Унесенные ветром - Митчелл Маргарет (список книг .txt) 📗
До сих пор ей было безразлично общественное мнение, она не обращала на него внимания и даже относилась к нему с легким презрением. Но слова Питера разожгли в ее душе горькую обиду, вызвали желание обороняться, породили неприязнь к соседям — совсем как к янки.
«Ну, что им до того, как я поступаю? — подумала она. — Они, должно быть, думают, что мне нравится общаться с янки и работать, как рабыне. Мне и так тяжело, а они делают для меня жизнь еще тяжелее. Но мне плевать на то, что они думают. Я не позволю себе обращать на это внимание. Я просто не могу сейчас обращать на это внимание. Но наступит день, наступит день…»
Да, такой день наступит! И тогда ее мир перестанет быть зыбким, тогда она сядет, сложит ручки на коленях и будет вести себя как настоящая леди, какой была Эллин. Она снова станет беспомощной и нуждающейся в защите, как и положено быть леди, и тогда все будут ее одобрять. Ах, какою леди до кончиков ногтей она станет, когда у нее опять появятся деньги! Тогда она сможет быть доброй и мягкой, какой была Эллин, и будет печься о других и думать о соблюдении приличий. И страх не будет преследовать ее день и ночь, и жизнь потечет мирно, неспешно. И у нее будет время играть с детьми и проверять, как они отвечают уроки. Будут долгие теплые вечера, когда к ней будут приезжать другие дамы, и под шуршание нижних юбок из тафты и ритмичное потрескивание вееров из пальмовых листьев им будут подавать чай, и вкусные сандвичи, и пироги, и они часами будут неторопливо вести беседу. И она будет доброй ко всем несчастным, будет носить корзинки с едой беднякам, суп и желе — больным и «прогуливать» обделенных судьбой в своей красивой коляске. Она станет леди по всем законам Юга — такой, какой была ее мать. И тогда все будут любить ее, как любили Эллин, и будут говорить, какая она самоотверженная, и будут называть ее «Благодетельница»!
Она находила удовольствие в этих мыслях о будущем, — удовольствие, не омраченное сознанием того, что у нее нет ни малейшего желания быть самоотверженной, или щедрой, или доброй. Она хотела лишь слыть таковой. Однако ее мозг был слишком примитивен, слишком невосприимчив, и она не улавливала разницы между «быть» и «слыть». Ей достаточно было верить, что настанет такой день, когда у нее появятся деньги и все будут одобрять ее.
Да, настанет такой день! Но пока он еще не настал. Не настало еще время, чтобы о ней перестали судачить. Она еще не может вести себя, как настоящая леди.
А Питер сдержал слово. Тетя Питти действительно пришла в невероятное волнение, у Питера же за ночь разыгрались такие боли в спине, что он больше не садился на козлы. С тех пор Скарлетт стала ездить одна, и мозоли, которые исчезли было с ее рук, появились снова.
Так прошли весенние месяцы, и холодные апрельские дожди сменились теплом и душистой майской зеленью. Неделя бежала за неделей в трудах и заботах, осложненных недомоганием, вызванным беременностью; с течением времени старые друзья становились холоднее, а родные — добрее и внимательнее, выводя Скарлетт из себя своей опекой и полным непониманием того, что ею движет. В эти дни тревоги и борьбы среди всех, окружавших Скарлетт, лишь один человек понимал ее, только на него она могла положиться; этим человеком был Ретт Батлер. Странно, что именно он предстал перед ней в таком свете, — непостоянный, как ртуть, и порочный, как дьявол из преисподней. Но он сочувствовал ей, а как раз этого ей и недоставало, хотя меньше всего она рассчитывала встретить сочувствие у него.
Он часто уезжал из города по каким-то таинственным делам в Новый Орлеан — он никогда не говорил, зачем туда едет, но эти поездки вызывали у нее что-то близкое к ревности: она была уверена, что они связаны с женщиной или — с женщинами. Но с тех пор как дядюшка Питер отказался возить ее, Ретт все больше и больше времени проводил в Атланте.
Находясь в городе, он обычно играл в карты в комнатах над салуном «Наша славная девчонка» или в баре Красотки Уотлинг, где вместе с самыми богатыми янки и «саквояжниками» измышлял разные способы обогащения, за что горожане презирали его не меньше, чем его собутыльников. В доме у Скарлетт он больше не появлялся — по всей вероятности, щадя чувства Фрэнка и Питти, которые оскорбились бы, если бы Скарлетт вздумала принимать визитера, находясь в столь деликатном положении. Но так или иначе, она сталкивалась с ним почти каждый день. Он нередко подъезжал к ней, когда она катила в своей двуколке по пустынной Персиковой или Декейтерской дороге, где находились ее лесопилки. Завидев ее, Ретт неизменно придерживал лошадь, и они подолгу болтали, а иногда он привязывал лошадь к задку двуколки, садился рядом со Скарлетт и вез ее, куда ей требовалось. Она в эти дни быстро уставала, хоть и не любила в этом признаваться, и всегда была рада передать ему вожжи. Он всякий раз расставался с ней до того, как они возвращались в город, но вся Атланта знала об их встречах, и у сплетников появилась возможность кое-что добавить к длинному перечню проступков, совершенных Скарлетт в нарушение приличий.
Ей случалось задуматься над тем, так ли уж неожиданны были эти встречи. Они становились все более частыми по мере того, как шли недели и обстановка в городе из-за стычек с неграми накалялась. Но почему Ретт ищет встреч с нею именно сейчас, когда она так плохо выглядит? Никаких видов на нее у него теперь, конечно, нет, если они вообще когда-то были, в чем она начала сомневаться. Он давно перестал подтрунивать над ней, вспоминать ту ужасную сцену в тюрьме янки. Он перестал даже упоминать об Эшли или ее любви к нему, ни разу — с присущими ему грубостью и невоспитанностью — не говорил, что «вожделеет ее». Скарлетт сочла за лучшее не трогать лиха, пока спит тихо, и не спрашивать Ретта, почему он стал так часто встречаться с ней. А потом она решила: все его занятия в общем-то сводятся к игре в карты и у него так мало в Атланте добрых друзей, вот он и ищет ее общества исключительно развлечения ради.
Но чем бы ни объяснялось его поведение, она находила его общество приятным. Он выслушивал ее сетования по поводу упущенных покупателей и неплатящих должников, по поводу мошенника мистера Джонсона и этой бестолочи Хью. Он аплодировал ее победам, в то время как Фрэнк лишь снисходительно улыбался, а Питти в изумлении изрекала: «Батюшки!» Скарлетт была уверена, что Ретт частенько подбрасывал ей заказчиков, так как был знаком со всеми богатыми янки и «саквояжниками», но когда она спрашивала его об этом, он неизменно все отрицал. Она прекрасно знала цену Ретту и не доверяла ему, но настроение у нее неизменно поднималось, когда он показывался из-за поворота тенистой дороги на своем большом вороном коне. А когда он перелезал в двуколку и отбирал у нее вожжи с какой-нибудь задиристой шуточкой, она словно расцветала и снова становилась юной хохотушкой, несмотря на все свои заботы и расплывавшуюся фигуру. Она могла болтать с ним о чем угодно, не скрывая причин, побудивших ее поступить так или иначе, или своего подлинного мнения по поводу тех или иных вещей, — болтать без умолку, не то что с Фрэнком или даже с Эшли, если уж быть до конца откровенной с самой собой. Правда, когда она разговаривала с Эшли, возникало много такого, чего соображения чести не позволяли ей говорить, и эти невысказанные слова и мысли, естественно, влияли на ход беседы. Словом, приятно было иметь такого друга, как Ретт, раз уж он по каким-то непонятным причинам решил вести себя с ней по-доброму. Даже очень приятно — ведь у нее в ту пору было так мало друзей.
— Ретт, — с негодованием воскликнула она вскоре после ультиматума, который предъявил ей дядюшка Питер, — почему в этом городе люди так подло относятся ко мне и так плохо обо мне говорят? Трудно даже сказать, о ком они говорят хуже — обо мне или о «саквояжниках»! Я никогда ни во что не вмешиваюсь и не делаю ничего плохого и…
— Если вы ничего плохого не делаете, то лишь потому, что вам не представилось возможности, и, вероятно, люди смутно это понимают.
— Да будьте же, наконец, серьезны! Они меня доводят до исступления. А ведь я всего-навсего хочу немного подзаработать и…
