Звездный билет - Аксенов Василий Павлович (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗
– Врешь! – заорал он и вскочил на ноги.
– Нет! – отчаянно закричала Галя.
«Врет».
– Что с тобой случилось? Ты обалдел!
«Нет, не врет».
– Ты мне не веришь?
– Не верю.
– Как мне тебе доказать?
– Доказать? Ты собираешься доказывать?
– Если ты мне не веришь, я отравлюсь.
– Великолепно! Вы в новой роли, мадемуазель. В клипсах у вас, конечно, цианистый калий?
– Вот! – Галя схватила и показала ему горсточку абрикосовых косточек.
– Синильная кислота, понял? От ста штук можно умереть. Понял?
– Дура! – закричал Дима и отвернулся. «Фу ты, дурища, не врет, конечно». Другое слово он ей готовил, а крикнул ласковое «дура». Да разве можно сказать-то слово такой? Подняла свою мордочку и горсть слюнявых косточек показывает. Димка сел спиной к Гале.
«А может быть, все-таки врет? Она ведь актриса. Так сыграет, что и не разберешься. Ну, что ж, – играть так играть». Он встал и сказал:
– Собирай вещи.
– Что-о?
– Собирай свои шмотки. Через два часа выходим.
– Куда?
– Как куда? Уходим из Таллина дальше. В рыболовецкий колхоз и в Ленинград.
– А-а.
– Торопись. Через час выходим. Ребята в курсе.
– Сейчас.
Димка вытащил из палатки свой рюкзак и посмотрел на Галю. Она лежала на спине, положив руки под голову.
– Дима, – сказала она, – подбрось монетку.
– А ну тебя.
– Я прошу, подбрось монетку. Димка вынул из кармана пятак и подбросил его.
– Что? – спросила Галя.
Монетка лежала орлом. Димка поднял ее, сунул в карман и сказал:
– Решка.
Галя села. Они посмотрели друг на друга. – Дима, я не пойду с вами. Я остаюсь здесь.
Всю жизнь он будет помнить то, что произошло дальше. Всю жизнь ему будет противна жизнь при воспоминании об этом. Как он буйствовал, и как умолял ее, и как крикнул ей в лицо то слово, и как потом просил прощения, обещал все забыть, и как он заплакал.
Последний раз он плакал четыре года назад в пионерском лагере, когда его на глазах всего отряда в честном поединке отлупил Игнатьев. Кто мог знать, что Игнатьев целый год занимался в боксерской секции? Дней через десять после этой истории он снова плакал. Но вовсе не из-за Игнатьева. Он лежал в траве и смотрел в голубое небо, куда взлетали стрелы малышей из 4-го отряда. О чем-то он думал, он сам не понимал, о чем. Может быть, все-таки об Игнатьеве, о том, что через год он ему покажет, а может быть, о Зое, вожатой 4-го отряда. Было забавно смотреть, как стрелы летели ввысь, исчезали в солнечном блеске и появлялись вновь, стремительно падая. Малыши для утяжеления вбивали в наконечники гвозди. Шляпкой вперед, конечно. Он на мгновение закрыл глаза, и одна такая стрела попала ему прямо в лоб. Бывает же такое! Малыши испугались и убежали, а он перевернулся на живот, уткнулся носом в землю и заплакал. Не от боли, конечно. Было не больно. Но все-таки страшно обидно – попали прямо в лоб. Как будто мало места на земле. Потом четыре года он не плакал. И когда его била шпана в Малаховке, молчал. А вот теперь снова.
Плакал из-за потрясающей обиды и из-за того, что рисовало ему его нехорошее воображение. Плакал неудержимо, истерика тащила его вниз, как горная река. Он презирал себя изо всех сил. Разве заплачут ремарковские парни из-за обманутой любви? Пойдут в бар, надерутся как следует и будут рассуждать о подлой природе женщин. Почему же он не может послать ее подальше и уйти, насвистывая рок-н-ролл? Он презирал себя и в то же время чувствовал, что словно освобождается от чего-то.
Когда он оглянулся, Гали вблизи не было. Он увидел, что она у янсонсовского крыльца разговаривает с ребятами. Он увидел, что Юрка замахнулся на нее, а Алик схватил его за руку. Галя взбежала на крыльцо и скрылась в доме, а ребята вышли со двора и сели на траву возле забора.
Только мужская дружба и стоит чего-нибудь на этом свете. Ни слова об этой… Как будто ее и не было.
– Томас мировой рекорд поставил. Прыгнул на 2.22.
– Жуть!
– Пошли, ребята, выкупаемся в этом цивилизованном море?
Море в этот день было похоже на парное молоко. Далеко от берега кто-то брел по колено в воде. Купаться в общем-то не хотелось. Хотелось есть. Ох, как хотелось есть!
– В конце концов, я могу позвонить деду. Он у меня в общем-то прогрессивный, – неуверенно сказал Алик.
Димка глянул на него волком.
– Но жрать-то все-таки мы что-то должны в дороге, – пробормотал Юрка.
Димка и на него посмотрел. Они замолчали. Они вдруг почувствовали себя маленькими и беззащитными перед лицом равнодушной, вялой природы. Ведь что бы с тобой ни случилось, дождишко этот мерзкий будет сыпать и сыпать, и море не шелохнется, и солнце не выглянет, и не увидишь ты горизонта. Помог Фрам.
Он вылез из воды и крикнул:
– Чуваки! Вы-то как раз мне и нужны.
Еще вчера Фрам сам сидел на мели и не знал, что делать. Он проигрался в пух и прах. С очкастым Олегом просто невозможно было играть. Найти музыкальную халтуру не удалось – в Таллине хороших-то лабухов было пруд пруди. Фрам загнал свой кларнет и так расстроился, что пропил все деньги в первый же вечер. Как раз в то время, когда Димка баловался лимонадом, Фрам сидел в каком-то скверике и мучительно пытался вспомнить имена тех типчиков, что подвалились к нему в ресторане и которых он всех угощал. Даже девчонку и ту он не запомнил. В общем, началась бы самая настоящая «желтая жизнь», если бы в скверике вдруг не появился знакомый парнишка по имени Матти. Фрам с ним слегка контактировал в прошлом году на Московском ипподроме. Матти приезжал в Москву в отпуск на собственном «Москвиче» и интересовался многими вещами.
Ведь надо же, как повезло Фраму: в такой случайный момент встретить Матти.
Матти раньше был официантом, а теперь работал продавцом в мебельном магазине. Он совершенно небрежно подкинул Фраму целую бумагу и сказал:
– Можно немножко подработать. Нам нужны грузчики.
Этим он очень больно ударил Фрама по самолюбию.
– Киндер, – сказал Фрам, – неужели ты думаешь, что эти руки… эти руки… – Он помахал руками.
Матти усмехнулся.
– Дам тебе два-три мальчик. Будешь бригадир. Побегал, покричал, вот и вся работа. Бизнес тип-топ.
– Мальчиков я сам себе найду, – задумчиво сказал Фрам.
Ребята работали грузчиками вот уже целую неделю. Таскали на разные этажи столы и стулья, серванты, шкафы. Эти проклятые польские шкафы, такие огромные! У Алика на плече появился кровавый рубец. Юрка ушиб ногу. Димка вывихнул палец. Они скрывали друг от друга свои увечья и говорили, что работенка в общем-то терпимая, сносная, и интересно, сколько они получат в день зарплаты. Фрам тоже работал изо всех сил. Он отчаянно матерился и кричал:
– Заноси!.. Подай назад!.. Взяли!..
Он суетился, забегал вперед или орал снизу. Хватался за угол шкафа и багровел, натужно стонал, отбегал и кричал:
– Стоп, стоп, чуваки! Вправо, влево!
Потом ребята ждали бригадира внизу. Фрам всегда задерживался в квартирах. Он сбегал по лестнице, оживленный и неутомимый, орал:
– Бригада-ух! Вперед!
Впрыгивал в кабину грузовика, а ребята влезали в кузов.
Все эти дни они питались консервированной кукурузой. Царица полей восстанавливала их силы. Болели руки, плечи, ноги. Утром невозможно было пошевелиться, а после работы дьявольски хотелось пива. Как это быть грузчиком и не пить пива! Дунуть на пену и залпом выпить всю кружку, так, как пьют настоящие грузчики в киоске напротив. Настоящие грузчики, толстоногие, багровые, ели в обеденный перерыв огромные куски мяса.
И что-то все-таки в этом было. Плестись после работы на автобус, дремать на заднем сиденье и чувствовать все свое тело, совершенно сухое, усталое и сильное. И думать только о банке с кукурузой. Только о кукурузе и ни о чем другом. Проходить мимо ресторана (заладили они там эту «Марину», как будто нет других песен), а ночью лежать возле палатки и вместе с Аликом ждать возвращения Юрки. И слушать, как Алик читает стихи:
