Ангел западного окна - Майринк Густав (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
Ладно, хватит ходить вокруг да около, с самим собой надо быть откровенным до конца: уже несколько дней я не могу избавиться от ощущения, что во всем, имеющем отношение к наследству Джона Роджера, нахожусь под чьим-то постоянным контролем. Теперь я до кончиков ногтей прочувствовал, что значит слепо повиноваться. Но ведь я сам решил отказаться при составлении жизнеописания моего английского предка от цензуры авторского сознания и последовать наставлению «Януса» или, если угодно, «Бафомета»: «Читай то, что я вложу в твои руки». Так что лучше вопросов не задавать и беспрекословно подчиняться… И всё же: эта маленькая заминка в моей работе произошла с «высшего соизволения» или случайно?
Я хотел было продолжить, но едва взял перо в руки… Странно, очень странно! С того момента, как я воспроизвёл на бумаге разговор Бартлета Грина и Джона Ди, прошло не более получаса. Но то ли я не совсем точно и достоверно помню некоторые мои чувственные восприятия за этот короткий промежуток времени, то ли они всё равно что галлюцинации, тени пережитых событий, легко и эфемерно скользящие между пальцев моего полусонного сознания… Так или иначе, внезапно в мой кабинет проник «запах пантеры»; точнее: мои органы обоняния зафиксировали неопределенный запах хищного зверя — в моей памяти всплыл образ цирковой арены с клетками, и там, за частыми прутьями решетки, от которых рябило в глазах, беспокойно и сосредоточенно расхаживали из угла в угол огромные чёрные кошки.
Я вздрогнул. В дверь моего кабинета настойчиво постучали.
И не успел я пробурчать своё, скажем прямо, не очень любезное «Войдите» — о моём отношении к неожиданным визитам я уже упоминал, — как дверь резко распахнулась настежь. Мелькнуло растерянное, смущенное лицо старой, так хорошо вышколенной мною экономки, но туг же, проскользнув мимо неё, в кабинет упругим, энергичным шагом ворвалась высокая, очень стройная дама в тёмном искрящемся платье.
Но что это я — ворвалась?! Сказать такое о даме, особе явно аристократичной, непоколебимо уверенной в силе своих чар! Тем не менее, несмотря на несколько излишнюю, свойственную романтизму экспрессию, именно этот глагол наиболее точно передаёт первое, непосредственное впечатление от этой совершенно незнакомой мне женщины. Словно что-то отыскивая, её прекрасная точеная головка на тонкой гибкой шее тянулась вперед. В стремительном порыве дама чуть было не проскочила мимо меня; подобно слепым, которые умеют читать кончиками пальцев, она, словно в поисках опоры, вытянув вперёд руку, нервно ощупывала край письменного стола. Но вот её пальцы замерли, и всё тело незнакомки сразу как-то расслабилось, успокоенно опёршись, словно приклеившись, ладонью о стол.
Совсем рядом стоял тульский ларец.
С неподражаемой, врожденной естественностью, научиться которой невозможно, она двумя-тремя шутливыми фразами — славянский акцент прозвучал в них довольно отчетливо — сняла несколько необычное, я бы даже сказал, шокирующее напряжение ситуации и тут же пустила мои беспорядочно растекшиеся мысли по интересующему её руслу:
— Сударь, буду краткой — у меня к вам просьба. Могу ли я рассчитывать на вашу любезность?
Воспитанный человек на подобный вопрос красивой благородной дамы, которая, несмотря на свою природную гордость, снисходит до какой-то смехотворной просьбы, может дать лишь один-единственный ответ: «К вашим услугам, сударыня, если только в моих силах помочь вам».
Разумеется, нечто в этом роде я бы и ответил, так как быстрый, необычайно нежный взгляд уже коснулся меня — как бы случайно, невзначай — и скользнул мимо. Но незнакомка меня опередила, и легкая, располагающая улыбка коснулась её губ:
— Благодарю вас. Не беспокойтесь, ничего особенного в моей просьбе нет, она очень проста. Всё дело — исключительно — в вашем — искреннем — желании, — дама сделала многозначительную паузу.
Я поспешно вступил:
— В таком случае, если вы соблаговолите сообщить…
Тотчас, уловив неуверенность в моём голосе, она вновь опередила меня:
— Ах, но ведь моя визитная карточка лежит на вашем письменном столе ещё с… — И снова любезная ускользающая улыбка.
Немало удивленный, я посмотрел в направлении её руки (отнюдь не хрупкая птичья лапка — гибкая, сильная и в то же время мягкая, великолепно сформированная кисть) и в самом деле увидел по соседству с русским ларцом какой-то белый прямоугольник. Вот только каким образом он там оказался? Я недоуменно разглядывал глянцевую карточку с причудливой княжеской короной, на карточке значилось:
Асайя Шотокалунгина.
Да, да, что-то припоминаю: на Кавказе, юго-восточнее Чёрного моря, ещё сохранились, не то под русским, не то под турецким покровительством, остатки черкесских племён, старшины которых обладают правом на княжеский титул.
Лицо княгини с характерными восточноарийскими чертами было той ни с чем не сравнимой строгой чеканки, которая напоминает одновременно греческие и персидские идеалы женской красоты.
Итак, я ещё раз вежливо поклонился моей гостье, которая уютно устроилась в кресле рядом с письменным столом; время от времени её тонкие пальцы рассеянно касались тульского ларца. От мысли, что эта изящная ручка может ненароком сместить ковчежец и нарушить его меридиональную ориентацию, мне вдруг стало не по себе.
— Ваша просьба, княгиня, для меня закон.
После этих слов дама слегка приподнялась, подалась всей своей гибкой фигурой вперёд, и вновь отсвечивающий золотыми искрами, неописуемо нежный, электризующий взгляд как бы ненароком задел меня.
— Дело в том, что Сергей Липотин мой давний знакомый. В своё время он приводил в порядок коллекцию моего отца в Екатеринодаре. Любовь к старинным, редкой работы предметам пробудил во мне тоже он. Я коллекционировала кружева, ткани, изделия различных кузнечных ремёсел, особенно — оружие. Но оружие совершенно определенное, которое у нас, позволю себе утверждать, ценится как нигде. Среди прочего у меня имеется… — Её мягкий воркующий голос, с каким-то странным, чуждым музыкальному строю немецкого языка акцентом, постоянно запинался, рождая во мне ритмическое ощущение набегающих волн — они все катились и катились по жилам, увлекая за собой мою кровь, и вот едва уловимое эхо далекого прибоя коснулось наконец моего слуха.
То, что она говорила, было мне совершенно безразлично, по крайней мере вначале, но ритм её речи завораживал… Впоследствии я понял: этот тонкий, неуловимый наркоз — мне кажется, я чувствую его до сих пор, — он один повинен в том, что многие слова, жесты и даже мысли, которыми мы обменялись во время нашего разговора, как будто приснились мне.
Внезапно княгиня прервала описание своей коллекции и перешла прямо к делу:
— Меня к вам направил Липотин. От него мне стало известно, что вы обладаете одной… одной очень ценной, очень редкой, очень… древней вещью — копьем, я хотела сказать, наконечником копья уникальной работы, с инкрустацией драгоценными камнями. Как видите, Липотин информировал меня точно. Скорее всего, благодаря его посредничеству вы его и приобрели. Как бы то ни было, — она отвела жестом готовый слететь с моих губ недоуменный вопрос, — как бы то ни было, а я хочу обладать этим наконечником. Вы мне его уступите? Я прошу вас! Пожалуйста!
Последние фразы этой странной, сумбурной речи, словно выйдя из-под контроля, бежали наперегонки, обгоняя друг друга. Княгиня сидела подавшись всем телом вперёд, — словно изготовилась к прыжку, невольно подумал я и внутренне усмехнулся, изумившись этой поразительной алчности коллекционеров, которые, завидев или только почуяв вожделенную добычу, могут подолгу таиться в засаде, пока не настанет время хищно изогнуться подобно охотящейся пантере…
Пантера!
Вновь этот образ заставляет меня вздрогнуть! Да, теперь я понимаю, Бартлет Грин в жизни Джона Ди не самый последний персонаж: его характеристики точны и врезаются в память намертво! Что касается моей черкесской княгини, то куда делась ледяная светскость — она едва не подпрыгивала на краешке кресла, а по её прекрасному лицу пробегали волны прямо-таки неподдельных эмоций: ожидания, готовности отблагодарить, нервного, до дрожи, беспокойства и самой что ни на есть неприкрытой льстивости. Я был раздосадован так сильно, что мне не сразу удалось найти слова извинения, которые могли бы передать всю искренность моего огорчения.
