Иметь и не иметь - Хемингуэй Эрнест Миллер (книги бесплатно без txt) 📗
– И ты меня больше не любишь?
– Я даже слова этого не могу слышать.
– Хорошо, – сказал он и вдруг с силой ударил ее по лицу.
Она заплакала, теперь уже не от гнева, а от боли, уронив голову на стол.
– Этого не нужно было, – сказала она.
– Нет, нужно было, – сказал он. – Ты все на свете знаешь, но ты не знаешь, как мне это нужно было.
* * *
{Сегодня вечером, когда отворилась дверь, она его не видела. Она видела только белый потолок с лепными купидонами, голубками и завитушками, которые вдруг рельефно выступили в свете от отворившейся двери.
Ричард Гордон повернул голову и увидел его, массивного и бородатого, в дверном проеме.
– Не отвлекайся, – сказала тогда Helиne Брэдли. – Прошу тебя, не отвлекайся. – Ее блестящие волосы рассыпались по подушке.
Но Ричард Гордон повернул голову и замер, глядя на дверь.
– Не думай о нем. Ни о чем не думай, слышишь! Нельзя сейчас думать ни о чем, – говорила женщина с исступленной настойчивостью.
Бородатый человек бесшумно затворил дверь. Он улыбался.
– Ну что же ты, милый? – спросила Helиne Брэдли в наступившей опять темноте.
– Я должен уйти.
– Ты не можешь уйти сейчас, как ты не понимаешь?.
– Этот человек...
– Да это же только Томми, – сказала Helиne. – Он все это давно знает. Не думай о нем. Ну же, милый. Я жду.
– Я не могу.
– Ты должен, – сказала Helиne. Он чувствовал, как она дрожит всем телом. – Господи, неужели ты ничего не понимаешь? Надо же считаться с женщиной.
– Мне нужно идти, – сказал Ричард Гордон. В темноте он почувствовал удар по лицу, от которого в глазах у него блеснули вспышки. Потом еще удар. На этот раз по губам.
– Так вот что вы такое, – сказала она. – А я-то воображала, что имею дело с мужчиной. Убирайтесь вон.
Вот что сегодня произошло. Вот чем кончился вечер у Брэдли.}
Теперь его жена сидела, опустив голову на руки, и оба они не говорили ни слова. Ричард Гордон слышал тиканье часов, и внутри у него было так же пусто, как тихо было в комнате. Немного спустя его жена сказала, не глядя на него:
– Мне очень жаль, что так случилось. Но все кончено, разве ты не видишь?
– Да, если это так, как ты говоришь.
– Это не всегда так было, но уже давно это так.
– Я жалею, что ударил тебя.
– Ах, это не важно. Не в этом ведь дело. Это была просто форма прощания.
– Перестань.
– Мне нужно собираться, – сказала она очень устало. – Боюсь, мне придется взять большой чемодан.
– Утром соберешься, – сказал он. – Все можно сделать утром.
– Лучше я это сделаю сейчас, Дик, так будет легче. Но я очень устала. Я ужасно устала от всего этого, и у меня разболелась голова.
– Ну, как хочешь.
– Господи, – сказала она. – Как бы я хотела, чтоб этого не случилось. Но оно случилось. Я постараюсь тебе все тут устроить. Нужно будет взять кого-нибудь для услуг. Если б еще я не наговорила столько всего или если б ты меня не ударил, может, и можно было еще все уладить.
– Нет, все было кончено еще до этого.
– Мне так тебя жаль. Дик.
– Не смей жалеть меня, или я опять тебя ударю.
– Пожалуй, мне будет легче, если ты меня ударишь, – сказала она. – Мне очень жаль тебя. Очень.
– Иди к черту.
– Мне жаль, что я сказала, будто ты плохой любовник. Я в этом ничего не понимаю. Ты, наверно, замечательный.
– Думаешь, ты – совершенство? – ответил он. Она опять заплакала.
– Это хуже пощечины, – сказала она.
– А что ты про меня сказала?
– Не знаю. Не помню. Я была так зла, и ты мне сделал так больно.
– Так ведь все уже кончено, зачем же сердиться?
– А я не хочу, чтобы все было кончено. Но теперь ничего уже не поделаешь.
– Тебе остается твой пьяница-профессор.
– Перестань, – сказала она. – Давай кончим разговор и замолчим.
– Давай.
– Хорошо?
– Да.
– Я буду спать здесь.
– Нет. Можешь лечь на постели. Можешь. Я сейчас ухожу ненадолго.
– Не уходи.
– Мне нужно, – сказал он.
– До свиданья, – сказала она, и он увидел ее лицо, которое он всегда так любил и которое никогда не портили слезы, ее черные локоны, ее крепкие маленькие груди под свитером, касающиеся края стола; стол скрывал от него остальное, все, что он так любил, и, казалось ему, умел радовать, но, как видно, это ничего не спасло, и когда он выходил, она смотрела через стол ему вслед, опустив подбородок на сложенные руки, и плакала.
Глава двадцать вторая
Он не взял велосипеда и пошел пешком. Луна уже взошла, и деревья темнели на фоне неба, и он шел мимо деревянных домов с узкими двориками и запертыми ставнями, сквозь которые пробивался свет; немощеными переулками с двойным рядом домов; кварталами кончей, где все было чинно, надежно упрятано от посторонних взоров – добродетель, неудачи, недоедание, овсяная каша и вареная рыба, предрассудки, порядочность, кровосмесительство, утешения религии; мимо ярко освещенных, с распахнутыми дверьми, кубинских «болито», деревянных лачуг, в которых только и было романтического, что их имена: Чича, Красный домик; мимо церкви из каменных блоков, с треугольными остриями шпилей, безобразно торчавшими в лунном небе; мимо живописной в лунном свете громады монастыря с черным куполом и обширным садом; мимо заправочной станции и ярко освещенной закусочной возле пустыря, где когда-то была миниатюрная площадка для гольфа; по залитой светом главной улице с тремя аптеками, магазином музыкальных инструментов, пятью еврейскими лавками, тремя биллиардными, двумя парикмахерскими, пятью пивными, тремя павильонами с мороженым, пятью скверными и одним хорошим рестораном, двумя газетными киосками, четырьмя лавками подержанных вещей (в одной из них также изготовлялись ключи), фотографией, одним большим домом с конторами внизу и четырьмя зубоврачебными кабинетами в верхних этажах, магазином стандартных цен, отелем на углу и стоянкой такси перед ним; и, обогнув отель, улицей, ведущей к «джунглям», мимо большого некрашеного деревянного дома, из окон которого доносились звуки пианолы и в дверях стояли девушки, а рядом на тротуаре сидел матрос; и потом задворками, мимо кирпичного здания суда с освещенным циферблатом часов, показывавших половину одиннадцатого, мимо тюрьмы, выбеленные стены которой блестели в лунном свете, к подъезду «Поры сирени» в глубине переулка, запруженного автомобилями.
«Пора сирени» была ярко освещена и полна народу, и когда Ричард Гордон вошел, он увидел, что игорный зал переполнен; рулетка вертелась, и маленький шарик звонко пощелкивал о металлические перегородки, рулетка вертелась медленно, шарик жужжал, потом, щелкнув, подпрыгивал и останавливался, и тогда ничего не было слышно, кроме скрипа рулетки и стука фишек. В баре сам хозяин стоял у стойки вместе с двумя барменами и сказал ему:
– Привет, мистер Гордон. Что будете пить?
– Не знаю, – сказал Ричард Гордон.
– Вы плохо выглядите. Что такое? Вы нездоровы?
– Нет.
– Я знаю, что вам приготовить. Такое, что прямо – ух. Пили когда-нибудь испанский абсент – ojen?
– Давайте, – сказал Гордон.
– Выпьете, сразу станет хорошо. Захочется всех кругом поколотить, – сказал хозяин. – Ojen экстра для мистера Гордона.
Не отходя от стойки, Ричард Гордон выпил три экстра, но лучше ему не стало; мутный, сладковатый, отдающий лакрицей напиток никак на него не подействовал.
– Дайте мне что-нибудь другое, – сказал он бармену.
– Что такое? Вам не нравится ojen экстра? – спросил хозяин. – Вам не стало хорошо?
– Нет.
– После ojen экстра надо пить с разбором.
– Дайте мне чистого виски.
Виски согрел его язык и небо, но ничего не изменил в его настроении, и вдруг, глядя на себя в зеркало позади стойки, он понял, что теперь ему никогда не будет легче от вина. То, что произошло, – произошло, и всегда теперь будет с ним, и если он напьется до потери сознания, проснувшись, он все равно почувствует это опять.
