Ритуалы плавания - Голдинг Уильям (книги без регистрации TXT) 📗
— Мистер Тальбот, пора с этим как-то кончать — продолжение смерти подобно.
— Вы имеете в виду мой дневник?
Он махнул рукой, словно отметая все шутки в сторону.
— Я заходил взглянуть на него — по приказу капитана.
— На Колли? Я и сам заходил к нему. По вашей просьбе, если вы помните.
— Он болен. Его рассудок в опасности.
— И все из-за того, что выпил лишнего! По-прежнему никаких перемен?
— Филлипс клянется, что за три дня он ни разу не шевельнулся.
Тут я, возможно без достаточных к тому оснований, употребил крепкое словцо, но Саммерс будто и не слышал.
— Повторяю, он может повредиться в рассудке.
— М-да, складывается такое впечатление.
— Я должен принять все возможные меры — у меня приказ капитана, и вы мне поможете.
— Я?
— Да, вы. То есть вам, конечно, никто не приказывает, но мне в то же время приказано обратиться к вам за помощью и прислушаться к вашему совету.
— Вот это сюрприз, капитан мне льстит! Да будет вам известно, Саммерс, меня самого наставляли усердно практиковаться в искусстве лести, но мне не могло прийти на мысль, что моя скромная персона станет объектом подобных упражнений.
— Капитан Андерсон полагает, что ваше знание света и людей придает вашим советам исключительную ценность.
Я от души расхохотался, да Саммерс и сам рассмеялся.
— Полноте, Саммерс! Капитану Андерсону не принадлежит здесь ни слова!
— Ваша правда, сэр. Слова капитана переданы не совсем точно.
— Не совсем!.. Я вот что скажу вам, Саммерс…
Я вовремя себя остановил. А сказать мне хотелось о многом. Я мог бы рассказать ему, что внезапное беспокойство капитана Андерсона о мистере Колли объясняется вовсе не тем, что он внял моим призывам, а тем, что узнал о неких записях, которые я веду с намерением представить их на суд влиятельной особы. Я мог бы высказать мнение, что капитан не столько печется о рассудке несчастного Колли, сколько ищет способа, в соответствии со своим довольно тонким расчетом, сделать меня непосредственным участником событий и таким образом завуалировать истинный их характер или же, по крайней мере, смягчить то суровое осуждение, то отвращение, которое эта история может вызвать у Вашей светлости. Однако наука идет мне впрок, не правда ли? Прежде чем откровенные слова успели сорваться с кончика моего языка, я осознал, насколько опасны они могут быть для Саммерса — да и для меня тоже.
— Что ж, мистер Саммерс, располагайте мною.
— Я не сомневался, что вы согласитесь. Команда невежественных матросов получила солидное подкрепление в лице представителя гражданских властей. Итак, как будем действовать?
— Рассудим: у нас имеется духовный пастырь, с которым… Но постойте, не получить ли нам дополнительное подкрепление в лице мисс Грэнхем? Она дочь каноника и кому, как не ей, знать все тонкости обращения с лицами духовного звания!
— Вынужден призвать вас к серьезности, сэр, а упомянутую особу оставьте заботам мистера Преттимена.
— Как! Быть этого не может! Чтоб сама Минерва?..
— Сейчас наши мысли должны быть обращены к мистеру Колли.
— Ну хорошо. Итак, у нас имеется духовный пастырь, который опустился до непотребного скотства и теперь нещадно казнит себя за это.
Саммерс посмотрел на меня испытующе и, я бы даже сказал, с интересом.
— А вы знаете, до какого он опустился скотства?
— Как не знать! Я же сам видел! Мы все видели, не исключая и дам! Но если на то пошло, Саммерс, я видел больше остальных.
— В высшей степени любопытно.
— Не думаю, что это сколько-нибудь важно. Но спустя всего несколько часов после того, как он явил себя обществу в самом непотребном виде, я узрел его в нашем коридоре — он неспешно двигался в сторону гальюна: в руке он держал лист бумаги, а на его мерзкой образине блуждала престранная улыбка.
— И как вы истолковали его улыбку?
— Пьяный что дитя: чему радуется — сам не ведает.
Саммерс кивнул в сторону носовой части судна.
— А там? На баке?
— Откуда нам знать.
— Можно ведь и порасспросить кой-кого.
— Умно ли это, Саммерс? Разве балаган, устроенный матросней, — уж вы меня простите! — имел целью позабавить своего брата матроса? О нет, он был адресован властям предержащим или тем, кто их здесь представляет. Так не лучше ли не напоминать им лишний раз об этом?
— Речь идет о спасении рассудка этого несчастного, сэр. И если для этого нужно пойти на риск — что ж! Кто подбил его напиться? Кроме матросов есть ведь еще переселенцы — вполне благопристойные люди, насколько я мог заметить. Уж у них-то во всяком случае нет ни малейшего намерения насмехаться над властью. При этом они, надо полагать, полностью в курсе происшедшего.
Я вдруг вспомнил ту бедняжку с изможденным лицом, в котором навеки поселилась тень, и там, где она приютилась, она словно выедала глубокие впадины. Ей пришлось наблюдать Коллиево бесстыдное скотство как раз в ту минуту своей жизни, когда она вправе была рассчитывать на совсем иное поведение со стороны духовного лица.
— Ужасно, Саммерс! Да его бы следовало…
— Прошлого не воротишь, сэр. Однако еще раз напоминаю: рассудку его грозит серьезная опасность. Бога ради, сделайте хотя бы еще одну попытку, дабы вызволить несчастного из его… апатии.
— Хорошо. Попытаемся еще раз. Идемте.
Я быстро вышел, Саммерс за мной, пересек коридор, отворил дверь каюты и, шагнув внутрь, остановился на пороге. Рассказ Саммерса довольно точно соответствовал действительной картине. Колли лежал пластом, как и прежде, и даже, казалось, еще неподвижнее. Рука, судорожно сжимавшая кольцо рым-болта, провисла, и, хотя пальцы по-прежнему обжимали железо, в ней уже не чувствовалось мускульного напряжения.
У меня за спиной послышался негромкий голос Саммерса:
— К вам мистер Тальбот. Он пришел проведать вас, мистер Колли.
Должен признать, что вся эта история привела меня в смятение, к которому примешивалась изрядная доля брезгливости, отчего я чувствовал себя совершенно неспособным, даже против обыкновения, подыскать приличествующие случаю слова, чтобы ободрить этого несчастного и ничтожного человека. Его незавидное положение и скверный запах, зловоние, источаемое, вероятно, его давно немытой телесной оболочкой, вызвали у меня приступ дурноты. А дух, сами рассудите, должен был быть изрядно крепким, чтобы превзойти даже общую корабельную вонь, с которой я по сю пору не вполне свыкся! Но Саммерс, как видно, приписывал мне таланты, коими я не обладал, ибо он отступил от меня с выразительным кивком, словно давая мне понять, что с этой минуты успех всего дела в моих руках.
Я откашлялся.
— Э-э… послушайте, мистер Колли, история вышла, конечно, неприятная, но, право же, сэр, вы чересчур строго себя казните. Неумеренные возлияния и их последствия — это испытание, через которое хотя бы раз в жизни должен пройти каждый мужчина, иначе как сможет он с пониманием относиться к таким же, как он, незадачливым выпивохам? Касательно же того, что вы, находясь на палубе, явили перед всеми свое естество, — помилуйте, смотрите на вещи здраво, и не такое видывали эти палубы! Да и в мирной сельской жизни нашей с вами родной стороны… я сам, мистер Колли, как я теперь ясно вижу благодаря убедительным разъяснениям мистера Саммерса, пусть весьма опосредованно, несу долю ответственности за ваши злоключения. Ежели бы я не прогневал нашего капитана… а впрочем, это пустое! Лучше сделаю вам одно признание, сэр. Как-то раз компания молодых шалопаев собралась на верхнем этаже дома, и, когда внизу проходил один превредный, всеми ненавистный педель, они из окон по команде помочились ему на голову. И чем, вы думаете, закончилось это скандальное происшествие? А ничем, решительно ничем, сэр! Педель вытянул руку ладонью кверху, поглядел на сумеречное небо, сдвинул брови и раскрыл свой зонт! Притом, клянусь вам, сэр, среди тех молодых повес были и будущие епископы! Пройдет день-два — и мы еще вместе посмеемся над этим комическим эпизодом. Вы ведь, по моим сведениям, направляетесь в Сиднейскую бухту, а оттуда на Землю Ван-Димена. Боже правый, мистер Колли, если верно то, что я слышал о тамошних обитателях, пьяному они скорее окажут радушный прием, чем трезвому. Самое для вас сейчас правильное — это опрокинуть стопочку чего-нибудь крепкого, а после — эля, столько, сколько выдержит ваш желудок. Средство надежное, не сомневайтесь! И скоро все будет рисоваться вам не в столь мрачном свете.