Человек-зверь - Золя Эмиль (читать книги бесплатно txt) 📗

Когда супруги Лашене вошли в камеру судебного следователя, Денизе, стоя у письменного стола, перечитывал первые свидетельские показания, поданные ему секретарем. Судебный следователь был небольшого роста, довольно плотный, лицо его было гладко выбрито, в волосах пробивалась седина. Его толстые щеки, четырехугольный подбородок и широкий нос словно застыли в каком-то оцепенении, а тяжелые веки, до половины закрывавшие большие светлые глаза, подчеркивали эту мертвенную неподвижность его черт. Вся сметливость и проницательность, которые Денизе себе приписывал, таились в выражении его рта, чрезвычайно подвижного, как рот актера. Когда Денизе придумывал какой-нибудь особо ловкий маневр, он слегка поджимал губы, отчего рот его казался меньше. В большинстве случаев Денизе портил все дело избытком хитрости. Он был слишком уж прозорлив, обладал чисто профессиональным хитроумием, вследствие чего простая истина иногда ускользала у него из-под носа. В его представлении судебный следователь должен был быть психологом-анатомом, одаренным чем-то вроде ясновидения. Впрочем, он был далеко не глуп.

Денизе принял г-жу де Лашене очень любезно, как подобало чиновнику — светскому человеку, посещавшему лучшие дома Руана и всей округи.

— Сударыня, не угодно ли вам присесть?

Он сам подал стул молодой женщине в трауре, худощавой, очень некрасивой блондинке с неприятным выражением лица. Зато с г-ном де Лашене, тоже болезненным на вид блондином, Денизе был только вежлив и даже немного надменен. Ему было досадно, что этот маленький человечек был уже в тридцать шесть лет советником окружного суда и кавалером Почетного легиона. Такой блестящей карьере в значительной степени помогло влияние его тестя и услуги, оказанные властям его отцом, который также служил в судебном ведомстве и состоял одно время членом смешанной комиссии гражданского и военного суда. В глазах Денизе Лашене был поэтому человеком, который приобрел положение только благодаря протекции и богатству, несмотря на отсутствие всякого таланта. Он знал, что Лашене быстро пойдет в гору, тогда как сам он без денег и протекции будет тянуть лямку, тщетно ища случая отличиться. Поэтому Денизе был не прочь дать понять Лашене, каким могуществом, какой деспотической властью обладает судебный следователь над свободой каждого, вызванного в следственную камеру, где одного его слова достаточно, чтобы обратить свидетеля в обвиняемого и немедленно отослать в тюрьму.

— Сударыня, — продолжал он, — извините, что мне снова приходится мучить вас по поводу этой прискорбной истории. Я знаю, что вы так же горячо, как и мы сами, желали бы, чтобы дело разъяснилось и убийца понес должную кару.

Сделав знак своему секретарю, рослому, худощавому молодому человеку с бледно-желтым лицом, Денизе приступил к допросу.

Лашене решил сесть, не дожидаясь приглашения. С первых же вопросов, заданных его жене следователем, он пытался вмешаться и стал отвечать за нее, изливая всю свою горечь по поводу оставленного тестем завещания. Слыхано ли это? Завещать такую огромную сумму, чуть не половину состояния, — состояния в три миллиона семьсот тысяч франков, — посторонним лицам! Да еще лицам совершенно неизвестным, в большинстве случаев женщинам самого разнообразного происхождения. В числе их была даже цветочница, торговавшая фиалками под воротами, на улице Роше. Это было совершенно недопустимо, и Лашене ожидал только конца судебного следствия, тогда он будет добиваться кассации такого безнравственного завещания.

Лашене негодовал, говорил сквозь зубы; он явно обнаруживал свою глупость и упорство погрязшего в скупости провинциала. Денизе смотрел на него из-под полуопущенных век своими большими светлыми глазами, и на его тонких губах появилось выражение завистливого презрения к этому ничтожеству, которому мало было двух миллионов и которое, несомненно, заручится в конце концов прокурорской мантией благодаря своим деньгам.

— Мне кажется, милостивый государь, что суд не признает возможным кассировать завещание господина Гранморена. Законный повод к кассации мог бы существовать лишь в том случае, если бы посторонним лицам была отказана большая половина состояния, а в данном случае обстоятельство это не имеет места.

Затем, обращаясь к секретарю, он добавил:

— Надеюсь, вы этого не записываете, Лоран? Секретарь успокоил его легкой улыбкой, как человек, понимающий сущность дела.

— Однако, — возразил более резким тоном де Лашене, — ведь не думаете же вы, что я отдам этим Рубо дом в Круа-де-Мофра?.. И зачем, с какой стати делать подобный подарок дочери садовника! Наконец, если будет доказано, что они участвовали в преступлении…

Денизе вернулся тогда к продолжению допроса.

— Неужели вы их действительно подозреваете? — спросил он.

— Само собою разумеется. Если им было известно о завещании, то это обстоятельство уже само по себе служит доказательством, что они были заинтересованы в смерти моего злополучного тестя… Заметьте, кроме того, что они последние разговаривали с ним на Руанской станции, и всего лишь за четверть часа до убийства. Вообще, все это кажется мне очень подозрительным.

Раздосадованный этими соображениями, разрушавшими его новую гипотезу, Денизе обратился с вопросом к Берте:

— А вы, сударыня, считаете бывшую вашу подругу способною на такое преступление?

Прежде чем ответить, она взглянула на мужа. В течение нескольких месяцев супружеской жизни они успели привить друг другу свои недостатки, и оба стали еще более сухими и сварливыми. Де Лашене натравил жену на Северину, и Берта готова была хоть сейчас засадить бывшую свою подругу детства в тюрьму, чтобы вырвать у нее таким путем дом в Круаде-Мофра.

— Не знаю, право, что и ответить вам на этот вопрос, сударь, — сказала она. — Особа, о которой вы говорите, с детства отличалась очень дурными инстинктами…

— Как, вы обвиняете ее в том, что в бытность в Дуанвиле она вела себя там предосудительным образом?

— Помилуйте, сударь, мой отец в таком случае не стал бы держать ее у себя в доме!..

В этом возгласе проявилось оскорбленное мещанское целомудрие Берты, убежденной, что ей никогда не придется в чем-либо себя упрекать. Она недаром гордилась своей репутацией самой добродетельной женщины во всем Руане.

— Но, знаете, если женщина легкомысленна и неразборчива… — продолжала она. — Наконец, сударь, многое, что я считала прежде невозможным, теперь мне кажется несомненным.

У Денизе вырвался жест нетерпения. Он шел теперь по другому следу. Всякий, кто не разделял его убеждения, становился его противником, оспаривал верность его суждений и тонкость его чутья.

— Помилуйте, надо все-таки рассуждать логично! — воскликнул он. — Люди в положении Рубо не убивают такого человека, как ваш отец, только для того, чтобы скорее получить после него наследство… Кроме того, налицо оказались бы какие-нибудь признаки, указывающие на подобную поспешность. Я нашел бы где-нибудь следы такого страстного стремления к деньгам, не отступающего даже перед преступлением. Нет, эта побудительная причина недостаточна. Надо было бы приискать другую, а ее нет. И у вас также нет никаких данных… Затем, обращаясь к фактическим обстоятельствам дела, разве вы не усматриваете чисто технической невозможности установить виновность супругов Рубо? Никто не видел, как они входили в купе. Один из служащих считает даже возможным утверждать, что они вернулись в Руане в свой вагон. В Барантене их, во всяком случае, видели в этом вагоне, а потому пришлось бы допустить, что они в течение нескольких минут, когда поезд мчался на всех парах, прошли из своего вагона в купе, от которого их отделяло три других вагона, а затем вернулись обратно в свой. Чтобы уяснить себе, насколько это правдоподобно, я расспрашивал машинистов и кондукторов. Все они единогласно утверждают, что, кроме необычайного хладнокровия и энергии, для этого необходим еще и громадный навык… Во всяком случае, для женщины это было бы совершенно немыслимо. Муж, значит, должен был пойти один, без нее, на такое рискованное дело. И для чего же, спрашивается: чтобы убить покровителя, только что выручившего их из беды? Нет, очевидно, этого быть не могло. Гипотеза, следовательно, не выдерживает критики. Необходимо идти по другому следу… Вот если бы нашли человека, отправившегося из Руана с курьерским поездом и вышедшего на Барантенской станции, если бы выяснилось, что этот человек недавно еще перед тем грозил, что непременно убьет господина Гранморена!..