Зеркало Лиды Саль - Астуриас Мигель Анхель (читаем книги бесплатно txt) 📗
Язык его пеньковой веревкой дотягивался до угольно-черных ушей, когда Деус облизывался при мысли о петле, ожидавшей бычьи шеи самозваных, по его разумению, астурийцев. Корсары, твердил Чиндульса, напали в открытом море на истинных мастеров из Овьедо и присвоили себе их имена. Не мудрствуя лукаво, решил он, что все теперь ясно, и ввиду имеющихся улик, которыми каждодневно пополнялось дело об ужасном преступлении в ризнице, счел излишним дожидаться ответа из-за моря. Когда кончили отливать колокол, Деус Сибак велел схватить великанов. Пираты они или нет? Вешай, Сибак, вешай, коли усомнился. У самого старого на руке была вытатуирована сирена. Это его разоблачало. Пират и еретик. Еретики! Еретики! Слух подхватили, и уже раздавались голоса, требовавшие возмездия. Казнить! Казнить! Астурийские бесы. Колокол Кларисе отлит пиратами. Пусть умрет его звон навсегда. Пусть разобьют его. Пусть бросят с высокой колокольни оземь, чтобы разлетелся вдребезги. Отродье еретиков! Пиратских рук дело! Казнить! Казнить!
Деус Сибак взял веревки, набросил петли на шеи исполинов, а после. – семь дней и семь ночей висели на склоне Голгофы астурийцы. похожие на святого Христофора, семь дней и семь ночей били колокола церквей, погребальным звоном поминая не повешенных, а мертвый колокол.
Окна, двери, переулки, изгороди, арки, порталы, мосты миновал отряд всадников, вступивших в город, следом шли выносливые мулы с поклажей грузов и почты, доставленных в Гольфо-Дульсе заморскими кораблями.
Получены ответные письма: несомненна достоверность подписей алькальдов и каноников из Овьедо, в изобилии представлены показания свидетелей, под присягою ручавшихся за безупречное поведение мастеров, и Деус Сибак склонился к бумагам в суде королевском, читает, на стол опершись, но рук никак поднять не может, будто огненными гвоздями приколочены его пальцы, дождем сыплются с подсвечников крупные капли, бликами пожара отражаясь в глазах его, точно меркнущий свет проигранной битвы. Буквы, слова, строки кружатся пред ним в дикой пляске. – кажется, он их не читает, а просто, давясь, глотает. И подогнулись локти, руки в перчатках из воска, из капель белого воска, и повалился он грудью на стол, на пергаменты и на свитки, нате, что позор его вскрыли… Ничком растянулся, глаза стекленеют, слюна ползучего гада оставила след на бумагах. – не может он слышать напева, что улица подхватила…
Всадники скачут с вопросом:
где колокол ваш усопший?
Зарыли его!. – кричат им.
Вернулся в сырую землю.
Тут всадники с новым вопросом:
а где ж мастера-астурийцы?
Повесили их!. – отвечают.
Вернулись в сырую землю…
А колокол у монахинь без голоса так и остался, язык не успели приделать повешенные пираты, хоть были они не пираты, а добрые христиане!
Вслед за первым караваном уже цокают подковы другого. То идет свита с обозом сиятельного сеньора дона Санчо Альвареса Астурийского. Ничто не могло задержать его в Овьедо. Прийти на помощь подопечным. Поспеть ко времени. Кто смел усомниться в заверениях, написанных его собственною рукою? Путь ему выдался, полный риска. Шторм настигал их не однажды, берегли питьевую воду, приставали к незнакомым островам, зачастую меняли курс, вдали завидев корсаров,. – опасность была, правда, небольшая, ибо не везли с собой золотого груза, но все же нередко случается, что морские разбойники нападают на корабль в надежде захватить рабов и провизию.
Город епископальный. Сады и рощи. Огороды с плодами и зеленью. Дон Санчо упрятал слезы под сомкнутые веки. Плакать. Иного ему не оставалось при виде склона Голгофы, печального места казни мастеровых, отливших колокол для монахинь.
А где же сам колокол?
Не умри Деус Сибак. – инквизитор, грозный Идоменео Чиндульса, пораженный ударом в тот вечер, когда получил он из-за моря свидетельства христианского благочестия повешенных мастеров,. – дону Санчо Альваресу Астурийскому пришлось бы просить, чтоб колокол откопали. Ведь Сибак велел зарыть его на много локтей в землю и впредь именовать колоколом мертвым.
В королевском суде тем временем обсуждали, как достойно встретить сиятельнейшего сеньора из Овьедо, как лучше умилостивить его, снять вину с астурийцев, возвратив их в лоно церкви, и надобно ли для этого воскресить колокол монахинь. Воскресить?.. Гневные возгласы раздались под сводами зала заседаний. Воскресить колокол? Воскресить или обновить. Нет-нет, слово было сказано. – воскресить, и для последующего обсуждения надлежало отречься от столь непростительного богохульства! Один лишь Иисус Христос, Господь наш, воскрес, восстал из мертвых! Так и потонуло бы в потоках слюны предложение наделить языком мертвый колокол и звонить в него, когда город выйдет встречать славного дона Санчо, если бы не подал голос некий судья и не растолковал, что колокола переживают литургическую смерть и воскрешение в дни Страстной недели. Они умирают, то есть замолкают в среду, после службы, и воскресают в Страстную субботу.
Люди. Улицы. Указ наместника. Великая весть. Наконец зазвонит колокол Кларисе. Раструб сделан под небольшим углом, но гортань колокола получилась достаточно глубокой и широкой; кольцо замерло в ожидании, когда к нему подвесят язык, чешуйчатое нутро шероховато, а снаружи. – шлифованная поверхность, на которой красовались знаки зодиака, гирлянды с кистями, образы серафимов и главный узор, воспроизводивший ту огромную митру, что была вырезана по дереву на алтаре храма. Оставалось лишь разгадать таинство звона и наречь колокол Кларой, Клариссой или Клароной сообразно золотому динь-дин, серебряному дан-дан или бронзовому дон-дон.
В назначенный день гость из Овьедо в сопровождении генерал-капитана и высокопреосвященного епископа поднялся по убранной дорогими полотнами лестнице на сооруженный посреди величавой площади помост, где высился колокол меж гирлянд ярких цветов, ароматных фруктов, твердолистых дубовых и лавровых венков, хоругвей, холстов с гербами, аллегориями, доспехами, эмблемами, зеркальцами, множившими косые лучи солнца, которое погружалось в вытянутые шеи вулканов. В сиянии заката отчетливо виднелся погребальный покров с россыпью звезд и вышитыми орудиями страстей Христовых. – гвозди, молоты, лестницы, пики, бичи,. – покров мрака, растянутый под колоколом в память о тех, кого, подобно плодам смерти, повесил на высохших деревьях склона Голгофы инквизитор Деус Сибак.
По поручению городской управы старший алькальд подал дону Санчо конец веревки, убранной драгоценными каменьями, дабы не напоминала она сиятельному гранду из Овьедо о печальной участи повешенных, и попросил его оказать милость и в колокол ударить первым.
Тут поднялась суматоха. Никто не остался на месте. Несметная толпа. – трудно охватить ее взглядом. – всколыхнулась, как бурлящее море. Индейцы, чьи глаза метали стрелы безмолвной злобы, мулаты, негры, метисы, первые испанские поселенцы, помнившие времена конкисты, испанцы, прибывшие после,. – все вдруг оцепенели, замолчали и рабы и вассалы, ушам своим не веря: ниточка слов обвивалась вокруг колокольного звона…
…прими мое покаяние, падре!. – слышался голос сестры Кларинеры, доносился он из загробной дали, и слова были едва различимы,. – …отпусти мой грех, падре, каюсь, каюсь, вырвала я глаза свои! …Кларой Индейской… Кларой Индейской назовут колокол! …очей моих золото отдано, чтобы нарекли колокол Кларой Индейской!.. …высвободила я ступни Господа, вонзила гвоздь в самую бездну глаз моих, и исчезли они в раскаленном тигле… хризолитовая смесь Христа и золотого Солнца… Солнца моего простосердечного племени, приносившего кровавые жертвы и в жертву отданного, и Христа испанцев, отважных и тоже обагренных кровью…
Не веря тому, что слышит, дон Санчо бил все сильнее, пока, вслед за угасшим голосом монахини, звон колокола не перешел в хрип и не умолк вовсе. Ненадолго воскреснув, умирал колокол Клары Индейской. – колокол пиратов.
Легенда о Палачинах
В огромном гроте без выхода, под сводами всех четырех его залов. – в пористой пещере ветров, в огне и громе вертепа гроз, в хрустальном чертоге над бездной подземных вод и в узком, как подмышка синего Гуакамайо, зале отзвуков,. – в огромном гроте без выхода сыплет дробью ног-ног-ног неистовая пляска Латачина и Читалана, Палачинов из Пачилана.