Унесенные ветром - Митчелл Маргарет (список книг .txt) 📗
Лицо Уэйда расцвело в улыбке. Он сунул в карман бумажку и с тревогой посмотрел на мать — одобрит ли она такую затею. Но Скарлетт, сдвинув брови, глядела на Ретта. Он поднял с пола Бонни и прижал к себе — крошечное личико уткнулось ему в щеку. Скарлетт не могла понять, о чем он думает, но в глазах увидела что-то похожее на страх — страх и чувство вины.
Приободренный щедростью отчима, Уэйд застенчиво подошел к нему.
— Дядя Ретт, а можно мне вас что-то спросить?
— Конечно. — Лицо у Ретта было напряженное, отсутствующее, он крепче прижал к себе голову Бонни. — О чем же ты хочешь спросить меня, Уэйд?
— Дядя Ретт, вы… а вы воевали?
Взгляд Ретта мгновенно обратился на мальчика — глаза смотрели пронзительно, но голос, задавший вопрос, звучал небрежно:
— А почему ты спрашиваешь, сынок?
— Да вот Джо Уайтинг говорит — вы не воевали, и Фрэнк Боннелл тоже.
— А-а, — проронил Ретт, — а ты им что сказал?
Уэйд стоял с несчастным видом.
— Я… я сказал… я говорю, что не знаю. — И на одном дыхании выпалил: — Но мне все равно, воевали вы или нет. Я поколотил их. А вы были на войне, дядя Ретт?
— Да, — с неожиданной резкостью сказал Ретт. — Я был на войне. Я был в армии восемь месяцев. Я прошел с боями весь путь от Лавджоя до Франклина, штат Теннесси. И я был с Джонстоном, когда он сдался.
Уэйд запрыгал от восторга, а Скарлетт рассмеялась.
— А я-то полагала, что вы стыдитесь своего участия в войне, — сказала она. — Разве вы не просили меня помалкивать об этом?
— Прекратить — оборвал он ее. — Ну как, ты доволен, Уэйд?
— О да, сэр! Я знал, что вы воевали. Я знал, что вы не трус, как они говорят. Вот только… почему вы не воевали вместе с отцами других мальчиков?
— Да потому, что отцы других мальчиков были люди глупые и их направили в пехоту. Я же закончил Вест-Пойнт и был в артиллерии. В полевой артиллерии, Уэйд, а не в войсках внутреннего охранения. А чтобы служить в артиллерии, Уэйд, нужно иметь голову.
— Еще бы! — сказал Уэйд, весь сияя А вы были ранены, дядя Ретт?
Ретт ответил не сразу.
— Вы расскажите ему про свою дизентерию, — с издевкой заметила Скарлетт.
Ретт осторожно опустил малышку на пол и вытянул сорочку и нижнюю рубашку из брюк.
— Подойди сюда, Уэйд, я покажу тебе, куда я был ранен.
Уэйд, возбужденный происходящим, подошел и уставился на то место, на которое указывал пальцем Ретт. Смуглую грудь пересекал длинный рубец, спускавшийся вниз на мускулистый живот. То была память о ножевой драке на калифорнийских золотых приисках, но Уэйд не мог этого знать. Он глубоко вздохнул от счастья.
— А вы, видно, такой же храбрый, как мой папа, дядя Ретт.
— Почти, но не совсем, — сказал Ретт, засовывая сорочку в брюки. — А теперь иди, накупи себе сластей на доллар и бей всех мальчишек, которые посмеют сказать, что я не был в армии.
Уэйд, приплясывая и громко зовя Порка, выбежал из комнаты, а Ретт снова подхватил на руки малышку.
— Ну, к чему вся эта ложь, мой доблестный вояка? — спросила Скарлетт.
— Мальчик должен гордиться отцом… или отчимом. Я не хочу, чтобы ему было стыдно перед другими маленькими зверюгами. Дети ведь жестокие существа.
— Какая чепуха!
— Я никогда не задумывался над тем, что это может значить для Уэйда, — медленно произнес Ретт. — Я никогда не думал, что он страдает. С Бонни так не будет.
— Как — так?
— Вы думаете, я допущу, чтобы моя Бонни стыдилась своего отца? Допущу, чтобы ее не приглашали на дни рождения, когда ей будет девять или десять лет? Думаете, допущу, чтобы ее унижали, как Уэйда, за то, в чем виновата не она, а мы с вами?
— Подумаешь — детские дни рождения!
— Детские дни рождения превращаются потом в балы для барышень и молодых людей. Вы думаете, я позволю, чтобы моя дочь росла вне благовоспитанного общества Атланты? Я не намерен посылать ее на Север в школу, чтобы она приезжала сюда лишь на каникулы, потому что с ней не желают знаться здесь, или в Чарльстоне, или в Саванне, или в Новом Орлеане. Я не хочу, чтобы она вынуждена была выйти замуж за янки или за иностранца, потому что никакая приличная семья южан не захочет принять ее в свое лоно… так как мать ее была дура, а отец — мерзавец.
Уэйд, вернувшийся за чем-то, стоял на пороге и озадаченно, но с интересом слушал.
— Бонни может выйти замуж за Бо, дядя Ретт.
На лице Ретта не было и следа ярости, когда он повернулся к мальчику; казалось, он со всей серьезностью обдумывал его слова — он всегда был серьезен, разговаривая с детьми.
— А ведь и правда, Уэйд. Бонни может выйти замуж за Бо Уилкса. А вот на ком ты женишься?
— О, я — ни на ком, — доверительно сообщил Уэйд, наслаждаясь этой беседой на равных, какую он мог вести только с Реттом да еще разве с тетей Мелли, никогда не корившими его и всегда поощрявшими. — Я поеду учиться в Гарвард и стану юристом, как мой отец, а потом буду храбрым солдатом — тоже, как он.
— Ну, почему Мелли не может держать рот на замке! — воскликнула Скарлетт. — Ни в какой Гарвард ты, Уэйд, не поедешь. Это заведение для янки, а я не допущу, чтобы ты учился в школе янки. Ты пойдешь в университет Джорджии, а когда окончишь его, будешь управлять лавкой вместо меня. Ну, а что касается того, что твой отец был храбрым солдатом…
— Прекратите! — коротко приказал Ретт: от него не укрылось, как заблестели глаза Уэйда, когда речь зашла об отце, которого он никогда не знал. — Ты вырастешь и будешь таким же храбрым, как твой отец, Уэйд. Постарайся быть таким, как он, потому что он был героем, и никому не позволяй говорить о нем иначе. Он ведь женился на твоей матери, верно? Ну, так вот, это уже достаточное доказательство его героизма. А уж я прослежу за тем, чтобы ты пошел в Гарвард и стал юристом. А теперь беги и скажи Порку, чтобы он повозил тебя по городу.
— Я была бы вам очень признательна, если бы вы позволили мне самой заниматься воспитанием моих детей! — воскликнула Скарлетт, когда Уэйд послушно выбежал из комнаты.
— Очень плохо вы ими занимаетесь. Вы сделали все возможное, чтобы испортить будущее Эллы и Уэйда, но я не допущу, чтобы то же повторилось и с Бонни. Она будет расти как принцесса, и на всем свете не найдется человека, которому не захотелось бы общаться с ней. Ни один дом не будет для нее закрыт. Великий боже, да неужели вы думаете, я позволю, чтобы она, когда вырастет, общалась с тем сбродом, который заполняет этот дом?
— Однако этот сброд вполне устраивает вас…
— И более чем устраивает вас, моя кошечка. Но это не для Бонни. Да неужели вы думаете, я позволю, чтобы она вышла замуж за кого-либо из этих беглых каторжников, с которыми вы проводите время? Выскочки-ирландцы, янки, белая рвань, парвеню-«саквояжники»… Чтобы моя Бонни, в жилах которой течет кровь Батлеров и Робийяров…
— Кровь О'Хара…
— Возможно, в свое время О'Хара были королями Ирландии, но ваш отец был всего лишь ловким ирландским выскочкой. Да и вы не лучше… Но я тоже, конечно, хорош. Я мчался по жизни, точно летучая мышь, выпущенная из ада, не задумываясь над тем, что я делаю, так как все и вся было мне безразлично. А вот Бонни не безразлична. Боже, каким я был дураком! Теперь Бонни ни за что не примут в Чарльстоне, сколько бы ни старались моя мать, или ваши тетя Евлалия, или тетя Полин… ясно, что не примут ее и здесь, если мы чего-то не придумаем — и быстро…
— Ах, Ретт, вы относитесь к этому так трагически, что даже смешно. При наших-то деньгах…
— К черту наши деньги! Никакие наши деньги не могут купить то, что я хочу для Бонни. Я бы предпочел, чтоб ее приглашали на черствый хлеб в жалкий дом Пикаров или в этот прохудившийся сарай, в котором живет миссис Элсинг, чем на республиканские балы, где она была бы первой красавицей. Скарлетт, вы вели себя как последняя дура. Вам следовало обеспечить своим детям место в обществе много лет назад, а вы этого не сделали. Вы даже не позаботились о том, чтобы удержать то, которое сами там занимали. И сейчас едва ли можно надеяться, что вы вдруг изменитесь. Слишком вы стремитесь к наживе и слишком любите принижать людей.