Путешествие с Чарли в поисках Америки - Стейнбек Джон Эрнст (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗

Я сказал несколько раздраженно:

– А в Олбани, а в Сан-Франциско?

– Я там сроду не был, но ручаюсь, что все равно плутать не буду.

– Я была в Дулуте, — сказала официантка. — А на Рождество поеду в Су-Фоле. У меня тетка там живет.

– Разве в Соук-Сентре у тебя никого нет? — спросил повар.

– Как нет — есть, да ведь это недалеко отсюда. А хочется подальше, вот как он говорит — Сан-Франциско. Брат у меня служит во флоте. Они сейчас в Сан-Диего. А у вас есть кто-нибудь в Соук-Сентре?

– Нет, просто хочу посмотреть город. Это родина Синклера Льюиса.

– А-а, да! Там есть такая вывеска. Туда многие ездят вот так же, посмотреть. А городу от этого прибыль.

– Он первый мне рассказал про эти места.

– Кто?

– Синклер Льюис.

– А-а, да! Вы с ним знакомы?

– Нет, только читал.

Еще секунда, и она бы спросила: «Что?» Но я пресек ее:

– Значит, переезд у Сент-Клауда и дальше по Пятьдесят второму?

Повар сказал:

– По-моему, этот, как его… там больше не живет.

– Да, я знаю. Он умер.

– В самом деле?

Да, действительно, в Соук-Сентре была доска с надписью: «Здесь родился Синклер Льюис».

Я почему-то не стал задерживаться в этом городе и сразу свернул на шоссе 71, к Уодене. Скоро совсем стемнело, а я все еще ехал и ехал, стараясь поскорее добраться до горда Детройт-Лейкса. Передо мной неотступно стояло лицо — худое, сморщенное, как яблоко, слишком долго пролежавшее в бочке, и на этом лице была печать одиночества, мучительной тоски одиночества.

Я был с ним не так уж близок, а в те дни, когда он шумел и слыл «красным», и вовсе его не знал. В последние годы жизни он несколько раз звонил мне, приезжая в Нью-Йорк, и мы с ним завтракали в «Алгонкине». Я называл его мистер Льюис и мысленно до сих пор так называю. Пить он уже не мог и от еды тоже не получал удовольствия, но глаза его то и дело поблескивали сталью.

Я прочел «Главную улицу» еще в школе и до сих пор помню, с какой яростью накинулись на эту книгу в его родных местах.

Навещал ли он их впоследствии?

Да, изредка, проездом. Хорош только тот писатель, которого нет в живых. Тогда он никого больше не всполошит, никого больше не разобидит. В последнюю нашу встречу мне показалось, будто он совсем ссохся. Он говорил тогда: «Что-то холодно. Все время знобит. Я уезжаю в Италию».

И уехал, и умер там, и не знаю, правда это или нет, но говорят, что умирал он в полном одиночестве. А теперь он пригодился своему родному городу. Привлекает туда туристов. Теперь он хороший писатель.

Если бы в Росинанте хватило места, я погрузил бы в него все сорок восемь «Путеводителей по штатам Северной Америки» издания WPA. [23] У меня их полный комплект, а ведь некоторые тома — библиографическая редкость. Если не ошибаюсь, Северная Дакота напечатала только восемьсот экземпляров, а Южная — около пятисот. Эти сорок восемь томов представляют собой наиболее полный обзор Северо-Американских Соединенных Штатов, выпущенный под одной маркой, и с ним пока что нельзя сравнить никакое другое справочное издание. Его составителями в годы кризиса были лучшие писатели Америки, которые находились в кризисном положении даже более тяжком, чем какая-либо другая общественная прослойка — если только это возможно, — но в то же время сохраняли неугасимую в человеке инстинктивную потребность утолять голод. При поддержке WPA рабочие опирались в те годы на свои лопаты, писатели — на свои перья. Но эти путеводители вызывали ярость тех, кто стоял в оппозиции к мистеру Рузвельту. В результате некоторые штаты выпустили всего по нескольку экземпляров, а потом матрицы уничтожили, о чем можно только пожалеть, так как эти справочники — кладезь систематизированных, документально обоснованных, изложенных хорошим языком сведений по геологии, истории и экономике нашей страны. Возьмем, например, меня: будь при мне эти путеводители, я бы нашел в них город Детройт-Лейкс, штат Миннесота, и узнал бы, почему ему дали такое название и кто и когда его так окрестил. Поздно вечером я остановился на ночь неподалеку от Детройт-Лейкса, то же самое сделал и Чарли, но я знаю об этом городе не больше того, что известно ему.

На следующий день одно мое желание, которое я лелеял давным-давно, расцвело пышным цветом и принесло плоды.

Иной раз диву даешься — почему это место или город, где мы никогда не были, может возыметь такую власть над вашим воображением, что одно только название его звоном отдается у вас в ушах. Есть такой город и у меня. Это Фарго в Северной Дакоте. Может быть, впервые он привлек к себе мое внимание в связи с оружием системы «Уэлс-Фарго», но я интересуюсь им не только потому. Возьмите карту Соединенных Штатов, согните ее пополам, соединив правый край листа с левым, проведите ногтем по сгибу и в самой серединке этой карты вы найдете город Фарго. Если карта дана на разворот, Фарго иногда застревает в глубине брошюровочной складки. Может быть, это не совсем научный метод определения центра нашей страны между ее восточной и западной границами, но ничего, сойдет и так. И еще Фарго в моем представлении — родной брат мифических краев нашей планеты: он сродни тем баснословным далям, о которых повествуют Геродот, Марко Поло и Мандевиль. [24] Я с детства помню: если ударил холод, то самым холодным местом в Америке оказывался Фарго. Если на повестке дня стояла жара, газеты утверждали, что более сильного зноя, чем в Фарго, нет на всем континенте; а не зноя, так сильных дождей, или засухи, или снежных заносов. Во всяком случае, такое у меня cоздалось впечатление об этом городе. Но не менее десятка городов, а может быть, и несколько десятков наверняка ополчатся на меня и, вооружившись фактами и цифрами, будут доказывать, что погода у них в любое время года несравненно хуже, чем в Фарго. Заблаговременно прихожу к ним с повинной. Чтобы умерить их негодование, должен признаться в следующем: когда мой Росинант въехал в Мурхед, штат Миннесота, прогромыхал по мосту через Ред-Ривер и добрался до Фарго на противоположном берегу, был золотой осенний денек, улицы Фарго были так же забиты машинами и людьми, так же залеплены неоновой рекламой и так же деловито бурлили, как и в любом другом растущем городке с населением в сорок шесть тысяч человек. Тамошний пейзаж ничем не отличался от левобережья Миннесоты. Как и повсюду, я проехал этот городок, мало что замечая вокруг, кроме грузовика, идущего впереди, и «крайслера» в зеркале заднего вида. Тяжело, когда созданный тобой миф рушится у тебя на глазах. Неужели такая же судьба постигла бы и Самарканд, и Катай, и Чипангу [25] при ближайшем знакомстве с ними? Как только окраина Фарго — опоясывающий его круг покореженного металла и битого стекла — осталась позади и мы проехали Мэплтон, я нашел хорошее местечко для отдыха на берегу Мэпл-Ривер, недалеко от Алисы. Какое прелестное название для городка — Алиса! В 1950 году в нем насчитывалось 162 жителя, а по данным последней переписи — 124. На этом разговор о бурном росте населения в городе Алисе можно закончить. Вдоль берега Мэпл-Ривер низко нависали над водой деревья — кажется, сикоморы, и там я принялся зализывать раны, нанесенные мне в области мифотворчества. И, к радости своей, обнаружил, что встреча с Фарго нисколько не поколебала моего представления о нем. Он остался для меня таким же, каким был прежде, — погребенным в снегах, спаленным жарой, засыпанным пылью. Счастлив доложить, что в поединке между действительностью и фантазией сила не всегда на стороне действительности.

Хотя было только около десяти часов утра, я приготовил себе роскошный обед, но из чего он состоял, сейчас уже не помню. А Чарли, еще сохранявший остатки красоты, которую навели на него в Чикаго, залез в реку и опять превратился в замарашку.

После уюта и человеческого тепла в Чикаго к одиночеству пришлось привыкать заново. На это требуется время. Но на берегу Мэпл-Ривер, неподалеку от Алисы, этот дар снова осенил меня. Чарли отпустил мне мои грехи, проявив при этом такое высокомерие, что тошно было смотреть, а теперь у него тоже нашлись кое-какие дела. Место для стоянки было выбрано удачно — у причальных мостков. Я вынес из Росинанта мусорное ведро (оно же стиральная машина) и выполоскал в реке белье, два дня проболтавшееся в мыльной воде. А когда поднялся легкий ветерок, разостлал простыни на низких кустах для просушки. Что это были за кусты — не знаю, но листья их сильно пахли сандалом, а по-моему нет на свете ничего лучше надушенных простынь. Я взял лист желтой бумаги и занес туда свои мысли о сущности и природе одиночества. По естественному ходу событий таким заметкам следовало бы затеряться, как они у меня всегда теряются, но эти обнаружились долгое время спустя. В них была завернута бутылка томатного соуса — завернута и обмотана для верности резинкой. Запись первая: «Взаимосвязь между Временем и Одиночеством». Это течение мысли я помню. Если рядом с тобой человек, ты закреплен за определенным временем, и это время — настоящее, но когда к одиночеству притерпишься, то прошлое, настоящее и будущее текут рядом. Воспоминания, то, что происходит сейчас, предвидение будущих событий — все это охватывает тебя сразу.