Жан-Кристоф. Книги 1-5 - Роллан Ромен (книги бесплатно без регистрации TXT) 📗
Кристоф искал француза, которого он мог бы полюбить ради своей любви к Франции.
Стоял конец марта. Уже несколько месяцев Кристоф ни с кем не обмолвился ни словом, не получал ниоткуда писем, кроме редких и коротеньких записочек от старушки матери, не знавшей, что он болен, и скрывавшей от него свою болезнь. Все его связи с миром ограничивались хождением в магазин Гехта, где он получал или сдавал работу. Он старался бывать там в часы, когда Гехт отсутствовал, чтобы избежать разговоров. Предосторожность излишняя, ибо единственный раз, когда они встретились, Гехт самым безучастным тоном осведомился о его здоровье — и все.
Так он пребывал заточенным в темнице молчания, как вдруг, однажды утром, получил приглашение от г-жи Руссэн на музыкальный вечер: его звали послушать знаменитый квартет. Письмо было очень любезное, и сам Руссэн приписал в конце несколько сердечных строк. Он немного раскаивался в своем разрыве с Кристофом. Тем более что за это время успел поссориться со своей певичкой и теперь судил о ней без всякого снисхождения. Он был не злой человек; например, он не сердился долго на тех, с кем поступал несправедливо. И искренне удивился бы, если бы его жертвы проявляли большую щепетильность, нежели он сам. Поэтому, когда он имел удовольствие вновь встречаться с ними, он первый, не колеблясь, протягивал им руку.
Сначала Кристоф пожал плечами и поклялся, что ни за что не пойдет на вечер. Но по мере приближения дня концерта решимость его слабела. Он задыхался, не слыша человеческой речи и особенно не слыша музыки. Однако он продолжал твердить, что ноги его не будет у этих людей. Но в назначенный вечер все-таки пошел, стыдясь своего малодушия.
И был наказан. Очутившись вновь среди знакомых ему политиков и снобов, Кристоф сразу же почувствовал прежнее отвращение, — пожалуй, еще более сильное, чем раньше: за месяцы одиночества он отвык от этого зверинца. Слушать музыку здесь, в такой обстановке, было прямым святотатством. Кристоф решил уйти после первой же части. Он обводил взором все это сборище отталкивающих физиономий и фигур. Вдруг на том конце салона он уловил чей-то пристальный взгляд, впрочем тут же отведенный в сторону. Взгляд этот резко отличался от всех прочих пресыщенных взоров удивительной сердечностью и чистотой. Это были робкие, но кристально ясные глаза, настоящие французские глаза, которые, раз взглянувши, смотрят с совершеннейшей правдивостью, ничего в себе не утаивая, и от которых, пожалуй, не укроются и ваши тайны. Кристоф узнал эти глаза. Но лицо, которое они озаряли, было ему незнакомо. На Кристофа смотрел молодой человек лет двадцати — двадцати пяти, небольшого роста, шатен, слегка сутулый, тщедушный, с безбородым, болезненным лицом и неправильными, тонкими чертами, немного ассиметричными, отчего выражение его всегда было не то что тревожное, но какое-то неуверенное, и эта неуверенность, так противоречившая спокойному взгляду, придавала ему своеобразное обаяние. Незнакомец стоял в дверях, и никто не обращал на него внимания. Кристоф еще несколько раз посмотрел на него и каждый раз, встречая эти глаза, «узнавал» их: он был почти уверен, что уже видел эти глаза, но лицо было ему незнакомо.
Не сумев, по обыкновению, скрыть свои чувства, Кристоф направился к молодому человеку, но, подходя, стал думать, что же он ему скажет; он замедлил шаги, нерешительно глядя по сторонам, словно случайно бродил по залу. Однако молодой человек сразу догадался, что Кристоф идет к нему, и так оробел при мысли о предстоящем разговоре, что решил пробраться ближе к двери, но от застенчивости не мог пошевелиться. Они очутились лицом к лицу. Прошло несколько секунд, прежде чем им удалось подыскать тему для разговора. Пока продолжалось это молчание, каждый думал, как он, должно быть, смешон. Наконец Кристоф посмотрел молодому человеку в глаза и уже без всяких предисловий спросил, улыбаясь, грубоватым тоном:
— Вы не парижанин?
При этом неожиданном вопросе молодой человек, несмотря на смущение, улыбнулся и ответил, что нет. Его слабый, глуховатый голос напоминал звук какого-то хрупкого инструмента.
— Я так и думал, — продолжал Кристоф.
И, заметив, что незнакомец немного сконфужен этим странным замечанием, прибавил:
— Это не в упрек вам.
Но молодой человек сконфузился еще больше.
Снова наступило молчание. Молодой человек силился заговорить, губы его дрожали; чувствовалось, что он приготовил какую-то фразу, но ему не хватает решимости произнести ее. Кристоф с любопытством смотрел на это подвижное лицо со слишком тонкой кожей, под которой было видно каждое нервное подергивание мускулов; оно казалось слепленным из совсем иного материала, чем лица всех прочих посетителей этого салона — лица массивные, плотные, служившие как бы продолжением шеи, лишь куском туловища. А здесь душа проступала во всем; все было насыщено духовной жизнью.
Ему так и не удалось заговорить. Кристоф добродушно продолжал:
— Что вы здесь делаете, в этой компании?
Он говорил очень громко, с той удивительной непринужденностью, которая создавала ему столько врагов. Обеспокоенный молодой человек невольно осмотрелся кругом, как бы желая удостовериться, не слышит ли их кто-нибудь. (Это движение не понравилось Кристофу.) Потом вместо ответа юноша спросил с милой неловкой улыбкой:
— А вы?
Кристоф расхохотался своим грубоватым смехом.
— В самом деле, что я здесь делаю? — весело отозвался он.
Молодой человек вдруг решился.
— Как я люблю вашу музыку! — проговорил он сдавленным голосом.
И замолк, вновь безуспешно стараясь побороть свою робость. Он краснел и чувствовал, что краснеет, отчего краснел еще больше: краска залила ему даже виски и уши. Кристоф с улыбкой смотрел на него и чувствовал желание расцеловать своего нового знакомого. Молодой человек кинул на Кристофа отчаянный взгляд.
— Нет, — проговорил он, — я положительно не могу, не могу говорить об этом… по крайней мере, здесь…
Кристоф взял его за руку и беззвучно рассмеялся, не раскрывая своего губастого рта. Он чувствовал, как тонкие пальцы незнакомца легонько дрогнули в его ладони и с невольной нежностью пожали ее, а молодой человек почувствовал крепкое, сердечное пожатие сильной руки Кристофа. Шумный салон перестал существовать для них. Они были одни и поняли, что они — друзья.
Это продолжалось не более секунды; вдруг г-жа Руссэн тихонько ударила веером по руке Кристофа и сказала:
— Я вижу, вы уже познакомились, и незачем представлять вас друг другу. Этот мальчик пришел сегодня только ради вас.
Тогда, немного смутившись, они отодвинулись друг от друга.
— Кто это? — спросил Кристоф г-жу Руссэн.
— Как! — воскликнула она. — Разве вы не знаете? Это молодой поэт, он пишет очень милые стихи. Один из ваших поклонников. Он хороший музыкант, прекрасно играет на рояле. Не дай бог критиковать вас в его присутствии: он просто влюблен в вас. На днях он чуть не поссорился из-за вас с Люсьеном Леви-Кэром.
— Молодец! — одобрительно проговорил Кристоф.
— Да, я знаю, вы несправедливы к нашему бедному Люсьену. А ведь он вас тоже любит.
— Ах, не говорите мне этого! А то я возненавижу себя.
— Да уверяю вас.
— Нет! Нет! Он не смеет.
— Как раз то же говорил ваш поклонник. Вы оба сумасброды. Люсьен толковал нам одно ваше произведение. И представьте, этот робкий юноша, которого вы только что видели, вскочил, дрожа от гнева, и запретил ему даже говорить о вас. Нет, каково самомнение!.. К счастью, я была тут и обратила все в шутку; юноша в заключение даже извинился.
— Бедный мальчик! — сказал Кристоф.
Он был взволнован.
— Куда же он пропал? — продолжал он, не слушая г-жу Руссэн, заговорившую о чем-то другом.
Он пошел искать его. Но незнакомый друг исчез. Кристоф вернулся к г-же Руссэн.
— Скажите, как его зовут?
— Кого? — спросила та.
— Того, о ком вы мне говорили.
— Вашего поэта? Его зовут Оливье Жанен.
