Странник играет под сурдинку - Гамсун Кнут (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Капитан тем временем сидел дома, один, порой он открывал со скуки рояль фру и пробегал пальцами по клавишам, иногда наведывался к нам в поля, даже без зонтика, и промокал насквозь.
– Эх, и хороша погодка для почвы! – говорил он. Или: – Такой дождь к урожаю! – А потом он возвращался домой, к себе и к своему одиночеству.
Нильс говорил: «Нам гораздо лучше, чем ему».
С картофелем мы покончили, взялись за турнепс. А когда мы и с турнепсом разделались, дождь начал утихать. Погодка как на заказ, урожайная. Мы оба, Нильс и я, так радовались, будто Эвребё принадлежало нам.
Теперь все силы были брошены на сенокос. Девушки шли за машинами и расстилали скошенную траву, а Гринхусен подчищал косой там, куда машина не могла добраться. Я же красил в темно-серый цвет господский дом.
Подошел капитан и спросил:
– Это что за краска?
Что тут было отвечать?! Я и струхнул немного, а главное – очень уж боялся, что капитан категорически запретит мне красить дом в серый цвет. Вот я и сказал:
– Да просто так – сам не знаю, – мы таким цветом всегда грунтуем…
Капитан больше ничего не спросил, а я получил, по крайней мере, отсрочку.
Выкрасив дом в серый цвет, а двери и оконные переплеты в белый, я перешел к беседке и сделал ее точ но так же. Но цвет получился премерзкий, старая желтая краска проступала из-под серой, и стены вышли какие-то бурые. Флагшток я снял и выкрасил белой краской. Потом я снова поступил под начало к Нильсу и поработал несколько дней на сушке сена. Тем време нем настал август.
Когда я принялся по второму разу красить господ ский дом, я решил, что начну ранним утром и успею сделать большую часть работы – так сказать, необрати мую часть еще до того, как проснется капитан. И вот я встал в три утра; выпала роса, стены пришлось обти рать мешком. Работал до четырех, потом напился кофе, после кофе работал без перерыва до восьми. Я знал, что капитан обычно встает в восемь, тут я бросил все как есть и часок-другой подсоблял Нильсу. Я успел сделать, сколько хотел, а убрался от греха подальше с единствен ной целью дать капитану время немного свыкнуться с се рым цветом, на случай, если он встанет не с той ноги.
После второго завтрака я снова влез на лестницу и принялся красить как ни в чем не бывало. Подошел ка питан:
– Ты что это, опять серым? – так начал он.
– Здравствуйте, господин капитан. Да. Уж и не знаю…
– Это что еще за фокусы? А ну, слезай!
Я слез. Но смущения больше не испытывал; у меня было в запасе несколько словечек, которые, как мне казалось, могли выручить меня, на крайний случай. Если, конечно, я не ошибался в своих расчетах.
Сперва я пытался внушить капитану, что при второй покраске цвет в общем-то особой роли не играет, но он не дал мне договорить.
– Как же не играет. Желтое на сером смотрится безобразно, неужели ты сам не понимаешь?
– Тогда, может, стоило бы дважды покрыть жел тым?
– В четыре слоя? Дудки. А сколько ты ухлопал цин ковых белил! Да знаешь ли ты, что они гораздо дороже, чем охра?
Капитан был совершенно прав. Этих доводов я и боялся все время. И сказал напрямик:
– Тогда позвольте мне, господин капитан, выкрасить дом в серый цвет.
– В серый? – удивился он.
– Этого требует сам дом. Его местоположение – на фоне зеленых лесов. Я не умею вам объяснить, господин капитан, но у дома есть свой стиль…
– Серый стиль?
Он сделал от нетерпения несколько шагов назад, по том снова вплотную подошел ко мне.
Тут я принял совсем уж невинный вид, а мудрость мне, должно быть, ниспослали небеса.
Я сказал:
– Ах, батюшки! Наконец-то вспомнил! Да я же все время представлял себе дом именно серым. Эту мысль внушила мне ваша супруга.
Я пристально следил за ним: сперва его словно что-то кольнуло, он воззрился на меня, потом достал носовой платок и вытер глаза, будто смахнул соринку.
– Она? – переспросил он. – Она так говорила?
– Да, да, как сейчас помню. Хоть и давненько это было.
– Более чем странно! – сказал он и повернулся ко мне спиной. Потом со двора донесся его кашель.
Прошло еще сколько-то времени, а я стоял и не знал, за что приняться. Красить дальше я опасался – как бы не рассердить капитана. Я сходил в сарай, наколол дров, а когда вернулся к своей лестнице, капитан выглянул из открытого окна на втором этаже и крикнул:
– Да уж ладно, крась дальше, раз все равно полде ла сделано! В жизни не видел ничего подобного! – И сн захлопнул окно, хотя до того оно было распахнуто настежь.
Я и красил дальше.
Прошла неделя, я работал попеременно то на покрас ке, то на сушке сена. Гринхусен хорошо окучивал кар тофель и ловко сгребал сено, а навивать на возы совсем не умел. Зато у Нильса работа так и горела в руках.
Когда я наносил третий слой краски, когда серые стены с белыми рамами уже придали дому вид изыскан ный и благородный, ко мне как-то днем подошел капи тан. Некоторое время он молча наблюдал за мной, по том достал платок, словно жара его вконец доконала, и сказал:
– Ну раз ты зашел так далеко, пусть будет серый. Признаюсь тебе честно, у нее неплохой вкус, если она так сказала. Хотя все это очень странно. Гм-гм.
Я не отвечал.
Капитан вторично обтер лицо носовым платком и сказал:
– Ну и жарынь сегодня! Да, так о чем я говорил, получается-то в общем недурно, очень даже недурно. Она была права – я хочу сказать, ты удачно подо брал краски. Я как раз глядел снизу – ей-богу, кра сиво. Да и не переделывать же, когда так много сделано.
– Вы совершенно правы, господин капитан. Этот цвет очень подходит для дома.
– Да, да, можно сказать, что подходит. А про лес она тоже говорила? Я имею в виду свою жену. Про мес тоположение на фоне зелени?
– Времени много прошло. Но мне помнится, что она и про лес говорила.
– Впрочем, это не важно. Скажу тебе честно, я не ожидал, что так получится. Здорово. Боюсь только, тебе не хватит белой краски.
– Хватит. Кхм-кхм. Желтую-то я сменял на белую.
Капитан засмеялся, покачал головой и ушел.
Итак, я не обманулся в своих расчетах.
Пока сушка сена не подошла к концу, она отнимала у меня все время. Зато Нильс по вечерам помогал мне, и беседку выкрасил именно он. Даже Гринхусен по ве черам брался за кисть. Способностей к этому делу у него не было, чего нет, того нет, он и сам это знал, но я все же мог доверить ему загрунтовать стену. Да, Гринхусен те перь снова воспрянул духом.
И вот все строения покрылись новой краской и по хорошели до неузнаваемости; мы вычистили заросли си рени и маленький парк, и усадьба словно помолодела. Капитан от всей души поблагодарил нас.
Когда пришло время убирать рожь, начались осен ние дожди; но мы не прекратили уборку, тем более что иногда все-таки выглядывало солнце. Мы успели просу шить почти все. У нас были большие поля с густыми наливными колосьями ржи, поля овса и ячменя, до сих пор не вызревшего. Хозяйство обширное. Клевер уже вышел в семя, а вот турнепс уродился плоховат. Корни подкачали, по словам Нильса.
Капитан часто посылал меня отвезти и доставить почту. Однажды я отвез на станцию его письмо к фру. Он дал мне в тот раз довольно много писем, и это ле жало в самой середине, на конверте стоял адрес ее ма тушки в Кристианссанн. Когда я вечером приехал до мой, капитан встретил меня вопросом:
– Ты все письма отправил?
– Все, – ответил я.
Прошло еще сколько-то дней. Капитан приказал мне в дождливые дни, когда все равно в поле много не на работаешь, покрасить кое-что внутри дома. Он пока зал мне лаковые краски, которые приобрел для этого дела, и сказал:
– Сперва займись лестницей. Лестница пусть будет белая, я уже заказал к ней ковровую дорожку бордово го цвета. Потом – окна и двери. Но смотри поторапли вайся, я и так пропустил все сроки.
Я от всей души одобрил мысль капитана. Много лет он ходил, и посвистывал, и поплевывал на то, как выглядит его дом. Теперь у него открылись глаза, он как бы пробудился от спячки. Он провел меня по обоим эта жам, показал все, что нужно выкрасить заново. Следуя за ним, я видел множество картин и бюстов, большого мраморного льва, картины Аскеволя и даже великого Даля. То были, должно быть, фамильные сокровища. Комната фру на втором этаже казалась вполне обжитой, каждая мелочь лежала на своем месте, платья висели где положено. Весь дом имел вид старинный и благо родный, потолки с лепниной, на стенах, правда, не всюду, штофные обои, но роспись где поблекла, а где и вовсе отстала. Лестница широкая и пологая, с площадками и с перилами красного дерева.
