Момент истины (В августе сорок четвёртого) - Богомолов Владимир Осипович (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
35. Всё же поставим точку…
Оставив Блинова наблюдать, Алёхин на полуторке – Хижняк с вечера спал в машине на соседней улице – помчал в предрассветной полутьме к аэродрому.
Мокрое обмундирование холодным компрессом липло к телу. За ночь он так продрог, его било как в лихорадке. Сейчас бы пробежаться для согрева, да не было времени.
Город ещё не проснулся. За всю дорогу к аэродрому он повстречал лишь четырёх одиночных военных – ни одного гражданского – да два грузовика с ночными пропусками на лобовых стёклах.
Поляков, как и у себя в Управлении, в гимнастёрке без ремня, с расстёгнутым воротником сидел за столом в зашторенном кабинете начальника отдела контрразведки авиакорпуса и колдовал над листом бумаги. На приветствие Алёхина он, подняв голову, рассеянно ответил: «Здравствуй… Садись…»
– Они в доме, – сообщил Алёхин.
– Застыл?
– Если бы не дрожал, то совсем бы замёрз, – отшутился Алёхин.
– На вот, погрейся. – Поляков подвинул к нему трофейный, с идиллическим баварским пейзажем розоватый термос, известный, наверно, всему Управлению. – И булочку бери…
Алёхин налил из термоса в стакан крепкого душистого чая, завариваемого подполковником самолично по какой-то своей особой методе, опустился на стул у приставного столика и, положив в рот кусочек сахара, с удовольствием сделал несколько глотков.
Перед Поляковым лежал лист бумаги с десятью, наверно, строчками, исчёрканными, со вставками, исправлениями и двумя вопросительными знаками синим карандашом. Алёхин взглянул мельком, подумал, что это, очевидно, текст для одной из точек радиоигры, дела столь конфиденциально-секретного, что и смотреть туда больше не стал.
Он знал, что каждая буковка в таких документах утверждается Москвой, согласовывается, если содержит дезинформацию, с Генеральным штабом, но продумать и составить текст должен Поляков, вся ответственность на нём, и Алёхин пожалел, что пришёл не вовремя.
Его восхищало в Полякове умение при любых обстоятельствах сосредоточиться, отключиться от всего в данную минуту второстепенного, а главным сейчас для подполковника были, очевидно, эти исчёрканные строчки.
Помедлив, Алёхин взял сиротливо лежавшую на блюдце булочку, маленькую – из офицерской столовой. Он так зазяб и проголодался, что съел бы сейчас десяток таких крохотулек, а то и больше. Подобные по форме пышечки пекли и дома, только не на противне, а в печи, тоже из пшеничной муки, но деревенского, не машинного помола. Те, разумеется, были несравненно вкусней, особенно со сметаной.
Он вспомнил, как весной или осенью, продрогший, возвращался в сумерках с полей в тепло родной избы, и радостный крик дочки, и необыкновенные щи, и горячие блины, и солёные грузди, и квас… Всё это казалось теперь призрачным, совершенно нереальным…
– Вчера они опять выходили в эфир, – вдруг спокойно сообщил Поляков.
– Где?! – От неожиданности Алёхин поперхнулся куском булки.
– В тридцати – сорока километрах к востоку от Шиловичского леса. – Поляков поднял голову, и Алёхин увидел, что он переключился и думает теперь о разыскиваемой рации. – Передача велась с движения, очевидно с автомашины. Любопытно, что ни одного случая угона за последние трое суток не зафиксировано.
– Есть дешифровка? – быстро спросил Алёхин.
– Пока нет. Они каждый раз меняют ключ шифра. Ты пей. И наливай ещё.
– Спасибо. Во сколько они выходили в эфир?
– Между семнадцатью двадцатью и семнадцатью сорока пятью.
– Николаев и Сенцов в этот час были в городе, – констатировал Алёхин, – под нашим наблюдением.
– В данном случае у них железное алиби. Кстати, на них уже есть ответ. Как быстро исполнили, а?.. Сообщают сюда, в Лиду, но почему-то на имя генерала… Странно…
«Когда-нибудь он нарвётся!» – разумея Таманцева, со злостью подумал Алёхин и тут же про себя отметил, что если бы не «элементы авантюризма», ответ был бы не раньше чем ещё через сутки.
А Поляков уже достал из папки листок бумаги и прочёл:
– «Проверяемые вами капитан Николаев и лейтенант Сенцов действительно проходят службу в воинской части 31518. В настоящее время командированы в район города Лида с целью децентрализованной заготовки сельхозпродуктов для штабной столовой». Так что их появление на хуторах вполне объяснимо, – заметил Поляков. – «Никакими компрматериалами на проверяемых вами лиц не располагаем».
– Вот так, выходит, сутки впустую! – огорчённо сказал Алёхин.
– Я должен сейчас выехать в Гродно, – словно оправдываясь, сообщил Поляков, – ночью, очевидно, вернусь в Управление. Позвони обязательно… Очень жду дешифровку первого и вчерашнего перехватов. Загляни сюда днём, – посоветовал он, – возможно, что-нибудь будет.
– А может, они вовсе не те, за кого себя выдают? Может, в группе четверо и передачу с движения вчера вели двое других?.. Всё же поставим точку! Взгляну-ка я на них в упор и пощупаю документы, – предложил Алёхин; он смотрел на Полякова, ожидая одобрения, но тот, кажется, снова углубился в свои строчки. – Децентрализованная заготовка сельхозпродуктов в тылах другого фронта – это самодеятельность, причём незаконная. Интересно, что мне-то они скажут о цели командировки?.. Прихвачу кого-нибудь из комендатуры, – упорно продолжал Алёхин, – для вида зайдём и в соседние дома…
– Разумно, – подняв голову, согласился Поляков. – Но время лишне не трать!..
36. Алёхин
К хозяйке дома номер шесть по улице Вызволенья, пани Гролинской, я отправился с одним из офицеров городской комендатуры, немолодым, совершенно лысым и весьма толковым капитаном, понимавшим всё с полуслова. Он свободно говорил по-польски, очевидно, много раз выполнял подобные роли, и, если бы ещё относился ко мне без некоторого подобострастия, работать с ним было бы истинным удовольствием.
Чтобы не вызвать подозрения, мы побывали и во всех соседних домах, в десяти или в одиннадцати, хотя, по комендантским учётам, лишь в трёх из них размещались военнослужащие. Как и всегда, маскирование – инсценировка общей сплошной проверки – заняло большую часть времени.
Раннее солнце миллионами капелек сверкало на траве, на листьях и на крышах, но ещё нисколько не грело. Где-то там, в конце улочки, в мокрых холодных лопухах, за канавой, располагался Блинов. Лежал он хорошо: я раза четыре поглядывал в ту сторону, но определить, в каком месте он находится, так и не смог.
Как и ночью, мыслями я то и дело возвращался к Таманцеву. Мы здесь, по сути, ничем не рисковали, ему же в случае появления хотя бы одного Павловского предстояла ожесточённая схватка. Я не мог не думать о Таманцеве; впрочем, сомнение, правильно ли там выбран объект для засады – не пустышку ли тянем? – и по сей час не оставляло меня.
Пани Гролинская, для своих шестидесяти лет очень моложавая и подтянутая, в этот ранний час занималась уборкой: развесив на штакетнике половики, как раз принялась их выбивать.
Мы поздоровались, капитан сообщил, что мы из комендатуры «по вопросам расквартирования», и поинтересовался, есть ли у пани на постое военные.
– Так, – приветливо отвечала она.
– А разрешение комендатуры?.. Документ?.. – почти одновременно осведомились мы.
– Проше пана. – Она с улыбкой пригласила нас в дом.
Когда мы подходили к её палисаду, я заметил позади дома, на соседнем участке, пожилую женщину, возившуюся на огороде и что-то при этом недовольно бормотавшую по-польски. Завидев нас, она выпрямилась и, глядя недобро большими светлыми глазами, забормотала с возмущением ещё громче.
Вместе с пани Гролинской мы прошли в комнату, обставленную добротной старинной мебелью. Первое, что бросалось в глаза – уже в кухне, – чистота и аккуратность.
Из лежавшей в ящике комода домовой книги хозяйка достала маленькую бумажку – талон со штампом комендатуры – и протянула её капитану: «Проше пана»; тот посмотрел и передал мне.
В верхней графе талона было вписано: «К-н Николаев, л-нт Сенцов».
