Сочинения - де Бальзак Оноре (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
Все трое поднялись на третий этаж очень красивого дома, выходившего на Итальянский бульвар, и вошли в квартиру, роскошно обставленную в модном тогда вкусе. Молодой человек лет двадцати восьми приветствовал их с видом почти что радостным, так как первым вошел Леон де Лора. Затем Вовине – это был он – весьма дружески пожал руку Бисиу, холодно поклонился Газоналю и пригласил всех в свой кабинет, где вкус буржуа сказывался во всем, несмотря на художественное убранство, модные статуэтки и все те безделушки, которые современное искусство, измельчавшее так же, как и его потребитель, создало для наших тесных квартир. Как все молодые дельцы, Вовине был одет с тем изысканным щегольством, которое для многих из них служит своего рода рекламой.
– Я пришел к тебе за деньжатами, – смеясь, объявил Бисиу, протягивая Вовине векселя.
Вовине сделал серьезную мину, рассмешившую Газоналя, – настолько лицо ростовщика, мигом насторожившегося, было непохоже на прежнюю приветливую физиономию.
– Милый мой, – сказал Вовине, глядя на Бисиу, – я с величайшим удовольствием выручил бы тебя, но у меня сейчас нет денег.
– Ах, так!
– Да, я все отдал, ты знаешь кому… Бедняга Лусто задумал стать во главе театра, совместно с Ридалем – старым водевилистом, которому очень покровительствует министерство… Вчера им понадобилось тридцать тысяч франков… Я сижу буквально без гроша, право, без гроша, даже собираюсь сейчас послать за деньгами к Серизе, чтобы заплатить сто луидоров, которые сегодня утром проиграл в ландскнехт у Женни Кадин…
– Видно, вам очень туго приходится, раз вы не хотите выручить беднягу Бисиу, – вставил Леон де Лора, – ведь у него очень злой язык, когда он на мели .
– Нет, – возразил Бисиу, – я ничего не могу сказать о Вовине, кроме доброго; у него столько добра…
– Дорогой мой, – прервал его Вовине, – будь я при деньгах, я все равно не мог бы даже из пятидесяти процентов учесть векселя, подписанные твоим привратником… Равенуйе не в ходу. Это не Ротшильд. Предупреждаю тебя, – эта фирма слишком легковесна, ты должен подыскать себе другую. Найди себе какого-нибудь дядюшку. Друзья, подписывающие векселя, теперь уже не котируются; трезвый дух нашего времени распространяется с ужасающей быстротой.
– Я… – заявил Бисиу, указывая на южанина, – я могу представить подпись вот этого господина, одного из крупнейших фабрикантов сукна на юге Франции… Его фамилия Газональ. Он не очень хорошо причесан, – продолжал карикатурист, мельком взглянув на пышную всклокоченную шевелюру провинциала, – но я сведу его к Мариусу, который избавит его от этого сходства с пуделем, столь же неблагоприятного для его достоинства, как и для нашего.
– Не в обиду будь сказано господину Газоналю, я не верю в южные ценности, – сказал Вовине. Газональ остался так доволен этим ответом, что нисколько не рассердился на Вовине за дерзость.
Газональ, мнивший себя весьма проницательным, предположил, что Леон де Лора и Бисиу, решив показать ему Париж без прикрас, хотят заставить его поплатиться тысячей франков на угощение в «Кафе де Пари». Уроженец Русильона еще не утратил неимоверной подозрительности, которую провинциалы считают своим надежнейшим оплотом в Париже.
– Подумай сам, разве я могу завязать деловые сношения в Пиренеях, в двухстах пятидесяти лье от Парижа? – прибавил Вовине.
– Это твое последнее слово? – спросил Бисиу.
– У меня ровным счетом двадцать франков, – ответил молодой ростовщик.
– Глубоко огорчен за тебя, – не унимался шутник и сухо прибавил: – Я полагал, что как-никак стою тысячу франков.
– Ты стоишь сто тысяч франков, – возразил Вовине, – иногда тебе даже цены нет, но… у меня полное безденежье.
– Ну что ж, – сказал Бисиу, – довольно об этом… Сегодня вечером у Карабины я хотел устроить тебе самое выгодное дельце, о каком ты только мог мечтать. Ты сам знаешь, какое…
Вовине взглянул на Бисиу, сощурив один глаз, как делают барышники, будто говоря: «Свой своего не проведет».
– Неужели ты не помнишь, – продолжал Бисиу, – как, обняв меня за талию, словно хорошенькую женщину, лаская меня взглядом и речами, ты говорил мне: «Я все сделаю для тебя, если ты сможешь достать мне по нарицательной стоимости акции железной дороги, подряд на постройку которой берут дю Тийе и Нусинген». Так вот, мой милый, Максим и Нусинген часто посещают Карабину; сегодня вечером у нее большой прием, будет много видных политических деятелей. Ты упускаешь редкостный случай, старина! Хорошо же, прощай, обманщик!
Бисиу встал, Вовине по виду был спокоен, но в душе он досадовал, как человек, понявший, что сделал глупость.
– Постой, мой милый, – сказал ростовщик, – у меня нет денег, зато есть кредит… Хотя твои векселя ничего не стоят, я могу оставить их у себя и дать тебе взамен биржевые ценности… Наконец, мы могли бы столковаться насчет этих железнодорожных акций. Мы делились бы, в известном соотношении, прибылями от этой операции, и я в счет этих барышей скостил бы тебе…
– Нет, нет, – перебил его Бисиу, – мне нужны наличные деньги, я должен реализовать Равенуйе…
– Ну что ж, Равенуйе, пожалуй, сойдет, – согласился Вовине. – У него есть вклад в сберегательной кассе, он надежен…
– Он надежней тебя, – заметил Леон. – Он не содержит лоретку, квартира ему ничего не стоит, он не пускается в спекуляции, рискуя всего лишиться из-за повышения или понижения биржевых курсов…
– Великий человек, вы изволите смеяться, – возразил Вовине, снова взяв добродушный и веселый тон, – а ведь, в сущности, вы переложили на свой лад басню Лафонтена «Дуб и тростник» . Послушай, «Гюбетта, испытанный сообщник» , – продолжал ростовщик, обняв Бисиу, – тебе нужны деньги, так и быть, я займу у Серизе вместо двух тысяч – три… И «будем друзьями, Цинна!..» Дай-ка мне обе твои дрянные бумажонки. Если я сначала отказал тебе, то потому только, что человеку, который может кое-как перебиваться, лишь учитывая свои векселя во Французском банке, очень трудно хранить твоего Равенуйе в недрах своего письменного стола… Ох, как трудно…
– Сколько процентов ты возьмешь за учет? – спросил Бисиу.
– Сущий пустяк; за три месяца это тебе будет стоить каких-нибудь пятьдесят франков.
– Как говаривал некогда Эмиль Блонде, ты будешь моим благодетелем, – заметил Бисиу.
– Значит – двадцать процентов с удержанием при учете, – шепнул Газональ, наклонясь к Бисиу, который вместо ответа пребольно толкнул его локтем в грудь.
– Смотри-ка, мой милый, – воскликнул Вовине, открыв ящик своего стола, – тут, оказывается, билет в пятьсот франков, прилипший к бандероли! Мне и не снилось, что я так богат; я искал для тебя вексель на четыреста пятьдесят франков, срок которому в конце будущего месяца. Серизе учтет тебе его из небольшого процента, вот у тебя и составится нужная сумма. Но только без фокусов, Бисиу. Итак, сегодня вечером я иду к Карабине… Поклянись мне…
– Разве мы не перезаключили наш союз? – сказал Бисиу, взяв билет в пятьсот франков и вексель на четыреста пятьдесят. – Даю тебе честное слово, что сегодня вечером ты встретишься с дю Тийе и другими тузами, которые решили соорудить железную дорогу… стараниями Карабины.
Вовине проводил трех друзей до самой двери, продолжая любезничать с Бисиу. Пока они спускались по лестнице, Бисиу с серьезным видом слушал Газоналя, старавшегося просветить карикатуриста насчет заключенной им сделки и доказать ему, что, если Серизе, приятель Вовине, возьмет с него за учет двадцать франков с четырехсот пятидесяти, это составит сорок процентов годовых… Но как только они вышли на улицу, Бисиу привел Газоналя в ужас, рассмеявшись смехом видавшего виды парижанина, беззвучным и холодным, словно дуновение северного ветра.
– Нам точно известно, – сказал он, – что в палате вопрос о сдаче подряда будет отложен; это мы узнали вчера от той фигурантки, с которой обменялись улыбкой… А если я сегодня вечером выиграю пять-шесть тысяч франков в ландскнехт, то какое значение имеет убыток в семьдесят франков, раз благодаря этой сделке мне есть что ставить!
