Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки] - Дюма Александр (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗

Не хватало мне лишь одного: костюма. Впрочем, костюм Офелии очень прост, всего-навсего длинное белое платье. Такое нетрудно сшить.

Я решила не прибегать ни к каким ухищрениям.

Вечером, за ужином, я попросила у сэра Джона позволения отлучиться на следующий день из дому.

Он посмотрел на меня с удивлением:

— Как? Вы считаете, будто нуждаетесь для этого в моем позволении?

— Нет, — сказала я, — и все же без вашего разрешения я бы не ушла.

— Коль скоро вы так добры ко мне, может быть, вы соблаговолите быть откровенной до конца и скажете, с какой целью вы хотите уйти?

— Я хочу купить материи на платье, — отвечала я.

— Почему бы вам не пригласить вашу портниху?

Я рассмеялась:

— Потому что я хочу сшить себе платье сама.

— Узнайте хотя бы адреса лучших магазинов.

— Не стоит! То, что мне нужно, можно найти у первого попавшегося торговца. Собственно, не знаю, почему бы мне не послать туда вместо себя горничную… да, я так и поступлю, если вы согласитесь отправиться со мной в другое место.

— Куда бы вы ни повели меня, моя дорогая Эмма, я всюду буду чувствовать себя на пути в рай. С моей стороны было бы безумием отказаться от вашего предложения.

— Итак, договорились: после завтрака я пошлю свою служанку в город за покупками.

— А мы, куда отправимся мы?

— За город, если вам угодно. Завтра я хочу погулять на свежем воздухе.

— И на какой час вы назначаете нашу прогулку?

— После завтрака, если ваша милость позволит.

На том и порешили. Утром, едва лишь встав с постели, я отправила горничную на поиски самого красивого льняного полотна, какое только удастся найти, и широкой вуали из черного тюля.

Сэр Джон слушал, как я отдаю эти распоряжения, ровно ничего не мог понять и, похоже, сгорал от любопытства узнать хоть что-нибудь о моих намерениях. Но я держала рот на замке.

Позавтракав, мы сели в карету, и я приказала везти нас за город, в ближние поля. Правда, поля, даже самые ближние, находятся довольно далеко от Лондона, и нам потребовалось больше часа, чтобы найти то, что было мне нужно.

Наконец я велела остановить экипаж и вышла.

— Я должен следовать за вами? — спросил сэр Джон.

— Конечно, — отвечала я. — Вы должны не только следовать за мной, но и помочь мне.

— В чем?

— Увидите.

Я вышла на полянку и принялась рвать васильки, лютики и овсюг.

Сэр Джон смотрел, что я делаю, и делал то же.

Когда у каждого из нас набралось по охапке дикорастущих трав, я возвратилась к карете.

— Что за странная идея, — сказал сэр Джон, — ведь мы могли бы купить сколько угодно прекраснейших цветов у лучших лондонских садовников, вместо того чтобы ехать сюда за этим сеном.

— А разве я вам не говорила, что я простая крестьянка? Вот полевые цветы и нравятся мне больше городских!

— Неужели я так несчастен, что не в силах заставить вас не сожалеть о тех временах, когда вы были нимфой флинтширских пустошей, а не одним из божеств Лондона?

— Нет, дорогой мой лорд, хотя моя божественность довольно сомнительна, ведь она признана лишь одним-единственным обожателем.

— О, что до вашего культа, — отвечал сэр Джон, — вам довольно показать себя смертным, и он тотчас станет всеобщим. Когда Венере пришла фантазия воцариться над миром, она вышла из пены морской, и ничего более от нее не потребовалось.

— Что же, — спросила я, смеясь, — вы мне советуете предстать перед моими будущими подданными в таком же одеянии, как мисс Афродита?

— Нет, черт возьми! При царе Кандавле такая попытка кончилась слишком плохо, чтобы стоило ее повторять.

Около трех часов дня мы вернулись на Пикадилли; сэр Джон высадил меня у ворот с моим снопом сена, как он выразился, и продолжал свой путь, поскольку еще должен был поспеть в Адмиралтейство.

Моя горничная к тому времени уже успела возвратиться с покупками, которые были мной заказаны; кроме того, я приказала горничной привести швею, и она также ждала меня.

Я хорошо запомнила фасон платья Офелии. Изменив в нем некоторые детали, что казались мне недостаточно изящными, я с той поразительной ловкостью, с какой всегда умела если не одеваться, то изобретать наряды, собственноручно выкроила некое подобие туники, пообещав горничной и швее по фунту каждой, если к девяти вечера наряд будет готов или хотя бы сметан.

Обе тотчас принялись за работу, подгоняемые надеждой на вознаграждение.

А я занялась разборкой полевых цветов и погрузила их в воду, чтобы они сохранили свою свежесть до вечера.

Сэр Джон явился в шесть, веселый и довольный.

Он ходатайствовал о двухмесячном отпуске и получил его. Эти два месяца он хотел полностью посвятить мне.

Не любя сэра Джона в том абсолютном смысле, какого достойно это слово, я питала к нему привязанность, исполненную благодарности не столько за роскошь, которой он меня окружил, сколько за изысканную учтивость его обхождения; моя аристократическая гордость была такова, что само благодеяние в моих глазах значило меньше, чем форма, в которую оно было облечено.

Сэр Джон испросил у меня позволения не возвращаться на борт «Тесея» ранее завтрашнего дня, и, как не трудно догадаться, он получил его. Однако я сказала, что приготовила ему сюрприз — в награду или в наказание за его преувеличенные притязания, это уж ему судить.

Действительно, в девять часов я попросила, чтобы он разрешил мне ненадолго удалиться в свою комнату. Он же в свою очередь со смехом осведомился, не связана ли эта отлучка с обещанным сюрпризом, однако я предпочла оставить его в неведении.

Платье было готово.

Я распустила свои длинные волосы, сплела венок наподобие тех, какими украшала себя в детстве, чтобы потом любоваться своим отражением в водах источника, надела длинное белое платье, оставляющее открытыми руки и часть груди, и, призвав на помощь воспоминания, к которым я присоединила все мое вдохновение, распахнула двери салона.

Мне предстояло сейчас впервые убедиться, какое воздействие оказывает на мужчин моя красота, облеченная двойной властью поэзии и игры.

Конечно, мужчин на этот раз представлял для меня лишь один мужчина, притом весьма настроенный в мою пользу, а потому его мнение вряд ли могло заменить суд всего человечества. Тем не менее, я не рискнула предстать перед ним раньше, чем бросив долгий испытующий взгляд в знаменитое зеркало в золоченой раме.

То, что оно сказало мне, было настолько приятно, что я, больше не колеблясь, смело вошла в зал.

Сэр Джон стоял, прислонясь к камину, и как раз смотрел на дверь, в которой я появилась.

При виде меня у него вырвался крик изумления и восторга. Итак, мой выход был удачен.

Легко понять, как это меня окрылило.

И я запела. Я пела ту самую песенку, то ли веселую, то ли печальную, которой начинается сцена безумия:

Сэр Джон протянул ко мне руки, но я притворилась, будто не вижу его, и с блуждающим взором запела опять, еще печальнее:

Сэр Джон зааплодировал.

Я издала долгий жалобный крик, подражая артистке, игравшей Офелию, и с рыданьем в голосе продолжала: