Стрежень - Липатов Виль Владимирович (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
— Я во многом виноват, — сказал Спородолов молодому судоходному инспектору. — Моя вина в том, что я своевременно не обнаружил состояние Тихого и не сделал из этого соответствующих выводов. Я не успел вымолвить и слова, как он резко повернул штурвал и врезался в мель. Я позволю обратить ваше внимание на то обстоятельство, что красный бакен находится в двух метрах от борта судна.
— Ульян! — закричал Федор Федорович. — Какого черта!
— Я не пил… — сказал Ульян.
— Слушай, Спородолов, — Федор Федорович молитвенно сложил ладони, — ты понимаешь, что Ульяна надо судить за это?
— Бакен не горел, — сказал бакенщик. — Судите меня.
…Капитану Спородолову объявили выговор с предупреждением, бакенщику дали два года условно, и он стал работать в колхозе, а Ульяна Тихого за пьянку на вахте списали с парохода.
На берегу Ульян, оправдывая дурную славу человека, вышедшего пьяным на вахту, запил. И пил все больше и больше. Однажды ввязался в пьяную драку. На следствии оказалось, что он оскорбил милиционера, ударил прохожего, вместе с другими бил окна в ресторане. Его осудили на два года тюремного заключения.
Из тюрьмы Ульян вышел постаревшим. Он стал бояться и стыдиться людей, именно тогда появилась та самая улыбка: «Простите, люди!»
Один знакомый рыбак уговорил его поехать с ним в Карташево — маленькую рыбацкую деревушку на берегу Оби. Ульян согласился. Ему было безразлично. Рыбак привел Ульяна к дяде Истигнею.
— Я сидел в тюрьме, — сразу сказал Ульян.
— Меня пока бог миловал, — улыбнулся дядя Истигней, разрезая на две части большой малосольный огурец. — Откуда родом?
— Из Баранова.
— Что на Ягодной стоит?
— Точно, — немного оживился Ульян. — Вы знаете?
— Я, парниша, всю Обь знаю, — сказал дядя Истигней, наливая стопочку. — Отпей, сколько полагается. Закусывай. Я всю Обь знаю, — повторил он. — Всю Обь — назубок. Вот ты меня можешь проверить! У Баранова глубина под яром метров семь, а? Ты, как речник, должен знать.
— Шесть с половиной, — сказал Ульян.
— А у нашего яра? — живо заинтересовался дядя Истигней.
— Одиннадцать, пожалуй…
— В точку! В Чулым осетер заходит или нет?
— Редко, — ответил Ульян, удивляясь, что старый рыбак не спрашивает его о тюрьме, не поинтересовался даже, за что он сидел.
— Почему редко? Ты мне ответь! — Дядя Истигней продолжал разговор об осетрах.
— У Чулыма дно деревянное, коряжистое. Его осетер не любит, опасается.
— Правильно! — качнул головой старик. — А как по комару определить погоду?
— Это знаю. Перед дождем комар пищит тонко, жалобно, тягуче; перед вёдром — веселее, выше тоном.
— Правильно, парниша! А вот скажи мне, как звали дружка твоего отца, ну того, что с войны не пришел, что в Москве остался…
— Федор, — ответил Ульян. — Да вы разве знаете моего отца?
— Я, парниша, прямо сказал — всю Обь! Знавал я твоего отца, — продолжал дядя Истигней. — Прямой был жизни человек! — И, видимо спохватившись, что Ульян может невыгодно сравнить себя с отцом, торопливо прибавил: — Ешь мясо-то, остынет. Вот так!.. Ты сегодня у меня ночуй. Утречком вместе на песок поедем…
С тех пор Ульян работает на стрежевом песке.
Он сидит на крыльце, облитый желтым светом луны. Думает, мучится. Одно хорошо, приятно в его мыслях — воспоминание о том, что произошло в чайной. Тогда он был ошеломлен, немного напуган, а теперь случившееся представляется ему совсем в другом свете.
Интересная эта Наталья! Старается казаться сердитой, насмешливой, а на самом деле она добрая, душевная. Ульян точно знает это. Когда шли из чайной, Наталья помалкивала, улыбаясь уголками губ, ворчала: «Теперь ты человек пропащий — каждый день тебя стану тиранить. Учти, алкоголик несчастный, ты в чайную — я в чайную. Я вашу шарагу разгоню!» А что — разгонит! Ни черта она не боится. Как струхнули сплавщики — умора! А старший-то, старший! Услыхав о жене, живо скис, замельтешил, говорит: «Засиделись, однакоть, ребята. Засиделись!» Побаивается жены. А оно и действительно, попадись такая жена, как Наталья, — не то что водку пить, простую воду станешь потреблять с опаской, чтобы не подумала, что водка.
Попадись человеку такая жена, как Наталья, — да… Не станешь пить. Ну умора, как она их шуганула!
Ульян широко улыбается, тихонько хохочет. Ну и девка!
У Семена Кружилина с техникой особые отношения — он считает, что всю технику нужно переделывать. Впервые эта мысль возникла у Семена, когда ему было тринадцать лет. У соседа Кружилиных, участкового милиционера Рахимбаева, появился тогда первый в Карташеве мотоцикл «ИЖ-350». Хозяин держал его во дворе. Перебираясь через забор, Семен внимательно разглядывал мотоцикл, потом, притащив отвертку и разводной ключ, перешел к детальному знакомству с ним. Кончилось это тем, что Рахимбаев, сидя в своем кабинете и нещадно дымя, составлял протокол. Сидевший против него Семен давал чистосердечные показания:
— Картер я разобрал потом. Сначала снял карбюратор. Плохой карбюратор. Дерьмо! Равномерной подачи смеси не будет. Ручаюсь! А передача — смех один! Цепь как для собаки. Почему?
— Помолчи! — сердито говорил милиционер. — Говорить будешь, когда оштрафуем.
— Спицы я выровнял, восьмерки не будет. Вы, дядя Хаким, не думайте, я хорошо их отрегулировал. Будете довольны.
— А если соберешь, заработает? — с робкой надеждой спросил Рахимбаев. Сенька обиделся.
— Да вы дайте мне только железа, я новый сделаю. Получше этого!
Договорились на том, что Сенька Кружилин становится постоянным механиком при мотоцикле — будет следить за его исправностью, кое-что для пользы дела переделает, кое-что совсем выбросит. Предполагалось даже, что Семен сделает мотоцикл обтекаемым. Рахимбаев согласился на все, так как, кроме Сеньки, в Карташеве никто не мог собрать мотоцикл новой марки.
И Сенька стал полновластным хозяином милицейской машины. Собираясь в район по вызову начальства, Рахимбаев почтительно, даже заискивающе, обращался к Семену:
— В район надо, понимаешь. Вызывают, понимаешь…
— Всем надо. В прошлый раз ездили, коробку передач надорвали? Надорвали! Аккумулятор сел? Сел!
— Я тихонько, Семен.
— Ну, если тихонько, другое дело… Перегазовывайте поаккуратнее, а то без разгона и — сразу на вторую. Машина казенная, беречь надо.
К двадцати годам Семен успел поработать шофером, трактористом, механиком лесопункта, радистом. Перейдя на «Чудесный», он уже на второй день работы хмуро допрашивал бригадира Стрельникова:
— Почему нужно держать двух мотористов — катера и выборочной машины?
— Кто, парень, знает…
— Когда работает выборочная, катер стоит?
— Стоит…
— Почему нужны два человека? Один справлюсь!
Два мотора — катера и выборочной машины, — находящиеся в ведении Семена, работают образцово. Они не гудят, не воют, не гремят — неслышно, неощутимо вертят то, что им полагается вертеть. Семен не любит шума, тряски — это мешает ему читать книги, которые он умудряется читать и во время замета и во время выборки невода. Моторы у него всегда такие чистенькие, словно работают не на солярке, а на дистиллированной воде. Семен никогда не вытирает мотор ветошью, да и вытирать ему нечего: горючее и масло у него не капают, не проливаются. Заводит моторы Семен не ручками, не ломами, а беленькими кнопочками.
Удивительно то, что сам Семен всегда грязен, распущенная рубаха его промаслена. Где он мажется, уму непостижимо!
Вообще он довольно странный человек, этот Семен Кружилин.
Вот и сегодня ведет себя странно — рыбаки, отработав, собрались на катере, нетерпеливо ждут его, а он посиживает себе возле выборочной машины, смотрит на нее так, точно ни разу не видел. Лоб у него как гармошка, а взгляд удивленный до невозможности.
— Семен, на катер! — кричат рыбаки. — Иди же, Семен!
— Успеете, — бормочет он, похлопывая машину по теплому боку.
Семен Кружилин читает учебник по дифференциальному исчислению. Ноги Семена лежат на спинке кровати, под головой две подушки, сбоку приспособлена хитрая лампа с рефлектором. Над изголовьем висят часы, которые могут кричать сиреной, снятой с катера. Вместо сирены на катере установлен какой-то особый гудок.
