Три тысячи лет среди микробов - Твен Марк (бесплатные книги полный формат txt) 📗

– Один ноль в пользу Гека! – закричали мои болельщики.

– Мы потеряли убитыми и ранеными двести шестьдесят восемь человек.

– Два ноль в пользу Гека!

– Одиннадцать человек умерло от болезней

– Три ноль в пользу Гека!

– Три тысячи восемьсот сорок девять – от лекарств, прописанных врачами.

– Четыре ноль в пользу Гека!

– В армию призвали сто тридцать тысяч человек, помимо тех семидесяти тысяч, что были посланы на Кубу. Их разместили в лагере во Флориде.

– Пять ноль в пользу Гека!

– Мы взяли на полное государственное обеспечение все двести тысяч человек.

– Шесть ноль в пользу Гека1

– Мы произвели в генерал-майоры врача за отвагу, проявленную в великой битве при Сан-Хуане…

– Семь ноль в пользу Гека!

– …за то, что он отправил пилюли в тыл и защищал жизнь солдат с оружием в руках.

– Восемь ноль в пользу Гека!

– Гек, ты приводил медицинскую статистику компании, которую назвал русско-японской войной. Повтори, пожалуйста, эти цифры.

– Из одной партии раненых солдат в девять тысяч семьсот восемьдесят человек, доставленных с поля боя в военные госпитали, умерли только тридцать четыре солдата.

– Девять ноль в пользу Гека!

– Из партии в тысяча сто шесть японских солдат, отправленных в тыловые госпитали, потому что полевые не брали тяжелораненых, не умер ни один. Все поправились, и большинство смогло вернуться на фронт. Из этой партии три солдата были ранены в живот, три – в голову и шесть – в грудь.

– Десять ноль в пользу Гека!

– Гек, упомянув американскую медицинскую службу, ты…

– Погоди, я об этом не упоминал. Никакой медицинской службы в Америке нет и никогда не было. Я говорил, что народ порой называет ее медицинской службой, порой – ангелами смерти, но и то, и другое названия употребляются в шутку. У нас есть хирургическая служба – отличная, надо сказать, а вся остальная служба делится на два звена и общего названия не имеет. Каждое из них существует независимо друг от друга, осуществляет свои функции и имеет свое собственное название – официальное название, присвоенное ему военным министерством. Военное министерство именует одно из них «Тифозная служба», а другое – «Дизентерийная служба». Одна поставляет тиф в тыловые военные лагеря, а другая – дизентерию в действующую армию.

Я говорил вам и о том, что наше правительство сумело извлечь уроки из кубинской войны. Сразу же после конфликта оно реорганизовало свою военную систему. Правительство уволило в запас солдат и призвало на военную службу только врачей. Посылая их в бой, правительство не обременяет их мушкетами и пушками – в их седельных вьюках находится тридцатидневный резерв врачебных боеприпасов. Никакого войскового обоза. Экономия на военных затратах – грандиозная. Там, где раньше воевали целые армии, теперь достаточно одного полка. В кубинской войне сто сорок две тысячи испанских солдат за пять месяцев уничтожили двести шестьдесят восемь наших защитников. За те же пять месяцев сто сорок наших врачей уничтожили три тысячи восемьсот сорок девять упомянутых защитников и, не израсходуй они весь свой боевой запас пилюль, уничтожили бы всех остальных.

При новой системе шестьдесят девять врачей заменяют войско в семьдесят тысяч солдат. В результате у нас самая маленькая и самая надежная армия в мире. Я подробно остановился на этих событиях, хоть они и не числятся в списке, потому что они дают общее представление о том, что вас интересует. Извините, что прервал игру своим отступлением. Вернемся к вопросам.

К этому времени в настроении присутствующих произошла резкая перемена, отовсюду слышались возбужденные выкрики:

– Подожди, подожди, мы тоже держим пари!

Приятели так распалились, что совали деньги Лему, решив держать пари на все оставшиеся сто восемьдесят два вопроса, как он и предлагал с самого начала. Лем уклонился. Он уже проиграл двадцать бэш Луи и двадцать Галааду. Дело для него было гиблое.Уклонившись от пари, он заявил, даже не пытаясь подсластить пилюлю:

– У вас была возможность, а вы ею не воспользовались, значит, в игре не участвуете.

Отказ накалил страсти еще больше. Приятели предлагали Лему двойную ставку. Он снова отказался. Ставки росли – три к одному, четыре к одному, пять к одному, шесть к одному, семь, восемь к одному. Лем отказывался. Тогда они махнули рукой на эту затею и утихомирились.

– Предлагаю пятьдесят к одному, Лем! – сказал я. Боже, какой тут поднялся шум! Лем колебался. Искус был велик. Все затаили дыхание. Он молча размышлял целую минуту, потом заявил:

– Не-ет, не хочу. Снова поднялся шум.

– Лем, два к одному, что я не упущу ни одной детали в ответах на все сто восемьдесят два вопроса, – продолжал я искушать Лема. – Соглашайся, если хоть одна деталь будет упущена, вся сумма ставок – твоя. Скажешь, не велика пожива? Ты ж бывалый игрок! Ну, соглашайся!

Мои слова задели его за живое. Я это знал наперед. Лем принял вызов Он держался, стиснув зубы, пока я не довел счет до тридцати трех без единой ошибки. Болельщики следили за мной затаив дыхание и лишь изредка разражались аплодисментами. Лем пришел в бешенство. Он клялся с пеной у рта, что здесь какая-то казуистика, размахивал кулаками, кричал.

– Все это – надувательство, сфабрикованная ложь. Другим заплачу, а тебе – нет! Ты вызубрил свои сказки наизусть и заманил меня в ловушку, а я по глупости попался. Ты знал, что я предложу пари и расставил сети. Но поживиться тебе не удастся, так и знай. У нас в стране заведено: если ты заключаешь пари, наперед уверенный в выигрыше, пари недействительно!

Я одержал большую победу и был очень доволен собой.

– Как тебе не стыдно, – возмутились ребята, – нечего увиливать!

Они были готовы силой заставить Лема отдать мне выигрыш, но я не упустил случая проявить доброту и преподать им урок нравственности. Пример нравственности был для меня с точки зрения выгоды дороже денег: он вызовет интерес в семьях, где чтут моральные устои, поэтому я упросил ребят оставить Лема в покое.

– Я не могу взять деньги, друзья, поверьте, не могу, – сказал я. – Мое положение не позволяет участвовать в азартных играх, напротив, оно обязывает меня выступать против них самым решительным образом, особенно публично. Я расцениваю этот случай как публичное выступление в некотором роде. Нет, я не могу принять деньги: для меня, общественного деятеля, это – грязные деньги. Я не мог бы потратить их с чистой совестью, разве что на благотворительные нужды И даже в этом случае – с определенными ограничениями. В своей лекции о Земле я говорил о долгой и ожесточенной словесной битве, которая велась в Америке по поводу грязных денег и способах их законного использования. В конце концов американцы пришли к выводу, что не следует вводить никаких ограничений. По этой причине я покинул свою страну и приехал сюда. В прощальном слове я публично заявил: «Я уезжаю и не вернусь никогда. Я отрекаюсь от своей родины. Я не могу дышать зараженным воздухом и уезжаю туда, где нравственная атмосфера чиста». Я уехал, и вот я здесь. С первых же дней на Блитцовском я ощутил перемену к лучшему, дорогие мои товарищи и друзья!

Они приняли мои слова как комплимент, на что я и рассчитывал. Приятели дружно прокричали десятикратное «Ура!», сопроводив его восторженными возгласами. Потом я продолжил свою речь:

– Я разошелся во мнении с бывшими соотечественниками, и люди, более гибкие в вопросах морали, чем я, сочли бы предмет спора софизмом. Моя точка зрения такова: все грязные деньги очищаются от грязи, уйдя от загрязнившего их владельца, за исключением тех случаев, когда они используются за рубежом во вред чужой, более высокой цивилизации. Я заявил: не посылайте эти деньги в Китай [42], пошлите их миссионерам в другие края, тогда они очистятся от скверны. Я уже упоминал сегодня о стране, которая называется Китай, вы, вероятно, помните.

Я не могу взять эти бесчестные деньги сейчас, потому что нахожусь бесконечно далеко от Китая, у меня не было намерения их брать; я держал пари, чтоб позабавить себя и вас. Я не выиграл эти деньги; участвуя в игре, я знал, что играю не ради денег и не имею на них права.