Время таяния снегов - Рытхэу Юрий Сергеевич (читать книги онлайн без txt) 📗
– Чай пить будете? – спросил старый Рычып, приехавший вместе с Кукы на вельботе.– Пейте. Наверное, соскучились по настоящей чукотской еде?
Он выложил перед ребятами куски сушеного моржового мяса, холодные тюленьи ласты и другие лакомства. Пока ребята ели, он рассказывал улакские новости.
– Выбрали мы колхозным председателем вашего учителя Татро. Хоть он и не был оленеводом, но хозяин, по всему видать, хороший. Объявил, что мы неправильно живем. Устав, говорит, у вас негодный, отжил свое время. Надо переходить на новую, более высокую ступень, чем устав товарищества. Рассматриваем это дело на правлении.
Видя, что ребят не интересуют тонкости колхозного устава, старик начал рассказывать другие новости.
– Школу отремонтировали, пристроили еще два класса. Теперь вам будет где побегать и пошалить.
Ринтыну не терпелось услышать что-нибудь об огороде, но перебивать старика он не смел. А Рычып, словно испытывая терпение мальчика, продолжал, обращаясь теперь к Пете:
– А твой отец убил моржа. Слушайте, ребята, как это случилось. Накануне был шторм. Павел вышел рано утром поискать выброшенный волнами плавник. Он взял топор и, конечно, прихватил ружье. Идет это он по направлению к Ченлюквину, заметил уже несколько бревен и вдруг видит: на берегу лежит морж! Павел сразу сообразил и стал подползать. А морж даже голову не поднимает: спит, должно быть. Вот уже несколько шагов осталось до него. Тогда Павел поднимается, стреляет в моржа, подбегает к нему и для верности еще несколько раз топором по голове хакает. А вы знаете, какая сила у нашего пекаря! Морж наповал был убит! Обрадовался, значит, охотник, бежит в стойбище и кричит: “Рырка убил! Рырка убил!” Взяли мы кожаный мешок, ножи, пошли разделывать добычу. Большой был морж! Только разрезали брюхо, а от него нехороший дух пошел. Что ты тут скажешь!
Пекарь удивляется: и часа не прошло, как убил моржа, а он, смотри, уж подгнил. Пришлось нам растолковать пекарю, что морж-то был дохлый и его волной выкинуло на берег.
Ребята засмеялись. Один Петя, видимо обидевшись за отца, хмурился.
Старый Рычып немного помолчал.
– Зато уток,– сказал он, обращаясь к Пете,– твой отец за лето набил больше других. Устроил коптилку, дымом их обкуривает, чтобы не портились.
– А как огород? – не вытерпел Ринтын.
– Выросли там какие-то корешки,– махнул рукой старик.– Директорская старуха дала мне попробовать. Большие листья – так это просто трава, а маленькие корешки – редиской называются – горькие, будто табаком начинили. Только один лук как лук и вырос. А все остальное – дрянь, в рот не идет. Однако старуха говорит, что эти овощи такие, какими им полагается быть. Важен, говорит, витамин! И Лена-радистка и другие русские с полярной станции так говорят!
– Ох, забыл! – Старик хлопнул себя ладонью по лбу.– Старуха Прасковья велела передать, что сохранила для вас большую часть урожая. В общем приедете в Улак, сами попробуете.
После концерта и прощального костра состоялась торжественная линейка и спуск флага. Когда под сухой барабанный треск с мачты стал сползать красный флаг, Ринтыну сделалось немного грустно, и в то же время сердце наполнилось горячей радостью от мысли, что через несколько часов он увидит милые сердцу улакские яранги и глаз отдохнет от ровного, как строй пионерского отряда, вытянувшегося по берегу ряда одинаковых деревянных домов Кытрына.
По углам класса белеет иней, и незаметные раньше гвозди блестят заиндевевшими шляпками. Все сидят одетые, в шапках, зажав в кулаке чернильницы. За стеной бушует зимняя пурга, унося тепло пылающей печки, в которую Тэюттын то и дело подбрасывает большими лопатами уголь.
Зоя Герасимовна в меховой шапке сидит за своим столом и рассказывает о том, как на ее родине – Украине – готовятся к весеннему севу. За окном воет холодный ветер, а учительница говорит о широких, как море, степях, покрытых высокой травой, о звездных теплых ночах и душистых цветах. Ринтын слушает учительницу и старается представить себе, как это “сеют хлеб”. Перед ним возникает образ дяди Павла. Пекарь идет по бескрайнему полю и крошит большой ломоть хлеба. За ним, чирикая, прыгают птички и поедают крошки. Ринтын поднимает руку.
– Как это – сеют хлеб? – спрашивает он учительницу.
Зоя Герасимовна объясняет, что сеять – это значит семена разбрасывать по разрыхленной земле. Из этих семян потом вырастает хлеб.
– Это как наш огород,– шепчет Ринтыну на ухо Петя.
– Хлеб или мука? – спрашивает Ринтын, не слушая соседа.
– Хлеб,– отвечает Зоя Герасимовна.
В классе возникает оживление.
Поднимается сразу несколько рук.
– Почему к нам возят не тот хлеб, который сразу вырастает, а муку? – обиженным голосом спрашивает Калькерхин.
Зоя Герасимовна долго рассказывает, как из зерна мелют муку, которую потом привозят в Улак.
И так бывало часто. Многое, чего не было в школьных учебниках, ребята узнавали от своей учительницы.
Зима на редкость была суровой. Северный ветер сорвал провода, и во всем Улаке погасло электричество. Зверя же в море было много, и охотники возвращались с богатой добычей. Осенние штормы выкинули на берег много падали и наваги. Тундровый песец, привлеченный запахом гниющего мяса и рыбы, в огромном количестве перебрался к побережью.
В каждой яранге было вдоволь чаю, сахару, муки, не говоря уже о мясе, без чего нельзя жить. Собаки были жирны и ленивы. Их держали на цепи, и по ночам они дико и неистово выли.
Между ярангами на высоких подставках, где содержались прочно закрепленные на зиму байдары, хлопали на ветру медвежьи шкуры. Около пушного склада висели гирлянды песцовых шкурок, а в хорошую погоду высились груды оленьих пыжиков, вынесенных наружу для проветривания.
– Добрая зима! – говорили старики.
В яранге дяди Кмоля ждали ребенка. Тетя Рытлина с большим животом неуклюже поворачивалась в пологе, и дядя каждый раз спешил к ней, чтобы помочь и не дать ей поднять что-нибудь тяжелое.
Когда выпадали тихие часы после рабочего дня, в стойбище с полярной станции приходили Анатолий Федорович в Лена. С гурьбой ребят они шли на гору и при свете звезд и луны спускались вниз на санках.
