Дневник проказника - Фуллер Метта Виктория (книга жизни TXT) 📗

Я пошел вниз и увидел, что было только восемь часов. Наши думали, что я долго играл на дворе в мяч. Бетти дала мне кусок холодного рисового пудинга и кусок пирожного, и я пошел спать.

Около полуночи в доме сделался ужасный переполох. Дядя Самсон разбудил все семейство криком, что его ограбили. Его золотые часы в двести долларов и его бумажник с тремя сотнями долларов – это было уже слишком! Он совсем взбесился. Окно было открыто, и папа считал, что кто-нибудь влез и взял вещи.

Чем более сердился дядя, тем хуже он слышал, и все должны были кричать ему в ухо – то-то была потеха! В нашей семье постоянно что-нибудь приключается; в других семьях не бывает такого беспокойства.

Но ночью ничего уже нельзя было сделать, и все пошли спать. Перед завтраком я отнес дяде часы и бумажник. Я сказал ему, что вор верно испугался и уронил вещи; но бумаги я не мог найти, и он дал мне десять центов и сказал, что я не такой уж дурной мальчик, как он думал, и что он может написать другое завещание, когда выздоровеет, и, быть может, не все свои деньги завещает дому престарелых.

Потом я очень любезно разговаривал с ним через трубку. Я спросил его, как долго живут люди его лет, потому что если он скоро умрет, то я попросил бы его завещать мне сорок долларов, чтобы купить пони, я давно мечтаю о пони. Я рассказал ему, что Бесс называет его старым занудой, потому что ей приходится так громко говорить с ним, что у нее горло болит; но что мне нипочем говорить громко, потому что очень забавно кричать в такую трубку, точно в телефон. Я спросил его, не пробовал ли он слушать зубами и знает ли он, что тетя Бетси сердится на папу и не хочет давать ему денег в долг, и говорит, что наши очень расточительны. Я рассказал ему, что Лили и Монтэгю ссорятся между собою, что доктору Муру придется голодать, если он не получит больше практики, что папа очень вспыльчив, что он был недоволен, когда дядя Самсон приехал гостить к нам на лето, и что Бетти постоянно ворчит, потому что не любит пришивать пуговицы к его гамашам и прислуживать ему, так как он слишком скуп, чтобы давать ей иногда доллар за услуги. Он, кажется, слушал меня охотно и порою осклаблялся [45], как будто его щекотали; но от мамы мне сегодня за обедом ужасно досталось за то, что я дал волю своему языку: она сказала, что я уже наделал довольно бед; никак людям не угодишь! Например, вчера вечером телеграфист с Бесс были в передней комнате. Бетти не было, потому что ей нужно было выйти, и Бесс сказала мне: «Жоржи, если сегодня вечером придут сестры Смит, скажи им, что меня нет дома, что дядя болен, а мама занята». Сестры Смит действительно пришли. Я выбежал, когда они позвонили. Они спросили, дома ли кто-нибудь. Я сказал: «Нет, дядя болен, мама у него, потому что он пишет свое завещание, а Бесс велела мне сказать, что ее нет дома, потому что она занята с своим поклонником, телеграфистом, в передней комнате. Он учит ее телеграфировать». Одна из сестер так и прыснула, а сегодня после обеда Бесс ужасно выдрала меня за волосы. Она говорит, что весь город уже знает про нее и про телеграф, так что ей совестно высунуть нос за дверь.

Ну, разве легко маленькому мальчику знать, как угодить людям?

Глава 24. Опасный опыт

Мой шурин Монтэгю сделал забавнейшую вещь в мире: купил себе ребенка! Он дал за него двадцать долларов, половину цены, за которую можно купить пони, глупец, – да к тому же еще девочку! Он говорит, что если б он купил мальчика, то этот мальчик мог бы со временем сделаться таким же скверным, как маленький Жоржи, и это правда – довольно и одного дурного мальчика в семье, и с ним уже достаточно забот. Но в последнее время я был хорошим мальчиком.

Я только один раз опоздал в школу с понедельника; сегодня среда, и это, конечно, похвально. Я только один раз за эту неделю положил жабу учителю в ящик; она выскочила, а он подпрыгнул, как будто сам был жаба. Я только два раза сунул репейник в волосы Кэти; ей пришлось обрезать их немножко, чтобы его вытащить. Нечего так хвастать своими волосами; маленькие девочки очень легко делаются тщеславными, как я слышал. Дядя Самсон хотел переехать в гостиницу, но я так исправился, что он решил остаться пока у нас. Я всегда ему рассказываю, что говорят наши потихоньку. Ему ужасно хочется узнать, что они говорят. Я не могу доставить ему большего удовольствия, как рассказав ему, как его ругают: старый скряга, старый мешок с деньгами, старый скупердяй и т. п. Он говорит, что я умный парень для моих лет и что он не забудет позаботиться обо мне. Он все еще беспокоится насчет своих глаз, потому что стекла Сюзанны ему не подходят.

Но возвратимся к ребенку, как говорится в книгах. Я его видел – нет, вот умора! Зачем они не выбрали себе, по крайней мере, такого, который умеет ползать; у которого есть волосы и который может играть в мяч со своим маленьким дядей? Это совсем негодный ребенок. Такой стыд для Гаккеттов! Вероятно, они взяли его потому, что он был самый дешевый или последний оставшийся ребенок. Лили обнимает и целует его, будто бы он лучший из всех детей. Девочка зла на меня, как кузнечик: я ущипнул ее, чтобы убедиться, не резиновая ли она. Я думаю, что она будет призовым боксером, когда вырастет; она ударила меня сегодня прямо в глаз точно брала уроки бокса; я даже удивился, так она сильно ударила.

Лили гостит теперь у нас, чтобы показывать всем своего ребенка; поэтому я больше бываю во дворе: не люблю детского крика. К тому же скоро четвертое июля, большой праздник, и нам, мальчикам, предстоит много забавы с ракетами и тому подобными вещами. Мои два зятя, телеграфист и дядя Самсон дают мне достаточно карманных денег, так что у меня больше ракет, чем у других мальчиков. На углу перед городской ратушей стоит старая пушка. Четвертого июля из нее делают сто выстрелов. У меня, у Чарли и у других мальчиков есть куча пороха, и мы хотим устроить нечто очень забавное: как то, что сделал человек в цирке. Это глубокая тайна, но тебе я ее поведаю, милый дневник.

Клоун в цирке выстрелил из пушки человеком. Наша пушка недостаточно велика для взрослого, но для маленького ребенка очень удобна. Мы возьмем Лилино бэби, потому что оно такое маленькое. Но она не должна этого знать, потому что она смотрит за ним, как курица за яйцом. Мы будем ждать, когда стемнеет, и как только она положит его спать и пойдет в залу, я проскользну туда, заверну его в одеяло, снесу вниз, и мы убежим. Пушка заряжена целой кучей пороха и, по крайней мере, двадцатью пулями. Мы взяли кусок свинца из нашей водопроводной трубы, распипили его, и у нас вышли хорошенькие пули, величиною с грецкий орех. Я надеюсь, что бэби не будет очень больно, по крайней мере, я так думаю; человек, которым стреляли из пушки в цирке, ни капельки не пострадал.

Джимми Браун хочет достать пуховую перину своей бабушки, чтобы ребенок попал прямо на нее. Когда мы выстрелим бэби из пушки, мы тотчас же отнесем его домой и потом мы зажжем еще бочки со смолой – это будет чудная забава.

Мне хотелось бы, чтобы люди больше занимались своими своими собственными делами и не мешали мальчикам иногда поиграть. Наш план был исполнен отлично: мы успели вынести бэби из дому и удобно положить его в пушку. Все было готово, оставалось только поднести фитиль, и я хотел уже дать сигнал, как вдруг мы услышали такой страшный крик, что можно было подумать, что кто-нибудь раздавил себе пальцы. Это Монтэгю кричал: «Жоржи, Жоржи, остановись!»

И вот мы видим – папа, мама, Сусанна, Лили, Монтэгю, Бетти и кухарка бегут во весь опор, как будто спасая свою жизнь. Монтэгю выхватывает бэби из пушки, Лили падает в обморок, точно мертвая, а с Сусанной делается истерика – такой гвалт из-за маленькой девчонки, которой и покупать-то не стоило!

Впрочем, у нас не было ни малейшего намерения причинить ей боль – пуховую перину мы приспособили отлично. Мне кажется, Бетти была так низка, что заглянула в тебя, мой милый дневник, и прочтя то, что я написал вчера вечером, пошла посмотреть, на месте ли ребенок, а когда не нашла его, то подняла на ноги весь дом. Столько шуму из ничего! Я теперь не такого хорошего мнения о Бетти, как прежде. Она не имела права читать то, что я написал, хотя Лили говорит, что благословляет ее за то, что она это сделала, а то что было бы с ее милым, милым ребеночком!