были рабами!

Флeри (входя). Долой Бодуайе! Да здравствует Рабурден! Этого хочет все отделение.

Шазель (горячится). Если угодно, пусть Бодуайе увольняет меня, я плакать не буду. В Париже найдется тысяча способов заработать пять франков в день! Хотя бы в суде, переписывать бумаги для стряпчих...

Помье (продолжая дразнить Шазеля). Вы только так говорите, а все-таки место есть место! Вон наш храбрый Кольвиль; он работает, как каторжный, на стороне, и если бы потерял должность — он мог бы музыкой заработать гораздо больше, чем ему платят здесь! А видите, он все-таки держится за свое место! Еще бы! Кто же отказывается от своих надежд!

Шазель (продолжая негодовать). Он — да, но не я! Разве свет клином сошелся? Черт побери! Верно, было время, когда все только и мечтали о чиновничьей карьере. В армии набралось столько народу, что в канцеляриях стало его не хватать. И всякие беззубые старики да молодые люди без ноги или руки, дохлые, как Помье, или близорукие, быстро пошли в гору. В лицеях кишмя кишело детьми, а их родителей пленял образ молодого человека в очках, в синем фраке, с огненной ленточкой в петлице: он получает в месяц тысячу только за то, чтобы чем-то ведать, а чем — бог его знает; он торчит в министерстве по нескольку часов в день, приходит туда поздно, уходит рано, имеет, как лорд Байрон, свой досуг, сочиняет романсы, прогуливается, задрав нос, по Тюильрийскому саду, везде бывает: в театре, на бале, принят в лучших домах и бесшабашно тратит свое жалованье, возвращая Франции все, что она дает ему, и даже оказывая ей услугу. Тогда нашего брата, как теперь господина Тюилье, баловали хорошенькие женщины; чиновники, видно, были умнее, они не засиживались в канцеляриях. В те счастливые времена все имели свои причуды: императрицы, королевы, принцессы, супруги маршалов. У прекрасных дам была страсть, присущая прекрасным душам: они любили оказывать покровительство. Поэтому молодого человека двадцати пяти лет, бывало, уже рукой не достанешь, он мог уже быть аудитором или докладчиком государственного совета... являться с докладами к самому императору, развлекать его высокое семейство! Одновременно и веселились и работали. Все делалось очень быстро. Но с тех пор как палата придумала особые рубрики для расходов и для штатов под названием «личный состав», мы хуже солдат. Самая ничтожная должность зависит от тысячи случайностей, оттого что у нас теперь тысяча правителей...