Маленькая хозяйка Большого дома. Храм гордыни. Цикл гавайских рассказов - Лондон Джек (книги .TXT) 📗
Вдруг пальцы его коснулись свежей, гладкой руки, судорожно отпрянувшей при неожиданном прикосновении; раздался громкий испуганный крик. Он сжал ее руку и рассмеялся. Тут засмеялась и Паола, и он вдруг вспомнил строчку стиха: «Услышав ее смех во тьме, я полюбил ее».
— Испугали же вы меня, — сказала она. — Вы подкрались беззвучно, а я была за тысячу миль отсюда, замечталась.
— О чем? — спросил Грэхем.
— По правде сказать, мне пришел в голову фасон платья — цвета синего винограда с тяжелой золотой каймой и пряжками. И только одно к нему украшение на руках — кольцо с громадным красным рубином, его мне Дик подарил в первые годы замужества.
— Есть на свете что-нибудь, о чем вы не мечтаете? — спросил он со смехом.
Она тоже смеялась; голоса их гулко раздавались в темноте.
— Кто вам сказал про трубу? — спросила она погодя.
— Никто. Когда прошли две минуты, а вы не показываетесь над водой, я решил, что тут фокус, и стал искать.
— Это Дик придумал, когда бассейн уже был готов. У него масса всяких затей. Он страшно любил доводить старых дам до истерики: зазовет их сыновей и внуков с собою купаться и спрячется тут с ними, но однажды две из них чуть не умерли со страху. Он тогда перестал дурачиться и стал набирать жертв посолиднее, вроде вас. Была у нас и другая история: у нас гостила некая мисс Коглан, подруга Эрнестины, молоденькая, еще школьница. Он ухитрился поставить ее у самой трубы, а сам поднялся на высокую платформу и нырнул сюда к нижнему концу трубы. Через несколько минут, когда она уже была почти в обмороке, думая, что он утонул, он вдруг заговорил в трубу ужасным замогильным голосом, и мисс Коглан тут же потеряла сознание.
— Она, верно, была не из сильных, — заметил Грэхем, и у него вспыхнуло смешное желание — иметь в руках спичку, зажечь ее и посмотреть на Паолу Форрест, державшуюся рядом с ним над водою.
— Особенно винить ее нельзя, — ответила Паола, — во-первых, она была очень молода, лет восемнадцати, не больше, а обожала Дика, как это водится у школьниц. Все они так: Дик как разыграется с ними, так сам делается мальчишкой, и они никак понять не могут, что он солидный, опытный, глубокомыслящий, работящий пожилой человек. Тут неловко вышло только одно, когда бедная девочка очнулась, она не успела сразу собраться с мыслями и взять себя в руки и выдала свою сердечную тайну. Вы бы посмотрели, какое убитое лицо у Дика сделалось, когда она выболтала.
— Что вы, ночевать там собираетесь? — раздался в трубе голос Берта Уэйнрайта, точно у самого уха.
Грэхем вздрогнул и тут же вздохнул облегченно.
— Господи! Как он меня напугал. Ваша молоденькая барышня отомщена. Меня теперь не проведешь, я знаю резонанс вашей трубы.
— Пора возвращаться на свет божий, — сказала она. — Правда, здесь чудесно разговаривать. Идти мне первой?
— Разумеется, я за вами; как жаль, что вода не светится! А то я бы плыл за вашими светящимися пятками… Помните у Байрона? И направления искать не пришлось бы.
Он слышал, как она засмеялась, уже удаляясь, и окликнула:
— Я уже!
Было темно, но по раздавшимся слабым звукам он догадался, что Паола бросилась головою вниз, и сразу представил, как это красиво у нее вышло, хотя большинству женщин этот маневр очень не идет.
— Вам кто-нибудь сказал? — напал на Грэхема Берт, как только тот показался на поверхности и стал выплывать из бассейна.
— Это вы, разбойник, стучали камнями под водой? — в свою очередь напал на него Грэхем. — Если бы я проиграл, я бы пари опротестовал. Это было шулерство, заговор, и я уверен, что опытный адвокат определил бы всю махинацию как преступление. Такой казус, в сущности, подлежит решению верховного суда.
— Но ведь вы выиграли, — воскликнула Эрнестина.
— Конечно, выиграл и потому не подаю иска против вас и всей вашей мошеннической компании, но только если вы немедленно расплатитесь. Дайте вспомнить — вы мне должны коробку сигар!
— Одну сигару, сударь!
— Нет, целую коробку.
— В пятнашки! — крикнула Паола и, слегка ударив Грэхема по плечу, нырнула в бассейн. Но не успел он броситься за нею, как Берт схватил его и закрутил. Но Дик тут же запятнал Берта, Берт — его, Дик погнался за женой через весь бассейн, Берт и Грэхем бросились пересекать им дорогу, а барышни взбежали вверх на вышку и живописно стали на верхней пятнадцатифутовой площадке.
Глава XIV
Доналд Уэйр плавать не любил и в водном турнире не участвовал, но зато после обеда, к великой досаде Грэхема, скрипач завладел хозяйкой и не отпускал ее от рояля. Неожиданно, как часто водилось в Большом доме, приехали гости: юрист Адольф Вейл, которому нужно было переговорить с Диком насчет одного крупного процесса о правах на какие-то источники; затем прямо из Мексики Джереми Брэкстон, главный инспектор принадлежавших Дику рудников, рыжеволосый ирландец Эдвин О'Хэй, музыкальный и драматический критик, и, наконец, Чонси Бишоп, издатель и владелец газеты «Телеграф Сан-Франциско» и, как узнал Грэхем из разговоров, бывший университетский товарищ Дика.
Дик засадил гостей за шумную, азартную карточную игру своего изобретения, названную им «Отвратительной пятеркой». Страсти разгорелись, игроки зарвались, но предельная ставка была установлена в десять центов, а в случае удачи очередной банкомёт имел возможность выиграть или проиграть всего девяносто центов, причем на это великое счастье уходило не менее десяти минут. Играли за большим столом у дальнего конца комнаты, и оттуда то и дело доносились просьбы одолжить денег; кое-кто оставался должен, и вечно не хватало мелочи. Игроков было девять, за столом стало тесно, и Грэхем от игры на свой риск отказался и лишь изредка ставил на счастье Эрнестины, успевая поглядывать и в другой конец комнаты, где скрипач и Паола углубились в Бетховена или балет Делиба.
Джереми Брэкстон умолял повысить предельную ставку до двадцати центов, а Дик, ухитрившийся, по его словам, проиграть целых четыре доллара и шестьдесят центов, жалобно требовал учреждения фонда для оплаты освещения и предстоящей на утро чистки комнаты. Грэхем, также глубоко вздыхая по проигранным на пари пяти центам, заявил Эрнестине, что намерен пройтись по залу, чтобы «переменить» свое счастье.
— Так я и знала, — сказала она ему вполголоса.
— Что вы знали? — спросил он.
Она многозначительно кивнула в сторону Паолы.
— Ну, раз так, тем более надо идти, — бросил Грэхем.
— Значит, не смеете отказаться от вызова? — подтрунивала она.
— Будь это вызов, я бы не принял его!
— В таком случае я вам бросаю вызов, — заявила она.
Он покачал головой.
— Я уже давно решил пройти прямо туда и выжить оттуда этого скрипача. Вы уже опоздали, и ваш вызов значения не имеет. К тому же смотрите, мистер О'Хэй ждет вашей ставки.
Эрнестина быстро поставила десять центов, даже не поинтересовавшись, выиграла она или проиграла, так внимательно она следила, как Грэхем пробирался в другой конец комнаты, хотя отлично видела, что Берт Уэйнрайт в свою очередь следит за ней. С другой стороны, ни она, ни Берт и никто из окружающих не подозревал, что сам Дик, беспрерывно смеша их всех, блестя своими глазами, искрящимися весельем, не пропустил ничего из всей закулисной игры.
Эрнестина была чуть выше Паолы, но с несколько большей склонностью к полноте, светлая блондинка, с чистым свежим цветом лица, слегка позолоченного солнцем, и нежным, почти прозрачным румянцем, какой бывает только в восемнадцать лет. Казалось, что все видно сквозь розоватую, нежную кожу ее пальцев, кистей рук, шеи, щек. И вся исходящая от нее нежность была сейчас овеяна особой теплотой, не ускользнувшей от взора Дика, заметившего, как она следит за Ивэном Грэхемом, направлявшимся в дальний конец комнаты. Дик уловил и тут же мысленно определил зародившуюся в ней и ей самой еще неясную мечту.
А она тем временем все смотрела на Грэхема, на его, как ей казалось, царственную походку, на высокую, легкую, изящную, породистую постановку головы с зачесанными с какой-то милой небрежностью золотисто-бронзовыми волосами, и ее пальцы как будто тянулись к ним, ее охватывало неизведанное ею прежде желание их ласкать.
