Сочинения - де Бальзак Оноре (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
– В самом деле, – сказал Газональ, вслух выражая свою мысль, – у них должны быть недюжинные способности.
– Если бы я перечислил вам все качества, которые нужны человеку, чтобы выдвинуться в нашем деле, – обратился к Газоналю Фроманто, своим наметанным глазом быстро разгадавший провинциала, – вы решили бы, что я описываю гения. Нам нужно зрение рыси. Отвага (ведь сплошь и рядом приходится бомбой врываться в дома, заговаривать с незнакомыми людьми так, будто ты с ними уже встречался, подговаривать их ко всяким низостям, которые всегда принимаются, и прочее). Память. Проницательность. Находчивость (надо мгновенно, на месте изобретать уловки и всегда различные, ибо приемы сыска всякий раз должны сообразовываться с характером и привычками того, за кем следишь). Словом – это небесный дар. В довершение всего – проворство, физическая сила, всего не перечтешь. Все эти способности, господа, аллегорически изображены над входом в гимназию Аморос как величайшие из добродетелей. Мы должны обладать ими, иначе – прощай ежемесячное жалованье в сто франков, которое нам выплачивает либо государство на Иерусалимской улице, либо пристав коммерческого суда!
– Вы, по-моему, выдающийся человек! – сказал Газональ.
Фроманто взглянул на провинциала, но не проронил ни слова, ничем не выдал своих чувств и вышел, ни с кем не простившись: несомненное свидетельство гениальности!
– Ну вот, кузен, ты только что видел олицетворение полиции, – сказал Леон провинциалу.
– Этот человек оказал на меня действие, способствующее пищеварению, – признался почтенный фабрикант.
Тем временем Гайар и Бисиу беседовали вполголоса.
– Я дам тебе ответ вечером, у Карабины, – громко сказал Гайар в заключение и, не взглянув на Газоналя, не попрощавшись с ним, снова уселся за письменный стол.
– Какой невежа! – воскликнул южанин, выйдя за порог.
– Его газета насчитывает двадцать две тысячи подписчиков, – сказал Леон де Лора. – Это – один из пяти влиятельнейших органов печати, и по утрам Гайару не до учтивости. Если уж нам нужно идти в палату, чтобы уладить дело кузена, давай выберем самый долгий путь, – закончил он, обращаясь к Бисиу.
– Изречения великих людей подобны позолоченным ложкам: позолота сходит от частого употребления, так и блеск афоризмов теряется от частых повторений, – заявил Бисиу. – Куда мы сейчас направимся?
– К нашему шляпочнику, отсюда до него рукой подать, – ответил Леон.
– Браво! – воскликнул Бисиу. – Если мы будем продолжать в том же духе, мы сегодня, пожалуй, не соскучимся!
– Газональ, – продолжал Леон, – ради тебя я подшучу над шляпочником, только будь важен, как король на пятифранковой монете; ты бесплатно увидишь редкостного чудака, человека, который от сознания собственного величия свихнулся. В наше время, мой милый, все жаждут славы, но многие вместо этого становятся смешными; отсюда – столько ходячих карикатур, совсем свеженьких…
– Но когда все прославятся, чем тогда можно будет выделиться среди прочих? – спросил Газональ.
– Чем? Глупостью! – отрезал Бисиу. – У вашего кузена орден, а я – хорошо одет, и все смотрят на меня…
При этом замечании, объясняющем, почему в Париже ораторы и другие выдающиеся политические деятели не вдевают больше орденские ленточки в петлицы фрака, Леон указал Газоналю на вывеску, где золотыми буквами значилось знаменитое имя: «Виталь, преемник Фино, фабрикант шляп» (а не шляпочник, как говорили в старину); объявления Виталя приносили газетам такой же солидный доход, как объявления трех продавцов целебных пилюль или миндаля в сахаре; вдобавок он был автором небольшого труда о шляпах.
– Друг мой, – сказал Бисиу, подводя Газоналя к роскошной витрине, – у Виталя сорок тысяч франков годового дохода.
– И он продолжает торговать шляпами? – завопил южанин, внезапно сжав руку Бисиу с такой силой, что едва не сломал ее.
– Ты сейчас сам увидишь, что это за птица, – ответил Леон. – Тебе нужна шляпа – ты получишь ее даром.
– Что, господина Виталя нет? – спросил Бисиу, не видя никого за конторкой.
– Господин Виталь правит в кабинете корректуру своего сочинения, – ответил старший приказчик.
– Что? Каков стиль?! – шепнул Леон своему двоюродному брату. Затем, обратившись к старшему приказчику, он спросил:
– Можно поговорить с ним, не опасаясь нарушить его вдохновение?
– Пригласите этих господ сюда, – произнес чей-то голос.
То был голос буржуа, голос человека, имеющего право быть избранным в палату, голос, в котором слышались влияние и богатство.
Вслед за тем в дверях соблаговолил показаться и сам Виталь; он был во всем черном; рубашка и украшенное бриллиантом жабо сияли ослепительной белизной. В глубине кабинета три приятеля разглядели красивую молодую женщину, сидевшую с вышиваньем в руках возле письменного стола.
Виталю можно было дать лет сорок; честолюбивые замыслы подавили в нем природную жизнерадостность. Он среднего роста, что является обычно признаком превосходного здоровья. Довольно полный, он следит за своей наружностью; он лысеет со лба и не огорчается этим обстоятельством, ибо это придает ему вид мыслителя. Жена смотрит на него и внимает ему с благоговением – видно, что она убеждена в гениальности и славе своего супруга. Виталь любит художников, но не потому, что понимает толк в искусстве, а из какого-то братского чувства; он сам себя считает художником и дает это почувствовать, упорно отказываясь от сего благородного звания и с обдуманной настойчивостью подчеркивая, что его занятие неимоверно далеко от искусства; все это делается для того, чтобы ему твердили: «Но вы ведь подняли шляпное дело до уровня науки».
– Ну как, придумали вы наконец для меня шляпу? – спросил пейзажист.
– Что вы, сударь, в две недели?! – воскликнул Виталь. – Да еще для вас!.. Двух месяцев и то мало, чтобы напасть на форму, которая подходила бы к вашему лицу! Видите – вот ваш литографированный портрет, он всегда здесь; я уже основательно вас изучил! Я не стал бы так стараться и для принца, но вы ведь больше, чем принц, – вы художник! И вы меня понимаете, друг мой.
– Перед вами – один из выдающихся наших изобретателей, – сказал Бисиу, представляя Газоналя, – человек, который был бы не менее велик, чем Жаккар, согласись он только ради этого отправиться к праотцам. – Наш друг, владелец суконной фабрики, открыл способ извлекать индиго из старых синих фраков; он пожелал познакомиться с вами, личностью поистине незаурядной, ибо вы ведь сказали: «Шляпа – это весь человек» . Ваше изречение привело его в восторг. Ах! Виталь, у вас есть вера! Вы во что-то верите, вы страстно увлечены своим делом!
Виталь задыхался от приятного волнения, он даже побледнел.
– Встань, жена!.. Этот господин – князь науки.
По знаку мужа г-жа Виталь послушно встала. Газональ отвесил ей поклон.
– Буду ли я иметь честь подобрать для вас головной убор? – спросил Виталь с радостной готовностью.
– За ту же цену, как для меня, – заявил Бисиу.
– Разумеется! Я не притязаю на иное вознаграждение, кроме удовольствия быть иногда упомянутым вами. Господа! Вашему другу нужна живописная шляпа, вроде той, какую носит господин Лусто, – произнес Виталь, со значительным видом посмотрев на Бисиу. – Я подумаю над этим.
– Вы не жалеете трудов, сказал фабрикант провинциальный фабриканту парижскому.
– О, только для немногих – для тех, кто умеет ценить мое усердие. К примеру сказать, среди аристократии значение шляпы постиг лишь один человек – князь де Бетюн. И как это мужчины не понимают простой вещи, совершенно ясной женщинам; из всех предметов одежды прежде всего бросается в глаза шляпа! Почему они не подумают о том, чтобы изменить нынешний фасон шляп, прямо скажу – отвратительный! Но из всех народов мира французы особенно упорствуют в однажды содеянной глупости! Господа, я вполне сознаю все трудности! Я говорю сейчас не как автор сочинений на эту тему, где, думается, я сумел философски исследовать данный вопрос, нет, сейчас я говорю исключительно как шляпочник; только я один нашел способ хоть немного облагородить ужасные головные покрышки, которыми пользуются сейчас во Франции, – пока мне еще не удалось окончательно ниспровергнуть их.
