Сын Америки - Райт Ричард (книги бесплатно читать без txt) 📗
– Мэри? Ты здесь?
Он стиснул зубы и затаил дыхание, цепенея от страха перед этим белым пятном, медленно приближавшимся к нему. Его мышцы отвердели как сталь, и он все давил и давил, чувствуя, как она поддается, медленно, понемногу и беззвучно. Потом он вдруг перестал чувствовать боль в ладонях. Ее пальцы разжались. Тело ее больше не дергалось и не выгибалось. Она лежала спокойно.
Теперь он совсем хорошо видел миссис Долтон. Он отнял руки от подушки, и тогда в темной комнате пронесся над постелью долгий протяжный вздох, вздох, который потом, когда он вспоминал его, казался ему последним и невозвратимым.
– Мэри! Ты больна?
Он выпрямился. С каждым, движением, которое она делала к постели, он стал делать движение в сторону от нее, не отрывая ног от пола, но скользя бесшумно по густому, пышному ковру, до боли напрягая все тело. Миссис Долтон уже стояла у кровати. Она протянула руки и дотронулась до Мэри.
– Мэри! Ты спишь? Я слышала, как ты ворочалась…
Миссис Долтон вдруг отшатнулась и быстро попятилась назад: – Ты пьяна! От тебя пахнет вином! Она неподвижно стояла в полосе синеватого света, потом опустилась на колени у кровати. Биггер услышал шепот. Она молится, удивленно подумал он, и эти слова отдались у него в ушах, как будто кто-то другой произнес их вслух. Наконец миссис Долтон встала, он увидел ее лицо, как всегда приподнятое кверху и чуть отклоненное набок. Он ждал, стиснув зубы, сжав кулаки. Она медленно пошла к двери, он едва различал ее теперь впотьмах. Дверь скрипнула, потом наступила тишина.
Он бросился на пол, шумно переводя дух. Он чувствовал слабость и был весь в поту. Он долго сидел скорчившись на ковре и слушал свое дыхание, наполнявшее темноту. Постепенно острота его ощущений притупилась, и сознание действительности вернулось к нему. У него было такое чувство, словно им владело какое-то наваждение, которое теперь прошло. Он глубоко зарыл пальцы в пушистую ткань ковра; все его тело сотрясалось от неистовых ударов сердца. Нужно было уходить, и как можно скорее. Что, если б это была не миссис, а мистер Долтон? Да и так он просто каким-то чудом спасся.
Он встал и прислушался. Может быть, миссис Долтон еще там, в коридоре? Как ему выбраться из комнаты? Он почти физически ощущал свою ненависть к этому дому за все, что ему пришлось пережить с той минуты, как он сюда пришел. Он протянул руку и нащупал стену позади: хорошо было почувствовать за спиной что-то крепкое и прочное. Он посмотрел на кровать, белевшую в темном углу, и вспомнил о Мэри, как вспоминаешь о человеке, которого очень давно не видал. Она лежит там. Может быть, он сделал ей больно? Он подошел к кровати и остановился, она лежала щекой на подушке. Его рука потянулась было к ней, но повисла в воздухе. Он прищурил глаза и всмотрелся в ее лицо, оно было темнее, чем когда он уложил ее на эту кровать. Рот был открыт, глаза выкатились и остекленели. Грудь, грудь, ее грудь – она не поднималась! Он не слышал больше мерного дыхания, нарушавшего прежде тишину комнаты. Он нагнулся и повернул рукой ее голову; она скатилась обратно. Он отдернул руку. Все его мысли и чувства вдруг отказали; он пытался сказать себе что-то, но не мог. Потом он судорожно глотнул воздух, и тяжелые, неповоротливые слова сложились и прозвучали у него в ушах: она умерла…
Комната, в которой он находился, вдруг отступила куда-то. Ее место занял огромный город белых людей, раскинувшийся за окном. Она умерла, и это он убил ее. Он – убийца, черный убийца, негр-убийца. Он убил белую женщину. Он должен скорей уйти отсюда. Миссис Долтон заходила в комнату, когда он был здесь, но она не знает этого. А если? Нет! Да! Может быть, она пошла звать на помощь? Нет, нет, она бы закричала. Она не знает. Он должен выбраться отсюда. Он пойдет домой и ляжет спать, а утром он скажет им, что привез Мэри сюда и расстался с ней у подъезда.
Страх вызвал в нем образ, который он обозначил мысленно словом «они». Надо было подготовить версию для «них». Но… А Джан? Джан выдаст его. Когда откроется, что она умерла, Джан скажет, что оставил их вдвоем на углу Сорок шестой улицы и Коттодж Гроув-авеню. Но он скажет им, что это неправда. В конце-то концов, ведь Джан – красный. Неужели красному поверят больше, чем ему? А он скажет, что Джан приехал вместе с ними. Никто не должен знать, что он последним видел ее в живых.
Отпечатки пальцев! Ему приходилось читать об этом. Ясно, отпечатки пальцев выдадут его! Можно будет доказать, что он был у нее в комнате. Но если сказать, что он приходил за сундуком? Ну да! За сундуком! Вполне понятно, что здесь есть отпечатки его пальцев. Он огляделся и увидел сундук, он стоял у стены за кроватью, открытый, с откинутой крышкой. Можно снести сундук вниз, в котельную, поставить машину в гараж и тогда уйти домой. Нет! Еще лучше. Не надо ставить машину в гараж! Он скажет, что Джан приехал вместе с ними и оставался в машине, когда он ушел. Или нет, еще лучше! Пусть они думают, что это сделал Джан. Красные на все способны. Во всех газетах пишут об этом. Он скажет им, что он привез Джана и Мэри домой и Мэри попросила его подняться в ее комнату за сундуком – и Джан тоже пошел с ними! Он взял сундук и снес его вниз, а потом ушел домой, а Мэри и Джан – они тоже спустились вместе с ним – сидели в машине и целовались… Вот, вот, это лучше всего!
Он услышал тиканье часов и оглянулся: часы висели на спинке кровати, их белый циферблат светился в синеватой мгле. Было пять минут четвертого. Джан вышел из машины на углу Сорок шестой и Коттедж Гроув-авеню. Джан не вышел на Сорок шестой, он поехал вместе с нами…
Он подошел к сундуку, опустил крышку и поволок его по ковру на середину комнаты. Он поднял крышку и пошарил рукой внутри: сундук был наполовину пуст.
Тогда он остановился, едва дыша, осененный новой идеей. Ведь мистер Долтон говорил, что по воскресеньям они встают поздно. А Мэри сказала, что едет утром в Детройт. Если они встанут и не найдут Мэри в ее комнате, они решат, что она уже уехала в Детройт. Он… Ну да! Он может положить ее в сундук, она поместится! Она такая маленькая. Вот, вот, положить ее в сундук. Она сказала, что едет на три дня. Значит, раньше чем через три дня никто ничего не узнает. У него есть три дня сроку. И потом, она была такая сумасшедшая. Всем известно, что она путалась с красными. Мало ли что с ней могло случиться? Когда хватятся, решат, что это опять какая-нибудь ее сумасшедшая выдумка! Ведь красные на все способны. Во всех газетах об этом пишут.
Он подошел к кровати; нужно было поднять ее и положить в сундук. Ему не хотелось прикасаться к ней, но он знал, что это нужно. Он нагнулся. Его протянутые руки подергивались в воздухе. Нужно прикоснуться к ней, нужно поднять ее и положить в сундук. Но руки застыли, и он не мог заставить себя шевельнуть ими. Он словно боялся, что она вскрикнет, когда он дотронется до нее. А, черт! Какая-то чепуха! Ему захотелось смеяться. Это все было как не на самом деле. Как будто дурной сон. Он должен поднять мертвую женщину, и он боится. У него было такое чувство, будто он давно уже видел во сне что-то похожее, и теперь вдруг оказалось, что это правда. Он услышал тиканье часов. Время шло. Скоро настанет утро. Нужно было действовать. Если он простоит тут так целую ночь, он попадет на электрический стул. Он вздрогнул, и что-то холодное поползло у него по телу. А, черт!
Он осторожно подсунул под нее руки и поднял ее. Он остановился, держа ее на руках; голова ее свесилась. Он поднес ее к сундуку и невольно оглянулся и увидел в дверях белое пятно, и в ту же секунду жгучая пелена ужаса стянула все его тело и голову охватила острая боль, но белое пятно
исчезло. Я думал, это она… Сердце у него стучало.
Держа на руках тело, он стоял посреди темной комнаты, и неумолимые факты бились в его сознании, точно волны, набегающие с моря: она умерла; она белая; она женщина; он убил ее; он негр; его могут поймать; он не хочет, чтоб его поймали; если его поймают, его убьют.
Он наклонился, чтобы уложить ее в сундук. Поместится ли она? Он снова оглянулся на дверь, но белого пятна не было. Он повернул ее набок, он тяжело дышал, и его трясло. Он опустил ее на сложенные платья, прислушиваясь к мягкому шуршанию тканей. Он уткнул ее голову в угол, но ноги были слишком длинные и не влезали.
