Дни в Бирме - Оруэлл Джордж (читаем книги бесплатно txt) 📗
13
Пропустив у ворот чумазых оборванцев, тащивших завернутое в дерюгу тело к неглубокой яме в лесу, Флори пошел через голый, твердый как камень, больничный двор. Окружавшие двор широкие террасы были забиты тихо и неподвижно лежавшими на голых койках больными. Между подпорками террас дремали или грызли блох шелудивые дворняги, по слухам, кормившиеся отходами хирургических операций. Все выглядело ветхо и неряшливо. Боровшийся за гигиену начальник не мог одолеть пыль, недостаток воды, лень санитаров и невежество фельдшеров. У доктора, сказали Флори, сейчас амбулаторный прием
Обстановка приемного кабинета ограничивалась покрытыми штукатуркой стенами, столом, парой стульев и выгоревшим, криво висевшим портретом королевы Виктории. Вдоль стены ежились, дожидаясь своей очереди, крестьяне в линялых тряпках. Доктор, без пиджака, мокрый от пота, с обычным суетливым восторгом встретил Флори, усадил, подвинул ему пачку сигарет.
– Какой восхитительный визит, друг мой! Располагайтесь, отдыхайте! Если тут, эххе-хе-хе, возможно отдохнуть. Мы пойдем ко мне, там уж поговорим как полагается, с пивом и прочим. Только, простите великодушно, я должен принять население.
Минуту спустя Флори уже плавился, задыхаясь в спертом раскаленном воздухе. Один за другим подходили пациенты. Доктор вспрыгивал со стула, сыпал вопросами на ломаном бирманском, вертел человека, прижимался смуглым ухом к спине, груди, снова прыгал к столу и торопливо строчил рецепт. Потом по этим рецептам аптекарь в своей каморке выдавал крестьянам разнообразно окрашенную воду, поскольку с жалованием в двадцать рупий поддерживал себя подпольной продажей медикаментов (для доктора аптекарский бизнес, разумеется, оставался тайной).
Нередко ввиду срочных хирургических дел амбулаторные осмотры поручались фельдшеру, чья метода отличалась быстротой и крайней простотой. После ответа на единственный вопрос: «Где болит: голова, кости, брюхо?» пациенту немедленно вручалась бумажка из трех заготовленных стопок. Больные, надо сказать, предпочитали фельдшера, который не пытал их всякими неприличными вопросами и никогда не предлагал операцию – до смерти пугавшую «живорезку».
Проводив последнего пациента, доктор откинулся на стуле, обмахиваясь рецептурным блокнотом.
– Ахх, жара! Этот чеснок меня доконает! А вы еще дышите, мистер Флори? У англичан чрезвычайно чувствительное обоняние. Как вам наверно тяжело на нашем пахучем Востоке!
– Предлагаю вывесить над Суэцким каналом предупреждение «Заткни нос, всяк сюда входящий!». Вы очень заняты?
– Как всегда. Но знали бы вы, друг мой, сколько препон врачу в этой стране! Невежество кромешное! Крестьян в больницу не заманишь, им лучше гангрена или опухоль с арбуз, чем нож хирурга. А чем лечат их «знахари»? Травой, собранной в новолунье, усами тигра, толченым рогом носорога, мочой, менструальной кровью! Как только они эти эликсиры в рот берут.
– Однако довольно живописно. Вам бы надо составить атлас бирманской фармакопеи.
– Стадо варваров, стадо варваров! – восклицал доктор, не попадая в рукава полотняного пиджака. – Зайдем ко мне? По-моему, что-то от льда еще осталось. А к десяти мне обратно, экстренное удаление грыжи.
– Спасибо, доктор. Я ненадолго.
На веранде у доктора хозяин, огорченно обнаружив в холодильном чане вместо льда болото мокрой соломы, вытащил качавшуюся бутылку пива и с беспокойством крикнул слугам срочно пополнить ассортимент напитков. Флори, не снимая панамы, стоял у перил. Пришел он, чтобы извиниться. Со дня, когда в клубе был вывешен хамский протест против приема аборигена, он друга не навещал. Однако совесть взяла свое. Психолог У По Кин все-таки не совсем точно оценивал малодушного Флори.
– Доктор, вам ведь известно, о чем я должен сказать?
– Мне? О чем?
– Ну, не притворяйтесь. Я был свиньей, подмахнув в клубе ту бумажонку. Это, конечно, не секрет для вас, но я хотел бы объяснить…
– Нет-нет, друг мой, нет-нет, не объясняйте! – Доктор заметался по веранде. – Вы не должны, я все-все понимаю
– Да нет, вам не понять, как идешь на такие пакости. Никто меня не пугал, не вынуждал, официально нам даже предписано дружелюбие к туземцам. Но только очень уж рисковый малый пойдет за местного против своих. Не принято. Посмей я отказаться, получил бы пару недель обструкции от сотоварищей. Так что я как обычно сдрейфил.
– Мистер Флори, мистер Флори! Пожалуйста! Не продолжайте, не смущайте меня. Как же иначе на вашем месте? Разве я не понимаю!
– Да уж, вы знаете наш лозунг «помни – и в Индии ты англичанин!».
– Конечно же, конечно. А также ваш благороднейший девиз «держаться плечом к плечу!» – вот где суть британского превосходства над Востоком.
– Ну, девизами подлость не оправдаешь. Я-то пришел сказать, что никогда больше…
– Друг мой, я просто умоляю оставить эту тему! Пройдено и забыто. Пожалуйста, пейте пиво, пока не нагрелось. Вы, между прочим, не спросили о новостях.
– А! Выкладывайте. Как там старушонка Империя, не окочурилась?
– Плоха, плоха, ой как плоха! Хотя, пожалуй, мне, друг мой, еще хуже. Иду ко дну.
– Что? Снова У По Кин, туша зубастая, сплетни распускает?
– Если бы только сплетни. Теперь нечто просто дьявольское. Вы слышали про тлеющий в деревне бунт?
– Слыхал что-то. Вестфилд мечтал всех перерезать, но, бедняга, не нашел кого. Вроде бы поселяне податью недовольны.
– А знаете сумму налога? Пять рупий! Ослы несчастные, конечно, поворчат и заплатят, обычная история. Но бунт, якобы бунт – о! Мистер Флори, вы должны знать, за всем этим кроется нечто большее.
– Неужели?
Беззлобный доктор вдруг так свирепо стукнул стаканом о стол, что расплескал свое пиво.
– Негодяй У По Кин! Слов нет! Зверь! Крокодил! Это, это же…
– Так-так, продолжайте: бревно с клыками, клизма с ядом, сундук с навозом! Еще что?
– Нет, немыслимая подлость!
И доктор довольно полно описал замыслы У По Кина, за исключением плана судьи пробиться в клуб. Темнокожее лицо доктора, которое, как считалось, не могло менять оттенков, посинело от гнева.
– Вот жирный черт! Кто бы подумал? Но откуда вы узнали?
– Ахх, есть еще несколько верных людей. Теперь вы видите, друг мой, что мне грозит? Он уже облил меня грязью, а если, не дай бог, разгорится нелепый мятеж? Облачко подозрения, что я хотя бы сочувствую бунтовщикам, и я погиб. Погиб!
– Черт возьми, это же смешно! Как-то ведь можно защититься.
– Как? Ничего не докажешь. Потребую я официального расследования, так он на каждого моего свидетеля выведет сотню своих. Весь округ перед ним трепещет.
– А зачем и доказывать? Пойдите расскажите все Макгрегору, он парень честный.
– Тщетно, тщетно, мистер Флори! Мудрый французский афоризм гласит «Qui s’excuse, s’accuse» («кто ищет оправданий, тот виновен». Жаловаться бесполезно.
– Так, что же делать?
– Ничего. Только ждать и надеяться на свою репутацию. Не профессиональную, а личную. Все зависит от отношения европейцев: доверяют – спасен, не доверяют – погиб. Вес моего престижа все решит.
Минуту стояла тишина. Флори отлично знал цену престижа в этой стране, где подозрение сильнее аргумента, а репутация важнее факта. Новое, пугающее его самого ощущение росло в нем. Наступил момент, когда вдруг ясно видится, как ты, забыв про все, должен, обязан поступить.
– А предположим, вас избрали в клуб?
– О! Клуб! Клуб это крепость, за стенами которой любые слухи обо мне значили бы не больше писка базарной мелюзги о всяком из европейских джентльменов. Но столько подозрений уже посеяно насчет меня; нет, шансы мои растаяли.
– Ладно, доктор. На следующем собрании я твердо выдвину вашу кандидатуру и, почти уверен, никто кроме Эллиса не положит черный шар. А пока…
– Ахх, друг мой, дорогой мой друг! – Чувства душили доктора, он схватил Флори за руку. – Как вы благородны! Как благородны! Однако я боюсь, не навлечет ли это на вас недовольства ваших друзей, того же мистера Эллиса?
