Мантисса - Фаулз Джон Роберт (книги полностью txt) 📗
— Квартира на первом этаже?
— Ну конечно. Само собой разумеется.
— Я просто взволновался из-за соседей. Раз ты закричала.
— Ну ладно. Я не кричу, я шиплю, задыхаясь от ненависти, произношу слова злым шепотом. Я еще не успела продумать мелкие детали, Майлз.
— Прошу прощения. Я перебил.
— Я же впервые в жизни делаю все это.
— Прошу прощения.
— Теперь я забыла, где остановилась.
— Сразу за стеклянными дверьми. В тумане. Под проливным дождем.
— Я выбегаю на садовую лужайку, но ты такой быстрый, такой сильный, тобой владеет животная страсть, ты догоняешь меня, швыряешь на мягкий дерн и овладеваешь мной со зверской жестокостью, разумеется против моей воли, я рыдаю, когда твоя возбужденная похоть торжествует над моими глубоко укорененными принципами. — Она делает небольшую паузу. — Я лишь пытаюсь дать тебе черновой набросок… общую идею.
— Пожалуй, мне нравится мягкий дерн. Только мне казалось…
— Да?
— Ты вроде бы что-то такое говорила про то, как тебя нужно долго и нежно настраивать.
Она одаряет его трогательно смущенным и чуть обиженным взглядом и говорит тихо, устремив глаза долу:
— Майлз, я ведь женщина. Я соткана из противоречий, тут ничего не поделаешь.
— Конечно-конечно. Прошу прощения.
— Ну, я хочу сказать, очевидно, тебе нужно будет как-то подготовить эту сцену сексуального насилия. Ты мог бы, например, показать, как, до твоего появления, раздеваясь, я на миг подхожу к зеркалу, гляжу на себя, нагую, и задумываюсь втайне, может ли меня удовлетворить одна лишь поэзия.
— Обязательно буду иметь это в виду.
— Можно даже показать, как я грустно достаю с полки книгу Никола Шорье.
— Кого-кого?
— Возможно, я оказалась здесь чуть слишком recherchee 63. Отрывок, который я имею в виду, — это deuxieme dialogue 64. Tribadicon 65, как он грубовато его называет. Лионское издание тысяча шестьсот пятьдесят восьмого года. — Она вопросительно качает головой. — Нет?
— Нет.
— Извини. Я почему-то решила, что ты должен знать всю порнографическую классику наизусть.
— Могу ли я осведомиться, как это, просуществовав всего несколько страниц, ты ухитрилась…
— О, Майлз! — Она поспешно прячет улыбку и опускает глаза. — Право, я полагала, наша беседа протекает вне рамок текстовых иллюзий. — Снова поднимает на него взор. — Я хочу сказать, возьми, к примеру, тот эпизод, где, в образе доктора Дельфи, я спросила, почему ты просто не выскочил из кровати и не ушел из палаты. В реальности тебе понадобились целых шесть недель, чтобы отыскать ответ.
Должна же я была чем-то занять себя, пока тянулось ожидание. Я чувствовала: самое малое, что я могу сделать, — это ознакомиться с теми книгами, что дороже всего твоему сердцу. — Помолчав, она добавляет: — Я же твоя служащая. В каком-то смысле.
— Твоей добросовестности нет предела.
— Ну что ты!
— Копаться во всей этой отвратительной мерзости!
— Майлз, я не могла бы смотреть жизни прямо в лицо, если бы не относилась к своей работе добросовестно. Видно, такова моя природа. С этим ничего не поделаешь. Я стремлюсь не просто достичь цели, но пойти гораздо дальше.
Он внимательно за ней наблюдает. Она снова опустила глаза на кровать, будто смущена необходимостью вот так, всерьез, рассуждать о себе.
— Итак, мы остались в саду, под дождем. Что дальше?
— Думаю, в результате может оказаться, что я уже много глав подряд просто умирала от желания, чтобы ты наконец сделал что-то в этом роде, но, разумеется, моя натура эмоционально слишком сложна, чтобы я могла осознать это. На самом деле я рыдаю от любви к тебе. И наконец познаю оргазм. — Под дождем?
— Если ты не считаешь, что это de trop 66.
Пусть это будет при лунном свете, если тебе так больше нравится.
Он слегка откидывается на стуле:
— И этим все заканчивается?
Она мрачно вглядывается в него сквозь совиные очки:
— Майлз, вряд ли современный роман можно закончить на предположении, что простое траханье решает все проблемы.
— Разумеется, нет.
Она снова разглаживает халат.
— Со своей стороны, я рассматриваю эту сцену как финал первой части трилогии.
— С моей стороны, глупо было не догадаться.
Она дергает за ниточку, торчащую из махровой ткани халата.
— Во второй части трилогии, я думаю, я становлюсь жертвой собственной, до тех пор подавляемой, чувственности. Мессалиной 67 de nos jours 68, так сказать. Уверена, ты эту среднюю часть можешь сделать запросто, хоть во сне.
— Я, видно, чего-то не понял. Разве все удручающе скучные постельные сцены не должны были остаться в фантастической преамбуле в стиле «Алисы в стране чудес»?
— Искренне надеюсь, эти сцены не будут скучными. Разумеется, сама я никакого удовольствия при этом не получаю. Я делаю все это от отчаяния.
— Откуда взялось отчаяние?
Она глядит на него поверх очков:
— Ну, ведь предполагается, что я — женщина двадцатого века, Майлз. Я в отчаянии по определению.
— А что происходит с моим персонажем?
Она берет из сигаретницы новую сигарету.
— А ты бы ужасно ревновал, начал пить, в делах у тебя — полный крах. В конце концов, тебе приходится жить на мои деньги, заработанные совершенно аморальным путем. Ты бы выглядел изможденным, истрепанным, отрастил бороду… стал пустой оболочкой… — она приостанавливается, чтобы зажечь сигарету, — того преуспевающего бананового импортера, каким когда-то был.
— Когда-то был… кем?!
Она выдыхает облачко дыма.
— В этом есть целый ряд преимуществ.
— Не испытываю ни малейшего стремления быть импортером бананов.
— Боюсь, ты будешь несколько бесцветным без какого-нибудь экзотического фона. Между прочим, я представляю себе нашу первую встречу в реальном мире в одном из твоих ист-эндских складов, где дозревают бананы. Наш диалог, осторожный, не ставящий точек над "i", идет контрапунктом бесконечным рядам недозрелых фруктовых пенисов.
— Не уверен, что сумел бы написать такое.
— Мне было бы так неприятно потерять этот эпизод. — Пауза. — Я чувствую, что так будет правильно.
— Чувствуешь, что так будет правильно?
— Чувствовать, что это правильно, для меня очень важно, Майлз. — Она силится улыбнуться. В улыбке — боль обиды. — Я было надеялась, что ты успел понять это.
Он едва заметно вздыхает.
— Ну а третья часть этой трилогии?
— Но я собиралась несколько уточнить одну-две сцены во второй части. Когда противоестественная животная чувственность берет во мне верх. Сцена с двумя голландскими продавцами автомобилей и еще — с преподавателем гэльского языка.
— Думаю, я предпочел бы конспективное изложение. Не надо деталей. На данный момент.
— Ладно. Итак… — Она делает изящное движение рукой, в пальцах которой сигарета. — Ты, несомненно, отметил, что в первых двух частях недостает некоторого важного элемента? Нет?
— Боюсь, что нет.
— Религии.
— Религии?
— Думаю, мне следует стать монахиней. Можно дать несколько сцен в Ватикане. Они обычно прекрасно раскупаются.
Он не сводит глаз с бледно-розового ковра у ножек кровати.
— А я то думал, ты — невероятно утонченная выпускница Кембриджа. Специалист в области всего английского.
— В этом и будет заключаться пафос повествования! Когда та, что преклонялась перед Левисами и доктором Стайнером 69, подвергается зверски жестокому насилию со стороны…
