Зверобой (Художник Г. Брок) - Купер Джеймс Фенимор (читать книги полностью txt) 📗
Однако, когда Зверобой подплыл к «замку», другие предметы возбудили его интерес и тотчас же затмили все красоты озера и оригинальной постройки. Юдифь и Гетти стояли на платформе перед дверью, с тревогой ожидая его прибытия. Юдифь время от времени смотрела на гребца и на челноки в подзорную трубу. Быть может, никогда эта девушка не казалась такой ослепительно-прекрасной, как в этот миг. Румянец, вызванный волнением и беспокойством, ярко пылал на ее щеках, тогда как мягкое выражение глаз, свойственное и бедной Гетти, углубилось тревожной заботой. Так, по крайней мере, показалось молодому человеку, когда челноки поравнялись с ковчегом. Здесь Зверобой тщательно привязал их, прежде чем взойти на платформу.
Глава VIII
Девушки не произнесли ни сло ва, когда Зверобой появился перед ними один, с лицом, на котором были написаны все его опасения за судьбу двух отсутствующих участников экспедиции.
– Отец?! – воскликнула Юдифь; сделав отчаянное усилие, она наконец смогла выговорить это слово.
– С ним случилась беда, бесполезно скрывать это, – ответил Зверобой, по своему обыкновению, прямо и просто. – Он и Непоседа попались в руки мингов, и одному небу известно, чем все это кончится. Я собрал все челноки, и это может служить для нас некоторым утешением, потому что бродягам придется теперь строить плот или добираться сюда вплавь. После захода солнца к нам на помощь явится Чингачгук, если мне удастся взять его в челнок. Тогда, думаю я, мы оба будем защищать ковчег и «замок» до тех пор, пока офицеры из гарнизона не услышат о войне и не постараются помочь нам.
– Офицеры! – нетерпеливо воскликнула Юдифь, причем щеки ее зарумянились еще сильнее, а в глазах отразилось сильное, хотя и мимолетное волнение. – Кто теперь может думать или говорить об этих бессердечных франтах! Мы собственными силами должны защищать «замок». Но что случилось с моим отцом и с бедным Гарри Непоседой?
Тут Зверобой кратко, но толково рассказал обо всем, что произошло в течение ночи, отнюдь не преуменьшая беды, постигшей его товарищей, и не скрывая своего собственного мнения насчет возможных последствий.
Обе девушки слушали его с глубоким вниманием. Ни одна из них не обнаружила малодушной трусости, которую, несомненно, должно было вызвать подобное сообщение у собеседников, менее привычных к опасностям и случайностям пограничной жизни. К удивлению Зверобоя, Юдифь волновалась гораздо сильнее. Гетти слушала жадно, но ничем не проявляла своих чувств и, казалось, лишь про себя грустно размышляла обо всем случившемся. Впрочем, обе девушки ограничились лишь несколькими словами и тотчас же занялись приготовлениями к утренней трапезе. Люди, у которых домашнее хозяйство вошло в привычку, продолжают машинально заниматься им, несмотря даже на душевные муки и скорбь. Простой, но сытный завтрак был съеден в мрачном молчании. Девушки едва притронулись к нему, но Зверобой обнаружил еще одно качество хорошего солдата, а именно: доказал, что даже самые тревожные и затруднительные обстоятельства не могут лишить его аппетита. За завтраком никто не произнес ни слова, но затем Юдифь заговорила, судорожно и торопливо, как это всегда бывает, когда сердечная тревога побеждает наружное самообладание.
– Отец, наверное, похвалил бы эту рыбу! – воскликнула она. – Он говорит, что в здешних озерах лососина ничуть не хуже, чем в море.
– Мне рассказывали, Юдифь, что ваш отец хорошо знаком с морем, – сказал молодой человек, бросая испытующий взгляд на девушку, ибо, подобно всем, знавшим Хаттера, он испытывал некоторый интерес к его далекому прошлому. – Гарри Непоседа говорил мне, что ваш отец был когда-то моряком.
Сначала Юдифь как будто смутилась, затем под влиянием совсем нового для нее чувства она внезапно разоткровенничалась.
– Если Непоседа что-нибудь знает о прошлом моего отца, то жаль, что он не рассказал мне этого! – воскликнула она. – Иногда мне самой кажется, что отец был раньше моряком, иногда же я думаю, что это неправда. Если бы сундук был открыт или мог говорить, он, вероятно, поведал бы нам всю эту историю. Но запоры его слишком прочны, чтобы можно было разорвать их, как бечевку.
Зверобой повернулся к сундуку и впервые рассмотрел его внимательно. Хотя краска на сундуке слиняла и весь он был покрыт царапинами – результат небрежного обращения, – тем не менее он был сделан из хорошего материала искусным мастером. Зверобою никогда не доводилось видеть дорожных вещей такого качества. Дорогое темное дерево было когда-то хорошо отполировано, но от небрежного обращения на его поверхности уцелело не много лака; всевозможные царапины и выбоины свидетельствовали о том, что сундуку приходилось сталкиваться с предметами еще более твердыми, чем он сам. Углы были прочно окованы сталью, а три замка своим фасоном и отделкой могли бы привлечь внимание даже в лавке антиквара. Сундук был очень велик, и, когда Зверобой встал и попробовал приподнять его, взявшись за одну из массивных ручек, оказалось, что вес в точности соответствует внешнему виду.
– Видели ли вы когда-нибудь этот сундук открытым? – спросил молодой человек с обычной бесцеремонностью пограничного жителя.
– Ни разу. Отец никогда не открывал его в моем присутствии, если вообще когда-нибудь открывал. Ни я, ни сестра не видели его крышку поднятой.
– В этом ты ошибаешься, Юдифь, – спокойно заметила Гетти. – Отец поднимал крышку, и я это видела.
Зверобой прикусил язык; он нисколько не стеснялся допрашивать старшую сестру, но ему казалось не совсем добросовестным злоупотреблять слабоумием младшей. Но Юдифь, не считавшаяся с подобными соображениями, быстро обернулась к Гетти и спросила:
– Когда и где ты видела этот сундук открытым, Гетти?
– Здесь, и много раз. Отец часто открывает сундук, когда тебя нет дома, потому что в моем присутствии он делает и говорит все, нисколько не стесняясь.
– А что он делает и говорит?
– Этого я тебе не могу сказать, Юдифь, – возразила сестра тихим, но твердым голосом. – Отцовские секреты – не мои секреты.
– Секреты? Довольно странно, Зверобой, что отец открывает свои секреты Гетти и не открывает их мне!
– Для этого у него есть свои причины, Юдифь, хотя ты их не знаешь. Отца теперь здесь нет, и я больше ни слова не скажу об этом.
Юдифь и Зверобой переглянулись с изумлением, и на одну минуту девушка насупилась. Но вдруг, опомнившись, она отвернулась от сестры, как бы сожалея о ее слабости, и обратилась к молодому человеку.
– Вы рассказали нам только половину вашей истории, – сказала она, – и прервали ее на том месте, когда заснули в челноке, или, вернее говоря, проснулись, услышав крик гагары. Мы тоже слышали крик гагары и думали, что это предвещает бурю, хотя в это время года на озере бури случаются редко.
– Ветры дуют и бури завывают, когда богу угодно – иногда зимой, иногда летом, – ответил Зверобой, – и гагары говорят то, что им подсказывает их натура. Было бы гораздо лучше, если бы люди вели себя так же честно и откровенно. Прислушавшись к птичьему крику и поняв, что это не сигнал Непоседы, я лег и заснул. Когда рассвело, я проснулся и отправился на поиски двух челноков, чтобы минги не захватили их.
– Вы рассказываете нам не все, Зверобой, – сказала Юдифь серьезно. – Мы слышали ружейные выстрелы у восточной горы; эхо было гулкое и продолжительное и донеслось так скоро после выстрелов, что, очевидно, стреляли где-то вблизи от берега. Наши уши привыкли к таким звукам, и обмануться я не могла.
– На этот раз ружья сделали свое дело, девушка. Да, сегодня утром они исполнили свою обязанность. Один воин удалился в счастливые охотничьи угодья, и этим все кончилось.
