Церковное привидение: Собрание готических рассказов - Барэм Ричард Харрис (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗
— Что вам угодно посмотреть, сэр? — проговорил он своим старческим голосом, приближаясь ко мне с горящей свечой в руке.
Теперь я мог рассмотреть его более ясно — он произвел на меня поистине удивительное впечатление. В мыслях мелькнуло — «Рембрандтовский портрет». Кто еще мог положить столь необыкновенные тени на это иссушенное временем лицо? «Изможденный» — как часто мы произносим это слово, не вдумываясь в его смысл. Я понял, что оно значит, когда вгляделся в истаявшее лицо старика. Пергаментная кожа, в чертах глубокая покорность, глаза — точно потухшая зола, только в глубине глухо дотлевает что-то, словно не смея погаснуть. А уж как худ, хрупок, тщедушен!
«Прах и пепел… прах и пепел…» [384] — пронеслось у меня в голове.
Вы, вероятно, помните, что, когда я в первый раз оказался здесь, меня привела в восторг необычная чистота магазинчика. Мелькнула фантастическая мысль, что старик этот слеплен из пыли, которая собирается в таких лавках. Он казался совершенно бестелесным, словно облачко пыли, дотронься до него или дунь — и облачко рассеется.
Какого странного старика держат в услужении эти пышущие здоровьем и явно состоятельные барышни! «Наверное, он прослужил у них много лет… может быть, и всю жизнь, — подумал я, — и теперь они не расстаются с ним из милосердия».
— Угодно посмотреть что-нибудь, сэр? — повторил старик. Его голос был тоже эфемерным, как будто шелестела паутинка, но при этом ощущалась в нем странная настойчивая мольба, а меркнущие глаза впились в меня с болезненным отчаянием.
Мне хотелось уйти. Уйти как можно скорее. Общество несчастного старика угнетало меня, на душе было невыносимо тяжко, но почему-то, вопреки собственной воле, я пробормотал: «Спасибо, я, пожалуй, посмотрю», и побрел за дряхлым моим проводником, рассеянно бросая взгляд то на один предмет, то на другой, когда он на миг попадал в дрожащее пламя его свечи.
Могильный холод, тишина, которую нарушало лишь усталое шарканье его ковровых туфель… Я чувствовал, что нервы вот-вот сдадут.
— До чего же собачий холод сегодня, — наконец рискнул я заметить.
— Холод, говорите? Да, да, вы правы, ужасный холод. — В его бесцветном голосе угадывалась отрешенность существа, постигшего сокровенные глубины знаний.
— И давно вы здесь служите? — спросил я, без всякого интереса, разглядывая старинную кровать с пологом на четырех столбиках.
— Давно, очень давно. — Ответ прошелестел тихо, как вздох.
И вдруг Время представилось мне не в образе отдельных дней, недель, месяцев, лет, а чем-то безбрежным, неизмеримым. Дряхлость старика и его скорбный вид раздражали меня, я чувствовал, что необъяснимым образом поддаюсь его унынию.
— Так давно, что и сами забыли — сколько лет? — спросил я, стараясь говорить развязно. — Надо думать, вам скоро пенсия выйдет? — Тут я даже подпустил насмешку. Он ничего не ответил.
Мы молча пересекли лавку.
— Вот забавная вещица, взгляните, — сказал мой спутник и взял с полки, где стояло множество маленьких фигурок, уродца-лягушку. Лягушка была выточена из камня, напоминающего нефрит; меня удивила примитивная работа, и я взял ее из рук старика. Боже мой, какая же она была холодная!
— Забавная штучка, — сказал я. — Сколько она стоит?
— Полкроны, сэр, — прошелестел старик, глядя мне в лицо. Голос его был едва слышен — мне представился хоровод пляшущих пылинок, — однако в глазах явно светилось оживление.
— Всего-то? Ну, полкроны я наскребу, — сказал я. — Не трудитесь заворачивать, я положу старушку-квакушку в карман. Значит, полкроны? Вот, пожалуйста.
Передавая старику монету, я нечаянно коснулся его раскрытой ладони. И чуть не отскочил. Я уже сказал, что лягушка обожгла меня холодом, но по сравнению с его ледяной пергаментной рукой показалась мне чуть ли не теплой. Это могильное прикосновение невозможно описать. «Бедняга, — подумал я. — Один, в пустой выстывшей лавке. Барышни на вид такие славные, а о старике совсем не заботятся».
— До свидания, — сказал я.
— До свидания, сэр. Благодарю вас, сэр, — отозвался слабый старческий голос. И он закрыл за мной дверь.
Вокруг меня закружилась метель, но, пройдя несколько шагов, я все же оглянулся и увидел за стеклом его силуэт — не человек, а освещенная свечой тень. Он стоял, прижавшись лицом к большому толстому стеклу. И я мысленно увидел его покорные угасшие глаза, они смотрят вслед удаляющемуся покупателю.
Почему-то я весь вечер не мог отвязаться от мыслей о старике из лавки. А когда лег, то долго не мог заснуть, передо мной все стояло изрезанное морщинами древнее лицо с огромными глазами, постигшими тайные глубины знаний, они были похожи на мертвые планеты и упорно глядели на меня, в их взгляде мне чудился вопрос. Да, мой странный нынешний знакомец почему-то растревожил меня, и когда я наконец заснул, он проник в мои сны и снился чуть ли не до утра.
Меня переполняла жалость к нему — до чего же он стар и слаб, и во сне я все уговаривал его отдохнуть: ему надо лечь и хорошенько отдохнуть. Но едва мне удавалось уложить дряхлого старичка на кровать с балдахином на четырех столбиках, которую я видел в лавке, — только во сне она была больше похожа на могилу, а парчовое покрывало все превращалось в комья глины, — как он выскальзывал из моих рук и семенил прочь по лавке. Я бросался вслед по нескончаемым проходам среди зловещих нагромождений мебели, но ему все равно удавалось улизнуть, а лавка меж тем раздвигалась, ширилась, вот стены исчезли вовсе, и я оказался в какой-то бессолнечной, безвоздушной бесконечности, где и рухнул задыхаясь, в полном изнеможении на могилу под балдахином на четырех столбиках.
Утром меня срочно вызвали к заболевшей матери, и в волнениях и хлопотах недели, которую я провел подле нее, эпизод, произошедший в антикварной лавке на углу, совершенно изгладился у меня из памяти. Наконец доктор объявил, что больная вне опасности, и я вернулся в свои унылые меблированные комнаты. Однажды я сидел и мрачно подсчитывал свои расходы, ломая голову, где взять денег, чтобы заплатить хозяйке за следующие три месяца, и тут — вот приятный сюрприз! — ко мне заглянул мой школьный друг, — сказать правду, у меня в то время больше и не было друзей в Лондоне. Служил он в салоне одного из лучших антикваров-аукционистов.
Мы поболтали немного, потом он встал, ища спички. Я сидел к нему спиной. Он чиркнул спичкой и стал с наслаждением раскуривать трубку. И вдруг воскликнул:
— Ба! Откуда у тебя эта вещица?
Я обернулся и увидел, что он буквально впился взглядом в ту самую забавную лягушку, которую я купил в лавке несколько дней назад, поставил на каминную полку и напрочь забыл о ее существовании.
Мой друг стоял под лампой и внимательнейшим образом рассматривал фигурку сквозь маленькую лупу, у него даже руки дрожали от волнения.
— Откуда она у тебя? — повторил он, — Ты хоть представляешь себе, что это такое?
Я коротко рассказал ему историю того вечера — не уходить же было из лавки с пустыми руками, вот я и купил за полкроны эту лягушку.
— За полкроны?! — ахнул он. — Жизнью клясться не буду, но, по-моему, на тебя свалилось богатство, такое только в сказках бывает. Или я полный профан, или эта нефритовая поделка относится к временам династии Цзинь. [385]
Каюсь в своем невежестве: его слова для меня ровным счетом ничего не значили.
— Ты хочешь сказать, эта вещица ценная?
— Ценная? Вернее будет сказать — бесценная! Послушай, — воодушевился мой друг, — поручи это дело мне, идет? Я отнесу лягушку к нам в салон, поглядим, чего она стоит. Сегодня у нас понедельник. В четверг я постараюсь выставить ее на аукцион.
Я доверял моему другу, как себе, и охотно согласился на его предложение. Он бережно упаковал лягушку в вату, и мы простились.
В пятницу утром я пережил величайшее потрясение. Это потрясение оказалось из разряда приятных, и можете мне поверить, что, когда я вскрыл один-единственный конверт, который лежал на моем не слишком-то чистом подносе с завтраком, комната закружилась у меня перед глазами и довольно долго не могла остановиться. В конверте лежало извещение от владельцев антикварного салона братьев Спэнк: «Сообщаем Вам, что нефритовая фигурка периода династии Цзинь продана за 2000 фунтов стерлингов. За вычетом 10 % комиссионных Вам надлежит получить 1800 фунтов стерлингов», и там же, аккуратно сложенный, лежал чек, выписанный салоном братьев Спэнк на имя Питера Вуда, эсквайра, и обозначена сумма: 1800 фунтов стерлингов.
