Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - Диккенс Чарльз (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
– Я судил о вас неосновательно, – сказал он тихим голосом. – Боюсь, что я судил о вас несправедливо. Позвольте мне надеяться, что вы простили меня.
Она еще раз поцеловала его руку и, удержав ее в своей, прерывающимся голосом поблагодарила старика за его доброту.
– Том Пинч, – сказал он, – рассказал мне о своем разговоре с вами, хотя в ту минуту он сам считал маловероятным, что ему представится случай передать ваше поручение. Поверьте, если мне еще когда-нибудь встретится неразумная, не знающая себя натура, скрывающая силу, которую она считает слабостью, я буду к ней внимательнее и милосерднее.
– Но ведь вы именно так относились ко мне, – ответила Мерри. – Теперь я это вижу. Слова, о которых вы говорите, вырвались у меня, когда мое горе было очень сильным, почти невыносимым, и я повторяю их теперь, прося за других; но о себе я не вправе говорить. Вы беседовали со мной, после того как видели меня и наблюдали за мной каждый день. Вы проявили много внимания ко мне. Вы могли бы говорить, быть может, ласковее; вам легче было бы добиться моего доверия, если б вы говорили мягче; но от этого ничто не изменилось бы.
Он покачал головой с сомнением, как бы упрекая самого себя.
– Разве можно было надеяться, – продолжала она, – что ваше вмешательство окажет на меня влияние, когда я помню, какая я была упрямая? Я никогда ни о чем не думала; у меня не было ни ума, ни сердца, и мне казалось, что это и не нужно. Все это пришло потом, вместе с несчастьем. Это дало мне силы пережить мое несчастье. Я не хотела бы забывать о нем, каково бы оно ни было. Я знаю, оно ничтожно в сравнении с теми испытаниями, которые приходится терпеть каждый день сотням добрых людей, – но я не хотела бы забыть о нем завтра, даже если б могла. Оно было моим другом, и без него никто и ничто не изменило бы меня. Не смотрите на эти слезы, я не могу удержать их. Но в душе я благословляю свое несчастье, правда, благословляю!
– Правда, сэр! – сказала миссис Тоджерс. – Я в этом уверена.
– И я тоже! – сказал мистер Чезлвит. – А теперь слушайте меня, милая. Имущество вашего покойного мужа, если оно не уйдет на погашение большого долга обанкротившемуся обществу (документ, как бесполезный беглецам, был отослан ими в Англию, не столько ради кредиторов, сколько для того, чтобы насолить вашему мужу, которого они считают живым), будет конфисковано казной; ибо на него, как я узнал, могут предъявить права те, кто пострадал от спекуляции, в которой он участвовал. Состояние вашего отца поглотила целиком, или почти целиком, та же спекуляция. Если что-нибудь осталось, то и остаток будет точно так же конфискован. Дома у вас больше нет.
– Я не могла бы к нему вернуться, – сказала она, невольно намекая на то, что это отец принудил ее выйти замуж, – я не могла бы вернуться домой.
– Я знаю, – продолжал мистер Чезлвит, – потому я и пришел, что я это знаю. Поедемте со мной! Все окружающие меня встретят вас с радостью, поверьте; у нас был об этом разговор. Но до тех пор пока ваше здоровье не восстановится и вы не успокоитесь в достаточной мере, для того чтобы выдержать такую встречу, вы поживете где-нибудь в тихом месте близ Лондона, по вашему собственному выбору; настолько близко, чтобы эта добрая женщина могла навещать вас, когда ей вздумается. Вы много страдали, но вы молоды, и перед вами лежит более светлое, счастливое будущее. Поедемте со мной! Ваша сестра к вам равнодушна, я знаю. Она торопится со свадьбой, трубит о ней в таком тоне, который едва ли уместен (чтобы не сказать более), не подобает ей как сестре, просто неприличен. Оставьте этот дом, прежде чем приедут ее гости. Она хочет вас обидеть. Избавьте ее от труда, поедемте со мной!
Миссис Тоджерс, хотя отнюдь не желала расставаться с ней, присоединилась к его уговорам. Присоединился даже бедный старик Чаффи, которого тоже, разумеется, посвятили в этот план. Мерри торопливо оделась и была совсем готова к отъезду, когда мисс Пексниф влетела в комнату.
Мисс Пексниф влетела так неожиданно, что оказалась в самом неловком положении. Хотя она закончила свой свадебный туалет в отношении прически и на голове у нее красовался вуаль с флердоранжем, во всех остальных отношениях он не был закончен, и на ней было наброшено весьма неказистое одеяние, нечто вроде канифасового шлафрока. Она влетела в комнату полуодетая для того, в сущности, чтобы утешить сестру видом этого самого флердоранжа, и так как она даже не подозревала о присутствии гостя, то была весьма неприятно изумлена, очутившись лицом к лицу с мистером Чезлвитом.
– Итак, молодая особа, – сказал старик, глядя на нее с сильнейшим неодобрением, – вы нынче выходите замуж!
– Да, сэр, – скромно ответила мисс Пексниф, – выхожу… Я… мой туалет… ну право же, миссис Тоджерс!
– Вы смущены, я вижу, – сказал старый Мартин. – Я этому ничуть не удивляюсь. Вы неудачно выбрали время для вашей свадьбы.
– Извините меня, мистер Чезлвит, – ответила Черри, мгновенно вспыхнув от злости, – но если вы желаете что-нибудь сказать на этот счет, я попрошу вас обратиться к Огастесу. Вряд ли вы сочтете приличным заводить ссору со мной, когда Огастес во всякое время готов поговорить с вами. Мне нет никакого дела до того, как там обманывали моего папашу, – колко продолжала мисс Пексниф, – и поскольку я желаю быть в хороших отношениях со всеми в такой день, то была бы очень рада, если б вы оказали нам честь позавтракать с нами. Но я не стану вас приглашать – вижу, что другие уже завладели вами и восстановили вас против меня. Надеюсь, что я, как полагается, привязана к другим и, как полагается, жалею других; но я же не могу всегда подчиняться и подслуживаться к ним. Это было бы уж слишком. Думаю, что я достаточно уважаю для этого и себя и того человека, который сегодня назовет меня своей супругой.
– Так как ваша сестра – мне так кажется, сама она ничего на этот счет не говорила – видит очень мало внимания от вас, то она уезжает со мной, – сказал мистер Чезлвит.
– Я очень довольна, что ей, наконец, хоть в чем-нибудь повезло, – отвечала мисс Пексниф, вздернув нос. – Нисколько не удивляюсь, что такое торжественное событие не радует ее – нисколько не радует, – но я тут ничего не могу поделать, мистер Чезлвит: вина не моя.
– Довольно, мисс Пексниф, – спокойно сказал старик, – мне хотелось бы, чтобы вы при таких обстоятельствах простились с сестрой более ласково. Тогда я стал бы вам другом. В один прекрасный день вам может понадобиться друг.
– Все мои друзья, мистер Чезлвит, с вашего позволения, и все мои родные, – с достоинством возразила мисс Пексниф, – отныне заключаются в Огастесе. Пока Огастес принадлежит мне, я в друзьях не нуждаюсь. Со всякими разговорами о друзьях, сэр, я попрошу вас раз и навсегда обращаться к Огастесу. Таково мое мнение о том обряде, который свершится перед алтарем и соединит меня с Огастесом. Я ни к кому не питаю злобы, а тем более в минуту своего торжества, а тем более к родной сестре. Напротив, я поздравляю ее. Если вы не слышали, как я ее поздравляла, я не виновата. И так как ради Огастеса я не должна опаздывать в такой день, когда он, натурально, имеет право быть… быть нетерпеливым, – ах, в самом деле, миссис Тоджерс! – то я должна попросить у вас позволения уйти, сэр.
С этими словами подвенечная вуаль удалилась настолько торжественно, насколько это было совместимо с канифасовым шлафроком.
Старый Мартин подал руку младшей сестре и повел ее к выходу, не говоря ни слова. Миссис Тоджерс в парадном платье, развевавшемся по ветру, проводила их до кареты, при расставании бросилась Мерри на шею и, заливаясь слезами, побежала обратно в свой грязный дом. У нее, у миссис Тоджерс, было тощее, изможденное тело, но в нем жила здоровая душа. Быть может, добрый самаритянин тоже был худой и изможденный и жизнь давалась ему не легко. Почем знать!
Мистер Чезлвит пристально провожал ее взглядом и посмотрел на мистера Тэпли только тогда, когда она закрыла за собой дверь.
– Что с вами, Марк? – сказал он, едва взглянув на него. – В чем дело?
