Остров - Хаксли Олдос (книги бесплатно без txt) 📗

— Вы будто Радха, — пожаловался Уилл, — твердите как попутай то, что старый раджа говорит в начале книги.

— Мы повторяем эти слова, — сказала Сьюзила, — потому что в них заключается истина. Не повторять их — значит не считаться с опытом.

— С чьим опытом? — спросил Уилл. — Наверняка не с моим.

— Сейчас — да, — согласилась его собеседница, — но если бы вы последовали советам старого раджи, этот опыт стал бы вашим.

— У вас были трудности в отношениях с родителями? — поинтересовался Уилл. — Или вы всегда смотрели на дерьмо как на генцианы?

— Только не в том возрасте, — ответила Сьюзила. — Дети — это дуалисты-манихеи. Такова цена, которую приходится платить за познание рудиментов человеческого существа. Только взрослые умеют смотреть и на дерьмо, и на генцианы как на Генцианы, с заглавной буквы.

— И как же вы воспринимали своих родителей? С улыбкой терпели невьшосимое? Или они были вполне сносными людьми?

— Да, каждый в отдельности был вполне сносным человеком, особенно отец. Но вместе они были ужасны. Они не выносили друг друга. Если женщина — напористая, веселая — выходит замуж за унылого интроверта, она будет раздражать его постоянно, даже в постели. Ей требуется беспрерывное общение, а ему оно не нужно вовсе. Он склонен считать ее пустой и неискренней, а она думает, что он бессердечен, горд и не способен испытывать простые человеческие чувства.

— Не ожидал, что и у вас люди попадают в такие ловушки.

— Но и здесь все предусмотрено, — заверила его Сьюзила, — Еще в школе детей готовят к тому, что им предстоит, возможно, жить с человеком, чей темперамент и психика совсем иные. К сожалению, в некоторых случаях эти знания не помогают. Не говоря уж о том, что разница меж людьми бывает столь велика, что невозможно перекинуть мост. Во всяком случае, моим родителям так и не удалось это сделать. Бог знает, почему они полюбили друг друга. Но когда они сблизились, мать почувствовала себя уязвленной замкнутостью отца, тогда как бурные проявления ее привязанности воспринимались им с ужасом и отвращением. Я сочувствовала отцу. По складу характера я похожа на него, а не на мать. Помню, как меня, еще совсем кроху, угнетала ее суматошность. Она никогда не оставляла нас в покое. И до сих пор она не изменилась.

— Вам часто приходится ее навещать?

— Нет, мы видимся крайне редко. У нее своя работа, свои друзья. В этом конце земли. Мать — это, строго говоря, наименование функции. Когда функция исчерпана, наименование теряет свой смысл; между выросшим ребенком и женщиной, которая именовалась «матерью», складываются новые отношения. При наличии общего языка эти двое видятся постоянно. В противном случае — расстаются. Никто не ждет, что они будут вместе. Быть вместе еще не значит любить друг друга или доверять друг другу.

— Итак, сейчас все в порядке. Но тогда? Каково ребенку взрослеть в окружении людей, не способных понять друг друга? Уж я-то знаю, как заканчиваются подобные сказки: «Они жили долго, но несчастливо».

— Не сомневаюсь, — сказала Сьюзила, — что если бы мы не родились на Пале, жизнь сложилась бы неудачно. А так все устроилось довольно неплохо.

— Как же вам это удалось?

— Мы тут ни при чем, за нас все сделали другие. Вы уже прочли, что пишет старый раджа о двух третях горестей, которые мы изобретаем сами? Уилл кивнул.

— Я как раз читал это, когда вы вошли.

— В старые недобрые времена, — сказала Сьюзила, — в паланезийских семьях были свои жертвы и тираны; в отношениях царила ложь — точь-в-точь как в ваших семьях. Положение дел было настолько ужасным, что доктор Эндрю и раджа-реформатор решили: надо что-то делать. Буддистская этика и примитивный сельский коммунизм как нельзя лучше способствовали достижению намеченной цели, и в течение одного поколения семья изменилась до неузнаваемости. Сьюзила умолкла, заколебавшись.

— Я попробую объяснить на собственном примере. Я была единственным ребенком в семье, и мои родители постоянно сердились друг на друга, если уж прямо не ссорились. В прежние времена ребенок в подобной обстановке непременно вырос бы нервнобольным, бунтовщиком или приспособленцем. Но при новых условиях нет необходимости выносить эти муки. Я не стала нервнобольной, и мне не пришлось ни бунтовать, ни лицемерить. Почему? Потому что с самых первых моих шагов у меня появилась возможность спастись.

— Спастись? — переспросил он. — Спастись! Слишком хорошо, чтобы быть похожим на правду.

— Спасение, — пояснила она, — заключается во вхождении в новую семью. Когда «дом родной, дом желанный» становится невыносимым, ребенку позволяется перейти в другую семью; его даже следует побудить к этому решению — таково общественное мнение.

— Сколько же семей имеет ребенок на Пале?

— Примерно двадцать.

— Двадцать! О Боже!

— Все мы входим в КВУ — Клуб Взаимного Усыновления. Каждое Общество состоит из пятнадцати — двадцати супружеских пар. Молодожены, пожилые супруги, у которых дети уже взрослые, дедушки и бабушки, прадедушки и прабабушки, — каждая семья усыновляет или удочеряет кого-то. И потому, помимо кровной родни, все мы имеем названых матерей и отцов, названых братьев и сестер, и приемных детей — и младенцев и подростков. Уилл покачал головой.

— Двадцать семей вместо одной!

— Да, но одна семья — это семья вашего типа. А двадцать семей — это семья нашего типа. Сьюзила стала перечислять, словно читая рецепт из кулинарной книги:

— «Берете одного наемного рабочего-импотента и одну неудовлетворенную женщину; двух или — предпочтительней — трех малолетних теленаркоманов; маринуете в рассоле фрейдизма и разжиженного христианства, и затем плотно закупориваете в четырехкомнатной квартире лет на пятнадцать». Наш рецепт иной: «Берете двадцать сексуально удовлетворенных пар и их потомство; добавляете знания, интуицию и юмор в равных частях; помещаете в тантристский буддизм и медленно кипятите неограниченное количество времени в открытой сковороде на живом огне любви».

— И что вы потом снимаете со сковороды? — спросил Уилл.

— Совершенно другой тип семьи. Не замкнутой, как ваша, без ограничений и принуждения. Открытая, подвижная, свободная семья. Двадцать пар отцов и матерей, восемь-девять пар дедушек и бабушек, и сорок— пятьдесят детей всех возрастов.

— Вы входите в один и тот же Клуб на протяжении всей жизни?

— Конечно, нет. Выросшие дети не станут усыновлять собственных родителей, братьев и сестер. Они выходят из этого клуба и принимают других стариков, новую группу взрослых и юных. А члены нового общества принимают их — и их детей. Гибридизация микрокультур — вот как наши социологи называют этот процесс. Это действует также благотворно, как выведение новых сортов кукурузы или новых пород цыплят. Отношения становятся здоровей, увеличивается привязанность, углубляется взаимопонимание. Любовь и понимание для каждого, от младенцев до столетних стариков.

— Столетних? Какова же у вас продолжительность жизни?

— На один-два года больше, чем у вас, — ответила Сьюзила. — Десяти процентам населения за шестьдесят пять лет. Старики, если не могут работать, получают пенсию. Но пенсия — это еще не все. Им необходимо заниматься чем-либо полезным; они хотят заботиться о ком-то, хотят, чтобы их, в свою очередь, любили. Клуб Взаимного Усыновления удовлетворяет все их потребности.

— Все это звучит довольно подозрительно, — сказал Уилл, — точь-в-точь как пропаганда китайских коммун.

— Китайские коммуны — полная противоположность КВУ. Клуб Взаимного Усыновления управляется не правительством, а входящими туда людьми. Мы не милитаристы. Наша забота — это не воспитание послушных членов партии, но воспитание хороших людей. Мы никому не внушаем догмы. И потом, мы ведь не отнимаем детей у родителей; напротив, дети получают много новых родителей, а родители — детей. Это значит, что уже в детстве мы наслаждаемся свободой, а с возрастом эта свобода увеличивается, по мере того как мы становимся опытней и на нас ложится больше ответственности. Тогда как в Китае свободы нет вообще. Дети помещаются в государственные учреждения, где их дрессируют, превращая в послушных слуг государства. В вашем мире дела обстоят лучше, но все же не слишком хорошо. У вас нет государственных учреждений, где укрощают детей; но дети живут в замкнутых семьях, с одним набором родственников и родителей. И вы не можете расстаться с ними, чтобы отдохнуть в иной моральной и психологической атмосфере. Да, вы свободны — но это свобода в телефонной будке.