Масло в огонь - Базен Эрве (лучшие книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Крестный снова открыл здоровый глаз и, казалось, остался доволен: папа молчал и медленно, но убежденно кивал черной войлочной головой.
— Разумеется, тут есть кое-какие соображения. Возможно, мы не найдем полного понимания в субпрефектуре, а главное, вызовем раздражение в жандармерии, показав, что не считаем ее состоятельной. С другой стороны, мы ни в коем случае не можем платить нашим добровольцам. И все же мне кажется, что эти трудности не могут нас остановить.
Папа по-прежнему молчал. Но теперь черный войлочный затылок покачивался от одного плеча к другому. Дело было улажено. Бесцеремонно сбросив меня с колен, мосье Ом вскочил со стула и склонился к плечу гостя.
— Словом, прежде чем обсуждать это с коллегами, я хотел заручиться вашим согласием, мосье Колю. Никто, кроме вас, не может организовать тут такой сторожевой отряд, который, по-моему, должен был бы состоять из по меньшей мере трех пар, поочередно совершающих обход. Я знаю, что службу вы любите, но не любите ходить в начальниках. Не волнуйтесь! У наших дозорных никакой униформы не будет и маршировать, как пожарникам, им не придется. Успех операции требует, чтобы они оставались в тени и по возможности не возбуждали толков. Я ведь могу на вас рассчитывать, не так ли?
Папа стал отказываться, попав под частые очереди брызжущей слюны. И, возможно, попав даже под некоторое физическое давление. Он находил известное удовольствие в том, что мосье Ом, владелец замка, пояса мэра и земель, вынужден его упрашивать. Но отступить ему пришлось скорее, чем он того желал, под натиском зловонного дыхания мосье Ома, который настойчиво шептал ему прямо в нос:
— Так вы согласны, мосье Колю? Вы согласны?
— Да-а-а, — протянул папа.
— Благодарю. Тысячу раз благодарю вас!
И, тотчас сменив задушевный тон на холодно-любезный, мосье Ом выпрямился — как чистокровный де ля Эй.
— Кстати, надо же сказать, чтобы собаку закопали, — пробормотал он как бы про себя.
Я чуть было не сказала: «Конечно, только намордник сохраните». Но не осмелилась. Отец, безусловно, почувствовал перемену в интонации хозяина дома, который явственно давал ему понять, что он свободен, однако не шелохнулся. Расправив плечи, он разглядывал жилет мосье Ома, испещренный пятнами от соуса, мятый галстук, которым и пастух бы побрезговал, но на котором посередине красовалась платиновая булавка с бриллиантовой головкой. От этой булавки взгляд его перескочил на башенный флюгер и там задержался. Только после этого он соблаговолил подняться с места.
— До чего же красные листья у вашего винограда! — намеренно колючим тоном произнес он. — Кстати, дорогой мосье, то, что я сказал на днях, пожалуй, неверно. Ведь вчера вы никого не сочетали браком.
Мосье Ом, который как раз отворял дверь в оранжерею, выпустил ручку из пальцев.
— Черт побери! Это наводит на размышления. Нет, я вчера пояс не подвязывал, а вот коллеге моему из Сегре пришлось нацепить свой, чтобы сочетать браком сына Стафиле с одной тамошней девицей. Нельзя сказать, чтобы цепочка тянулась дальше, но и нельзя сказать, чтобы она оборвалась…
Ветер, ворвавшись в дверь, встряхнул апельсиновые деревья, вздыбил редкие седые волосы крестного, который задумчиво нахмурился. Неожиданно раздавшийся папин хохот заставил нас вздрогнуть.
— Ба! Не думаю, чтобы тут в самом деле была какая-то связь, — сказал он, приподнимая воротник куртки и застегивая пуговицы. — До свиданья, господин мэр. Идем, Селина.
И, взяв меня за руку, он так стремительно вышел, что мосье Ому, который не успел со мной попрощаться, оставалось только крикнуть вдогонку:
— Заходи ко мне почаще. Совсем меня забыла!
Мне трудно было успевать за твердым размашистым папиным шагом, который так не вписывался в крутые извивы аллей. Экономя время, папа пересекал парк по диагонали, хладнокровно топча лужайки, перескакивая через кусты хризантем. А между тем, насколько мне было известно, никакой срочной работы у него не было. Поразмыслив, я решила, что он не столько торопится, сколько злится. Но на что? Тайна. Конечно, ночь у него была нелегкая, но по некоторым признакам мне стало ясно, что гнев его, который, собственно говоря, был даже и не гнев, а молчаливый приступ дурного настроения, вызванный собственной несправедливостью, направлен против меня — я не могла понять, в чем дело, а он тащил меня, стиснув до боли запястье. Но раздумывать над причиной я не стала. Когда живешь в доме Колю и хочешь оставаться там, удерживая подле себя всех Колю, перво-наперво над быть мудрой, то есть не показывать себя слишком слабой, не стремиться все понять, не называть вещи своими именами, — словом, брать скорее лаской, чем языком.
Он шагал. Я семенила за ним. Белые изгороди остались уже позади, мы вышли на дорогу и погрузились в грязь с застрявшими в ней капустными кочерыжками. Многоголосый птичий гомон доносился с фермы Годианов, где их бесстрашная, маленькая, крепко сбитая сноха, задрав зад, колотила белье в водоеме, вода которого голубела от мыльной пены. У стены застыла рыжеватая лужа мочи; в нее с двух сторон вливались струйки — одна, потемнее (там разводили коров, и страховаться от града им было ни к чему), текла из коровника Годианов; другая — более светлая (там держали лошадей и выращивали хлеб), вдоль которой и пошел папа, чтобы выйти к стойлу Бине. Он уже успокоился, и страховой агент, сидящий в нем, вступил в свои права.
— Коль уж мы идем мимо Бине, — пояснил он, — надо этим воспользоваться. Эксперт компании должен приехать со дня на день, но осторожности ради не мешает время от времени глядеть, что делается на гумне. Даже если погорельцы начинают восстановительные работы до экспертизы, потери видны все равно. И жулики, которые хотят нажиться на пожаре и скидывают в пепел негодные старые машины, чтобы получить за них деньги, как за новые, тоже сразу видны. Как-то меня уже так обвели вокруг пальца, но стоп! Второй раз этот номер не пройдет.
Я встряхнула волосами от радости, что снова обрела моего несгибаемого папу. Он тщательно осматривал безлюдный ток, где лишь разгуливали индюки с распушенными хвостами да откормленные гуси, волоча брюхо и вытянув шею во всю длину, победоносно давили собственный помет и, гогоча, обсуждали разные глупости. Большие парусиновые полотнища накрывали развалины гумна. По пожарищу разгуливала пепельно-серая цесарка, и живыми среди этого запустенья казались одни только белые пятнышки ее ушей. Какие-то металлические предметы — инструменты, бидоны, искореженные пламенем, но подлежащие еще починке, — были сложены в аккуратную кучу.
— Так. С Бине подозрения сняты. Сходим-ка к Сигизмунду.
А почему бы и нет? Мы должны еще пройти мимо шорной мастерской, где, похоже, шорник после той ночи так и не ночевал. Застрахован он был на ничтожную сумму и поделился своими сомнениями с женой, та — с двоюродной сестрой, та — с невесткой Трош, та — с мамой, которая была неверным союзником, но, как только речь заходила о деньгах, проявляла завидную бдительность. Надо было срочно первым войти в контакт с Сигизмундом, чтобы заступить путь агенту компании «Анжевин» из Сегре, — далекому, но опасному противнику, так как в его распоряжении был автомобиль, что давало ему большой простор действий и позволяло заключать контракты на расстоянии тридцати километров, по всей округе, в самом сердце вражеских ленных владений, — там, куда иначе никогда не проникла бы его маленькая чепуховенькая компания.
Сто метров. Двойной наклон головы, чтобы поздороваться с кюре, который как раз готовится обойти прихожан — от двери к двери, — чтобы собрать пожертвования для церкви. Прошли Шантагас. Еще пятьдесят метров. Мимо потянулись первые дома верхней части поселка; окна, отрыгивающие простыни и пеленки в желтых пятнах; уголки занавесок, за которыми видны стариковские профили с очками на носу; запахло горелым мясом. Вот и дом Сигизмунда, насквозь провонявший кожей… Нет! Осечка. 201-я модель «перродера» стоит у тротуара.
