Торговый дом Гердлстон - Дойл Артур Игнатиус Конан (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
— Но что же я могу сделать? — спросил коммерсант. — Они насквозь прогнили. Уже много лет они плавают без ремонта. Рано или поздно они потонут. Я, право, не могу сделать ничего больше.
— Ну, у меня они бы живо пошли на дно! — с ругательством пробормотал Эзра. — Заставьте Миггса просверлить дырку в днище или бросить спичку в бочонок с керосином. Да ведь такие вещи делаются каждый день. Что это еще за разборчивость?
— Нет, нет, Эзра! — вскричал его отец. — Только не это. Одно дело — не вмешиваться в естественный ход событий, и совсем другое — распорядиться, чтобы судно утопили. Не говоря уж о том, что после мы окажемся во власти Миггса. Слишком опасно.
— Ну, как угодно, — насмешливо сказал Эзра. — Вы запутали наши дела, и вы же должны их распутать. А если все сложится скверно, то у меня-то есть выход: я женюсь на Кэт Харстон, расторгну свои отношения с фирмой, предоставлю вам улаживать дела с кредиторами, а сам буду жить на ее сорок тысяч фунтов. — И с этими угрожающими словами младший партнер взял шляпу и неторопливой походкой вышел из кабинета.
После его ухода Джон Гердлстон провел час, озабоченно обдумывая все детали плана, который только что изложил сыну. Затем его взгляд упал на два письма, по-прежнему лежавшие на столе, и он решил, что следует ими заняться. Пока ему меньше всего хотелось прибегать к кредиту. Однако, как указывалось ранее, Джон Гердлстон был находчивым человеком. Он позвонил и вызвал к себе старшего клерка.
— Доброе утро, Джон, — сказал он любезно.
— Доброе утро, мистер Гердлстон, доброе утро, сэр, — ответил Джон Гилрей, от удовольствия потирая сухонькие, желтые ладони.
— Я слышал, Джон, что вы недавно получили наследство, — продолжал мистер Гердлстон.
— Да, сэр, полторы тысяч фунтов, сэр. За вычетом налога и побочных расходов — тысячу четыреста двадцать восемь фунтов, шесть шиллингов и четыре пенса. Это брат моей жены Эндрью завещал ей, сэр. Такие большие деньги, сэр!
Джон Гердлстон улыбнулся снисходительной улыбкой человека, для которого подобная сумма — абсолютно ничего не значащий пустяк.
— И как вы распорядились этими деньгами, Джон? — спросил он небрежно.
— Положил их в банк, сэр, в «Юнайтед метрополитен».
— В «Юнайтед метрополитен», Джон? Погодите-ка! Они, кажется, выплачивают сейчас три с половиной процента?
— Три, сэр, — ответил Гилрей.
— Три?! Послушайте, Джон, но это же очень, очень маленький процент! Как хорошо, что я вас об этом спросил! Я как раз собирался попросить тысячу четыреста фунтов ссуды у одного из моих корреспондентов. Я выплачивал бы ему пять процентов. Однако, Джон, вы служите у нас так давно, что я готов оказать предпочтение вам. Больше тысячи четырехсот фунтов я взять никак не могу, но буду рад принять от вас эту сумму и выплачивать указанные пять процентов.
Такая заботливость и доброта совсем ошеломили Джона Гилрея.
— Просто не знаю, как вас и благодарить, сэр, за вашу щедрость, — сказал он.
— Не стоит благодарности, Джон, — величественно ответил коммерсант. — Наша фирма всегда рада позаботиться об интересах своих служащих, когда представляется соответствующая возможность. Чековая книжка у вас с собой? Напишите чек на тысячу четыреста фунтов. Но не больше, Джон, не больше — к сожалению, одолжить вас на большую сумму я не могу.
Старший клерк выписал чек и поставил свою подпись — такую же старомодную и робкую, как он сам, — получил официальную расписку и был отослан назад в контору. Там он весьма развлек остальных клерков, восторженно описывая великодушие и щедрость их хозяина. А Джон Гердлстон достал из ящика несколько листов голубой бумаги, и его гусиное перо забегало по ним, брызгая и скрипя.
«Сэр, — писал он управляющему банком, — прилагаю тысячу четыреста фунтов — всю свободную наличность, имеющуюся в настоящее время в конторе. В ближайшее время я собираюсь внести на свой счет значительную сумму. А пока, надеюсь, Вы будете и впредь оплачивать представляемые чеки.
Искренне Ваш Джон Гердлстон».
В страховое агентство Ллойда он адресовал следующее:
«Сэр, прилагаю к письму чек на двести сорок один фунт семь шиллингов шесть пенсов, то есть очередной взнос за „Леопарда“, „Черного орла“ и „Деву Афин“. Прошу извинить задержку, но среди важных дел подобные мелочи порой ускользают из памяти».
Запечатав и отправив эти два послания, старший Гердлстон почувствовал некоторое облегчение и снова предался невинному развлечению, изыскивая наилучший способ для устройства корнера на алмазах.
Глава XIII
Свет и тень
Дом Джона Гердлстона на Эклстон-сквер представлял собой обширный и солидный особняк, расположенный в районе, который катившаяся на запад волна моды оставила позади. Однако особняк этот все еще был как бы огражден щитом величайшей респектабельности. Массивный суровый фасад здания никак не позволял предугадать скрытую внутри роскошь. Несмотря на свою аскетическую внешность, старый коммерсант в глубине души был сибаритом и умел ценить земные удовольствия. Огромные апартаменты были обставлены с восточной, почти варварской пышностью, и великолепная мебель соседствовала там со шкурами из Габона, резной слоновой костью из Старого Калабара и с тысячей других ценных редкостей, которые были подарены главе фирмы его агентами в Африке.
Гердлстон сдержал слово, данное умирающему другу. Он забрал Кэт Харстон из опустевшего дома в Фулеме и поселил ее у себя. Она могла свободно бродить по всем комнатам этого дворца от чердаков до погребов и заниматься там чем угодно. В ее распоряжении был также квадратный сад с зачахшими в дымном воздухе деревьями и блеклым газоном, — она могла гулять там, работать или читать. У нее не было никаких обязанностей. За домом надзирала суровая экономка, которая, если бы не ее платье, была бы вылитым Гердлстоном, и сама решала все хозяйственные дела. Таким образом, Кэт оставалось только существовать и быть счастливой.
Однако второе было не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Атмосфера этого дома была противопоказана счастью. Изо дня в день Кэт видела только сурового, сдержанного коммерсанта и его развязного, а иногда и просто грубого сына. Вначале, пока еще не притупилось ее горе, она особенно болезненно ощущала перемену в своей жизни, сравнивая новую обстановку со счастливым фулемским домом. Однако, когда боль утихла, она постепенно свыклась с тем, что ее окружало. Оба Гердлстона не очень ей докучали. Коммерсант был так поглощен делами, что у него не оставалось времени интересоваться ее занятиями, а Эзру, имевшего обыкновение возвращаться домой за полночь, Кэт видела обычно лишь за завтраком, но и тогда она только молча и не без некоторой робости слушала его уснащенные жаргонными словами рассказы и циничные замечания в адрес хороших знакомых.
Гердлстон отнюдь не обрадовался, когда после возвращения Димсдейлов из Эдинбурга узнал, что его подопечная проводила там все время в обществе своего молодого кузена. Он встретил ее очень холодно и надолго запретил ей посещать Филлимор-Гарденс. Кроме того, он воспользовался случаем, чтобы поговорить с ней о Томе, и заверил ее, что этот молодой человек находится на краю духовной гибели.
— Он отличается чрезвычайно низменными вкусами, — заключил старик, — и я прошу вас избегать его общества.
Узнав, что младший Димсдейл вернулся в Лондон, Гердлстон из предосторожности даже приставил к Кэт доверенного лакея, который должен был сопровождать ее, когда она выходила из дому, и бдительно оберегать.
Однако в один прекрасный день Кэт случайно обрела свободу на несколько часов. Вышеупомянутый лакей был послан по какому-то другому поручению. Кэт немедленно вспомнила, что ей нужно бы обменять книги в библиотеке, подобрать кружева и переделать еще несколько столь же важных женских дел. И вот когда она чинно шла по Уорик-стрит, ее взор упал на очень высокого широкоплечего молодого человека, который неторопливо брел ей навстречу, со скучающим видом постукивая тросточкой по садовым решеткам, как часто делают люди, ничем не занятые. Тут Кэт мгновенно забыла и про книгу и про кружева, а высокий юноша перестал стучать по решеткам и, просияв, поспешил к ней широким, упругим шагом.