Монтень - Вулф Вирджиния (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Так, стало быть, нам следует стремиться к простоте. Можно любить свою комнату в башне, ее крашеные стены и глубокие книжные шкафы, но внизу, в саду, работает человек, который утром похоронил отца, так вот, настоящей жизнью живет, настоящим языком говорит именно этот человек и ему подобные, а вовсе не ты. Что ж, в таком утверждении есть доля правды. На дальнем конце стола иной раз идет очень меткий разговор. У непросвещенных людей встречаются более ценные качества, чем у людей образованных. Но с другой стороны, опять же, как отвратительна чернь, «мать невежества, несправедливости и непостоянства. Мыслимо ли, чтобы жизнь мудреца зависела от суда глупцов?». Их ум слаб, мягок и не способен к сопротивлению, знания, которые им нужны, приходится им преподносить. Действительность, как она есть, им не по зубам. Знать истину может только высокорожденная душа — «I'ame bien nee». Кто же они, эти высокорожденные души, чьему примеру мы бы с удовольствием последовали, если бы Монтень подробнее просветил нас на их счет?
Но нет. «Я не наставляю; я рассказываю». Да и в конце концов, как ему объяснить чужие души, когда он и о своей не может сказать ничего «просто и основательно, без путаницы и неразберихи, в одном слове»; когда своя душа для него что ни день становится все непостижимее и темнее? Пожалуй, одно свойство, одно правило все-таки можно заметить: не следует устанавливать никаких законов. Души, чьему примеру мы были бы рады следовать, например, Этьен де ла Боэси, всегда отличались большой гибкостью. «Быть постоянно обреченным на одно и то же — это не жизнь, а только существование». Законы — всего лишь условность, они не способны учитывать многоразличные побуждения кипучей человеческой природы; обычаи и правила созданы в помощь робким, не отваживающимся дать волю своей душе. Но мы, имеющие собственную личную жизнь, которая нам стократ дороже прочего имущества, с подозрением относимся ко всякому позерству. Стоит только нам принять позу, выступить с заявлением, сформулировать доктрину, и мы погибли. Тогда мы живем не для себя, а для других. Надо уважать тех, кто жертвует собой на благо обществу, надо воздавать им почести и сострадать им за неизбежные уступки, на которые они идут поневоле, но что до нас самих, то пусть летят на все четыре стороны слава, почет и высокие должности, которые ставят нас в зависимость от других людей. Будем вариться в собственном непредсказуемом котле, в нашей непреодолимой каше, в буче противоречивых порывов, в нашем неисчерпаемом диве — ведь душа постоянно творит все новые дивные чудеса. Переходы и перемены — основы нашего существа; а подчинение — это смерть; будем же говорить, что в голову взбредет, повторяться, противоречить себе, городить полнейшую дичь и следовать за самыми фантастическими фантазиями, не озираясь на то, что делает, думает и говорит мир. Потому что все несущественно кроме жизни — и, конечно, порядка.
Ибо эта свобода, составляющая основу нашего существа, должна быть упорядоченной. Хотя трудно себе представить, какая сила должна ее обуздывать, ведь все мыслимые ограничения, от общественных законов до личного понятия, подвергнуты осмеянию, и Монтень не устает презрительно повторять, что человек ничтожен, слаб и суетен. В таком случае, может быть, следует обратиться за помощью к религии? «Может быть» — это любимое выражение Монтеня; «может быть», «я полагаю» и прочие обороты, ограничивающие неразумную категоричность человеческой самонадеянности. С помощью этих оборотов можно под сурдину высказать мнения, которые выкладывать прямо было бы в высшей степени неосмотрительно. Ведь говорить все не следует, есть такие вещи, насчет которых в настоящее время предпочтительно изъясняться лишь обиняками. Писатель пишет для немногих, кто его понимает. Так что, пожалуйста, можно искать помощи в религии; однако для тех, кто живет своей личной жизнью, есть другой наставник, невидимый цензор, внутренний авторитет, чье осуждение страшнее всего, потому что ему известна правда, и чья похвала приятнее самой сладкогласной музыки. Вот чьим судом нам следует руководствоваться; вот тот цензор, который поможет нам достичь порядка, свойственного «высокородной душе». Ибо «высшие существа — это люди, которые и наедине с собой придерживаются порядка». Человек должен поступать в соответствии с собственными понятиями, должен по внутреннему побуждению найти то тонкое, зыбкое равновесие, которое направляет, но не сковывает поиски и открытия свободной души. Не имея другого наставника и не оглядываясь на чужой опыт, хорошо прожить частную жизнь труднее, чем жизнь общественную. Каждому приходится осваивать это искусство в одиночку, хотя найдется, наверно, два или три человека, — из древних это Гомер, Александр Великий, Эпаминонд, из нашей эпохи, среди прочих, Этьен де ла Боэси, чей пример может быть нам полезен. Но искусство остается искусством, и материалом ему служит бесконечно таинственное, изменчивое и сложное вещество — человеческая природа. К человеческой природе надо держаться как можно ближе. «…Надо жить среди живых». И опасаться всякой эксцентричности и излишней утонченности, которые отгораживают от остальных людей. Блаженны те, кто умеют судачить с соседями о своих забавах, о своих домах и судебных тяжбах и рады разговору с садовником или столяром. Главная цель жизни — общение; первейшее удовольствие — дружеская близость и светские знакомства, а также чтение, но не для учения и не для заработка, а для того, чтобы продолжить общение за пределы нашего времени и ближайшего пространства. В мире столько удивительных чудес: безоблачные небеса и неоткрытые земли; люди с песьими головами и с глазами на груди, у них законы и обычаи, похоже, много лучше наших. И вообще, может быть, мы просто спим, и нам снится этот мир, а есть еще другой, о котором знают только существа, обладающие недостающим нам шестым чувством.
Здесь, несмотря на все противоречия и оговорки, мы имеем нечто определенное. «Опыты» Монтеня представляют собой попытку выразить человеческую душу. На этот счет, по крайней мере, Монтень высказывается ясно. Не славы он ищет, не того, чтобы его цитировали в будущем, чтобы стояла его статуя на рыночной площади; он стремится лишь выразить свою душу. В общении — здоровье, истина, счастье. Делиться с людьми — наш долг; спускаться храбро в самую глубину и выносить на свет тайные больные мысли; ничего не прятать, никем не прикидываться, открыто признаваться, если чего не знаешь, и не скрывать, если кого-то любишь, «…ибо, как мне известно из собственного бесспорного опыта, ничто так не утешает при потере друга, как сознание, что ты делился с ним всеми своими мыслями и находился с ним в совершенной духовной близости». Есть люди, которые, путешествуя, замыкаются в подозрительном молчании, «чтобы не заразиться от чужого воздуха». Садясь за обед, они требуют тех же блюд, что едят дома. Всякий вид, всякий обычай для них плох, если не напоминает родную деревню. Они отправляются в путешествие только затем, чтобы вернуться. А это совершенно неправильно. Надо пускаться в путь, не зная, где найдешь ночлег и когда вернешься; движение — это все. Особенно важно, хотя нечасто выпадает такая удача, найти себе подходящего спутника, человека такого же, как ты, которому можно в пути говорить все, что приходит в голову. Ведь удовольствие испытываешь только тогда, когда есть с кем его разделить. А что до опасности простудиться и заработать головную боль, то ради удовольствия всегда стоит пойти на риск. «Удовольствие — один из главных видов пользы». К тому же, что нравится, то всегда полезно. Врачи и умники, возможно, с этим не согласятся, но пусть врачи и умники занимаются своей унылой философией. А мы, обыкновенные люди, воздадим благодарность Природе за ее щедроты и будем для этого пользоваться всеми чувствами, которые она нам подарила; как можно чаще перебираться с места на место; подставлять теплу то тот бок, то этот, спеша до заката насладиться поцелуями юности и звуками нежного голоса, который поет Катулла. Каждое время года имеет свою прелесть, хорошо и солнце и ненастье, и белое вино и красное, и общество и одиночество. Даже сон, сокращающий радости жизни, приносит зато прекрасные видения, и самые простые удовольствия — прогулка, беседа, одиночество в своем саду — освещаются игрой мыслей. Красота — повсюду, а где красота, там рядом добро. Так что давайте, во имя здоровья и разума, не задумываться о конце пути. Пусть смерть застигнет нас за посадкой капусты или в седле, или же забредем потихоньку в чужую хижину и предоставим незнакомым людям закрыть нам глаза, так как плач слуг или прикосновение руки близкого может подорвать наше мужество. Лучше всего, если смерть застигнет нас за обычными занятиями, среди юных дев и добрых друзей, которые не будут роптать и плакать, «за играми, пирами, шутками, за общей приятной беседой, за музыкой и любовными стихами». Но довольно про смерть; жизнь, вот что важно.
