Рассказы - Диккенс Чарльз (электронная книга .TXT) 📗
— О да, он здоров, вполне здоров. Отличный человек. Я его встретил в Сити и долго с ним разговаривал. Да, я с ним довольно близко знаком. Однако мне не удалось поговорить с ним как следует, потому что я торопился к одному банкиру — очень богатый человек и член парламента, с ним я тоже знаком довольно близко, можно даже сказать, очень близко.
— Знаю, о ком вы говорите, — с важностью изрек Молдертон, на самом деле зная на этот счет не больше самого Флемуэла. — Дело у него солидное.
Этим была затронута опасная тема.
— Кстати о деле, — вмешался мистер Бартон, сидевший наискосок от хозяина. — Один джентльмен, которого вы, Молдертон, очень хорошо знали еще до того, как вам удалось провести ту первую спекуляцию, на днях зашел к нам в лавку и…
— Бартон, положите мне, пожалуйста, одну картофелину, — прервал его несчастный хозяин дома, надеясь удушить рассказ в самом зародыше.
— Пожалуйста, — отвечал бакалейщик, нисколько не подозревая об умысле зятя, — и он мне сказал напрямик…
— Рассыпчатую, будьте добры, — опять прервал его Молдертон, дрожа за конец анекдота и опасаясь слова «лавка».
— Вот он и говорит, знаете ли, — продолжал преступник, передав картофелину, — и говорит: как идет ваше дело? А я ему говорю, так, шутя, вы же меня знаете, говорю ему: я своим делом не гнушаюсь, думаю, что и дело меня гнушаться не будет.
— Мистер Спаркинс, — начал хозяин, тщетно пытаясь скрыть тревогу, — стаканчик вина?
— С величайшим удовольствием, сэр.
— За ваше здоровье.
— Благодарю вас.
— Мы говорили в тот вечер, — продолжал хозяин, обращаясь к Горацио, отчасти с целью блеснуть ораторским дарованием нового знакомого, отчасти же в надежде заглушить анекдоты бакалейщика, — мы говорили тогда вечером о природе человека. Ваши доводы показались мне очень убедительными.
— И мне тоже, — сказал Фредерик. Горацио ответил любезным наклонением головы.
— Скажите, какого вы мнения о женщинах, мистер Спаркинс? — осведомилась миссис Молдертон. Девицы жеманно улыбались.
— Мужчина, — ответил Горацио, — мужчина, бродит ли он среди светлых, веселых, цветущих долин второго эдема или же в более унылых, бесплодных и, можно сказать, прозаических местах, с которыми мы волей-неволей должны мириться в наше время; мужчина в любых обстоятельствах, в любом месте — клонится ли он под бременем губительных вихрей арктической зоны, или иссыхает от зноя под лучами полуденного солнца, — мужчина без женщины одинок.
— Я очень рада слышать, что вы держитесь такого похвального образа мыслей, мистер Спаркинс, — сказала миссис Молдертон.
— И я тоже, — прибавила мисс Тереза. Горацио взглядом выразил, как он счастлив, а молодая особа покраснела.
— А я думаю так… — начал мистер Бартон.
— Я знаю, что вы хотите сказать, — прервал его Молдертон, решившись не давать больше хода своему родственнику, — и я с вами не согласен.
— Что такое? — спросил изумленно бакалейщик.
— Мне очень жаль, Бартон, что я расхожусь с вами во мнениях, — сказал хозяин таким решительным тоном, словно и в самом деле противоречил какому-то его утверждению, — но я не могу согласиться с тем, что считаю в высшей степени нелепым.
— Да ведь я хотел сказать…
— Вы меня не убедите, — сказал Молдертон с видом непреклонной решимости. — Никогда.
— А я не могу вполне согласиться с доводами мистера Спаркинса, — сказал Фредерик, вступая в бой вслед за папашей.
— Как! — воскликнул Горацио, который пустился рассуждать еще более отвлеченно и туманно, когда увидел, что дамы слушают его с восторженным изумлением. — Как! Разве следствие не есть результат причины? Разве причина не предшествует следствию?
— Вот в чем суть, — сказал Флемуэл.
— Разумеется, — сказал мистер Молдертон.
— Ибо, если следствие есть результат причины, а причина предшествует следствию, то вы ошибаетесь, насколько я понимаю, — прибавил Горацио.
— Положительно так, — сказал угодливый Флемуэл.
— По крайней мере таково будет верное и логическое заключение, насколько я понимаю? — вопросительным тоном прибавил Спаркинс.
— Без сомнения, — опять ввязался Флемуэл. — Это решает дело.
— Что ж, может быть, и решает, — сказал Фредерик. — Раньше я этого не понимал.
«А я и теперь не очень-то понимаю, — подумал бакалейщик, — однако надо полагать, что это правильно».
— Какой у него глубокий ум! — шепнула миссис Молдертон дочерям, когда они выходили в гостиную.
— Ах, он просто прелесть! — отвечали обе девицы разом, — говорит, как оракул. Он, должно быть, много видел и знает жизнь.
Когда мужчин предоставили самим себе, воцарилось молчание и у всех был такой мрачный вид, словно их совсем доконала философская глубина состоявшейся перед этим беседы. Первым нарушил молчание Флемуэл, твердо решивший выведать, кто и что такое на самом деле Горацио Спаркинс.
— Извините меня, сэр, — начал этот всезнающий человек. — Если я не ошибаюсь, вы готовитесь к адвокатуре? Я и сам когда-то подумывал об этом, да, в самом деле, и довольно близко знаком с первыми светилами этой выдающейся профессии.
— Н-ну, не совсем, — ответил Горацио, слегка поколебавшись.
— Но вы давно вращаетесь среди шелковых мантий, если я не ошибаюсь? — почтительно спросил Флемуэл. — Почти всю свою жизнь, — отвечал Спаркинс.
Вопрос, таким образом, был благополучно разрешен для мистера Флемуэла. Горацио — это молодой джентльмен, который скоро станет адвокатом.
— Не хотел бы я быть юристом, — сказал Том, впервые раскрывая рот и оглядывая стол в надежде, что хоть кто-нибудь обратит внимание на его слова. Никто на это ничего не ответил.
— Не хотел бы я носить парик! — отважился Том сделать еще одно замечание.
— Том, очень прошу, не выставляй себя на посмешище, — сказал ему отец. — Слушай, пожалуйста, и поучайся из разговора старших, но не делай все время нелепых замечаний.
— Хорошо, папаша, — ответил несчастный Том, который не произнес ни слова с тех пор, как попросил в четверть шестого второй кусок говядины, а теперь было восемь.
— Ну ничего, Том! — заметил его добродушный дядюшка. — Я с тобой согласен. Мне бы тоже не хотелось носить парик. Уж лучше фартук.
Мистер Молдертон сильно закашлялся. Мистер Бартон продолжал:
— Потому что, ежели человек гнушается своим делом…
Кашель возобновился с удесятеренной силой и не прекращался до тех пор, пока незадачливый его виновник, встревожившись, не позабыл совершенно о том, что собирался сказать.
— Мистер Спаркинс, — сказал Флемуэл, возобновляя атаку, — не знаете ли вы мистера Делафонтена, с Бедфорд-сквера?
— Я обменялся с ним карточками; после чего я, правда, имел случай быть ему полезным, — отвечал Горацио, слегка краснея — без сомнения, оттого, что ему пришлось сделать такое признание.
— Это большая удача, если вам довелось оказать услугу такому важному лицу, — сказал Флемуэл, всем своим видом выражая глубокое уважение.
— Не знаю, кто он такой, — по секрету шепнул он Молдертону, когда они переходили в гостиную следом за Горацио. — Однако совершенно ясно, по профессии он юрист и лицо очень важное, с большими связями.
— Без сомнения, без сомнения, — поддакнул его спутник.
Остаток вечера прошел самым восхитительным образом. Мистер Молдертон, избавившись от своих опасений в силу того обстоятельства, что Бартон уснул крепким сном, был в высшей степени любезен и снисходителен. Мисс Тереза сыграла «Падение Парижа» — мастерски, как объявил Спаркинс, и оба они, с помощью Фредерика, пробовали спеться, разучивая без конца дуэты и трио, так как сделали приятное открытие, что их голоса прекрасно гармонируют. Конечно, все они пели первую партию, а Горацио, помимо того небольшого неудобства, что он был абсолютно лишен слуха, еще и не знал ни одной ноты. Все же они провели время очень приятно, и был уже первый час ночи, когда мистер Спаркинс попросил, чтобы подали его коня, похожего на траурный катафалк, причем просьба его была уважена только на том условии, что он опять приедет к ним в следующее воскресенье.