Ремесло - Довлатов Сергей Донатович (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
– Я же говорю не о Бродвее. Я говорю о фешенебельной Мэдисон. Там живут одни миллионеры.
– Там живет художник Попазян, – говорил Скафарь, – он нищий.
– Разве у Попазяна есть собака?
– У Попазяна нет даже тараканов…
Экономист Скафарь хотел жениться на богатой вдове. Он был высок, худощав и любвеобилен. Кроме того, носил очки, что в российском захолустье считается признаком интеллигентности.
Мы интересовались:
– Что же ты скажешь невесте? Хай? А потом?
Скафарь реагировал тихо и задушевно:
– Подлинное чувство не требует слов. Я буду молча дарить ей цветы…
Вновь подавал голос загадочный религиозный деятель Лемкус. Когда-то он был евреем, выехал по израильским документам. Но в Риме его охмурили баптисты, посулив какие-то материальные льготы. Кажется, весьма незначительные. Чем он занимается в Америке, было неясно.
Иногда в газете «Слово и дело» появлялись корреспонденции Лемкуса. Например: «Как узреть Бога», «Свет истины», «Задумайтесь, маловеры!».
...
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
В очередной заметке Лемкуса говорилось:
«Как замечательно выразился Иисус Христос…» Далее следовала цитата из Нагорной проповеди…
Так Лемкус похвалил способного автора.
Лемкус творчески развивал свои же идеи:
– Собака, я думаю, это мелко. Есть более эффективные методы. Например, вы покупаете старую машину. Едете в Голливуд. Или в Хьюстон, где полно миллионеров. Целыми днями разъезжаете по улицам. Причем игнорируя светофоры. И естественно, попадая в аварии. Наконец вас таранит роскошный лимузин. В лимузине сидит нефтяной король. Вы угрожаете ему судебной процедурой. Нефтяной король приходит в ужас. Его время стоит огромных денег. Десять тысяч – минута. Ему гораздо проще откупиться на месте. Выписать чек и ехать по своим делам…
– А Бог тебя за это не покарает? – ехидно спрашивал Мокер.
– Не думаю, – отвечал Лемкус, – маловероятно… Бог любит страждущих и неимущих.
– А жуликов? – не унимался Мокер.
– Взять у богатого – не грех, – реагировал Лемкус.
– Вот и Ленин так думал…
Шло время. Чьи-то жены работали. Дроздов питался у знакомых, студию ему оплачивала «НАЙАНА». Лемкуса подкармливали баптисты. Ирина Гольц обнаружила в Кливленде богатого родственника.
А мы все строили планы. Пока однажды Мокер не сказал:
– А я, представьте себе, знаю, что мы будем делать.
Дроздов заранее кивнул. Эрик Баскин недоверчиво прищурился. Я вдруг почувствовал странное беспокойство.
Помедлив несколько секунд, Мокер торжествующе выговорил:
– Мы будем издавать вторую русскую газету!
Сентиментальный марш
Подсознательно каждый из нас мечтал о русской газете. Ведь журналистика была нашей единственной профессией. Единственным любимым занятием. Просто мы не знали, как это делается в США.
Дома все было очень просто. Там был обком, который все знал. У любой газеты было помещение, штат и соответствующее оборудование. Все необходимое предоставлялось государством. Начиная с типографии и кончая шариковыми авторучками.
Дома был цензор. Было окошко, где вы регулярно получали зарплату. Было начальство, которое давало руководящие указания. Вам оставалось только писать. При этом заранее было известно – что именно.
А здесь?!
Английского мы не знали. (За исключением Вили Мокера, который объяснялся не без помощи жестов.) О здешней газетной технологии не имели представления. Кроме того, подозревали, что вся затея эта стоит немалых денег.
– И вообще, – поинтересовался Баскин, – кто нам даст разрешение? Мы ведь даже гражданства не имеем. Выходит, каждый поц может издавать газету? А что, если мы начнем подрывать устои капитализма?
Но Мокер, как выяснилось, располагал подробной информацией. И на вопросы отвечал без запинки:
– Специального разрешения не требуется. Мы просто регистрируем нашу корпорацию, и все. Затем снимаем недорогое помещение в Манхэттене. Заказываем русскую наборную машину. Дешевых типографий в Нью-Йорке сколько угодно. Технология в Штатах более современная, а значит – простая. Вместо цинковых клише используются фотостаты. Вместо свинцового набора – компьютерные машины…
Далее Мокер засыпал нас терминами: «айбиэм», «процессор», «селектрик-композер»…
Наше уважание к Мокеру росло. Он продолжал:
– Что же касается устоев, то их веками подрывают десятки экстремистских газет. Кого это волнует? Если газета легальная, то все остальное не имеет значения. Тем более что мы намерены придерживаться консервативной линии.
– Мы должны рассказать американцам правду о тоталитаризме, – ввернул Эрик Баскин.
– Мне все равно, какой линии придерживаться, – объявил Дроздов.
– А деньги? – спросил я.
Мокер не смутился:
– Деньги – это тоже не фокус. Америка буквально набита деньгами. Миллионы американцев не знают, как их потратить. Мы – находка для этих людей…
Мокер рассуждал уверенно и компетентно. Значит, он не терял времени. Мы все питали к нему чувство зависти и доверия. Недаром он первый стал курить сигары. А главное, раньше других перестал носить одежду из кожзаменителя…
Понизив голос, он сказал:
– Я хочу продолжить разговор без свидетелей. Останутся, – (томительная пауза), – Баскин, Дроздов и Серега.
Когда обиженные соседи вышли, Мокер тоном заговорщика произнес:
– Есть у меня на примете крупный гангстер. Человек из мафии. Нуждается, как я понимаю, в инвестициях. Иначе говоря, в легализации тайных капиталов.
– Где ты его откопал? – спросили мы.
– Все очень просто. У меня есть незамужняя соседка. – (Мокеры жили в левом крыле здания.) – Высокая, симпатичная баба…
Дроздов попытался развить эту тему:
– Полная такая, с круглым задом?
– Дальше, – нервно перебил его Баскин.
– У этой Синтии, – продолжал Мокер, – бывает итальянец. Мы часто сталкиваемся в лифте. Причем заходит он к ней исключительно днем. После чего Синтия немедленно опускает шторы. Какой мы из этого делаем вывод?
– Черт его знает, – сказал Эрик Баскин.
Дроздов игриво засмеялся, потирая руки:
– Обычное дело, старик, поддали – и в койку!
Мокер уничтожающе посмотрел на Дроздова и сказал:
– Из этого мы делаем вывод, что Риццо – хозяин ночного заведения. Поэтому он и занимается любовью только днем. А все ночные заведения контролируются мафией. Не говоря о том, что все итальянцы – прирожденные мафиози.
Баскин выразил сомнение:
– Все женатые мужики развлекаются днем. Для этого не обязательно быть гангстером.
Но Мокер перебил его:
– А если я с ним говорил, тогда что?.. Я долго не решался. Подыскивал наиболее емкую формулировку. И наконец вчера многозначительно спросил: «Уж не принадлежишь ли ты к известной организации?»
– А он?
– Он понял мой намек и кивнул. Тогда я попросил его о встрече. Мы договорились увидеться завтра после шести. В баре на углу Семнадцатой и Пятой.
Баскин тяжело вздохнул:
– Смущает меня, ребятки, вся эта уголовщина…
Встреча
Гангстер был одет довольно скромно. Его вельветовые брюки лоснились. Джемпер с надписью «Помни Валенсию!» обтягивал круглый живот. Лицом он напоминал грузинского рыночного торговца.
Он вежливо представился:
– Меня зовут Риццо. Риццо Фьезоли. Очень приятно.
В баре тихо наигрывал музыкальный автомат. Мы сели у окна. Бармен вышел из-за стойки, подал нам шесть коктейлей. Это был джин с лимоном и тоником. Я бы предпочел водку.
Нас было шестеро, включая Риццо. Я пришел не один. У жены выходной, и ей захотелось посмотреть на мафиози.
Все, кроме Риццо, были недовольны, что пришла моя жена. Я сказал Мокеру, что уплачу за два коктейля.
– Кам-ан, – широко отмахнулся Мокер и тут же перевел: – Еще бы!..
Мы чокнулись и выпили. Риццо, Баскин и моя жена пили через соломинку. Мокер, я и Дроздов предпочли обойтись без этих тонкостей.
