Рыцари маленькой Доры - Вудхаус Пэлем Грэнвил (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
— Моя комната, верно, давно не проветривалась, Баулс?
— Нет, сэр, я проветривал ее совсем недавно.
— А чем это так пахнет?
— Я ничего не чувствую. У меня очень сильный насморк. Если вы готовы, сэр, я позову извозчика.
Нафталин! От фрака несло нафталином! Я догадался об этом, только когда сел на извозчика. Запах нафталина сопровождал меня всю дорогу до самого бара. Швейцар, снимая с меня пальто, чихнул. Люди, мимо которых я проходил, шарахались в сторону. Мои друзья с дружеской прямотой заявили мне, что я должен заплатить за ужин и немедленно удалиться, чтобы не портить им аппетита.
Я чувствовал себя, как прокаженный. Покинув шумный зал, я взобрался на хоры и закурил в одиночестве. Мои друзья весело плясали внизу. Но увы, для меня танцы были совершенно недоступны. Какой-то незнакомый грубиян громко острил о моих бархатных отворотах. Я очень чувствительный человек, и его слова больно уязвили меня. Закурив сигару я стоял на хорах и смотрел вниз на общее веселье.
Скоро мое внимание привлек какой-то господин, плясавший с изяществом трактора. С первого взгляда мне почудилось в нем что-то знакомое. Но он стоял ко мне спиной, и я долго не мог разглядеть его лица. Но вот внезапно музыка прекратилась, он повернулся, чтобы похлопать в ладоши, и я увидел его гнусное обличье.
Это был Акридж! Да, Акридж, облаченный в мой фрак, который великолепно сидел на нем. До этой минуты я никогда не понимал, что значит выражение «идеально сшитый фрак». С диким криком, распространяя вокруг себя едкий запах нафталина, я кинулся вниз. Мне хотелось тут же, при всех, изничтожить этого преступного злодея.
— Ну, ну! — сказал Акридж, когда я отвел его в угол. — Больше спокойствия. Не горячись.
Я высказал ему все, что было у меня на душе.
— Откуда я мог знать, что тебе сегодня понадобится твой фрак? Войди в мое положение. Я зашел к тебе, потому что знал, что ты — истинный друг и не откажешься дать своему приятелю фрак на один вечер. А так как тебя не было дома, то откуда же я мог узнать, что фрак понадобится тебе самому? Что поделаешь, такие недоразумения случаются сплошь да рядом, и к тому же у тебя есть второй фрак. Чего же ты в конце концов волнуешься?
— Неужели ты думаешь, что этот вонючий костюм — тоже мой?
— А разве он не твой? — в полном изумлении спросил Акридж.
— Нет, он принадлежит Баулсу. Баулс одолжил мне его на один вечер.
— Он придает тебе замечательный вид! — сказал Акридж. — Ты в нем похож на герцога или… уж не знаю на кого.
— Он пахнет лавчонкой старьевщика.
— Ерунда, дружище, ерунда! Он чуть-чуть пахнет нафталином, вот и все. Мне очень нравится этот запах. Он бодрит и поднимает дух. Ей-Богу, дружище, ты благоухаешь, как роза! Элегантный, изысканный, он невольно привлекает к тебе всеобщее внимание. Все дамы только и говорят, что о тебе. Когда ты подошел ко мне, я слышал громкий дамский шепот: «Кто это?» Видишь, как тобой интересуются!.. Прости меня, дружище, я должен вернуться к бедной маленькой Доре. Она, верно, беспокоится и ищет меня.
Он сказал это так трогательно, что я на мгновение позабыл свой гнев.
— Ты здесь с той самой девушкой, с которой ты тогда ходил в театр?
— Да. Я выиграл несколько шиллингов на скачках и решил пригласить ее сюда поплясать. У нее такая невеселая жизнь.
— Еще бы, ведь она встречается с тобою так часто.
— Как тебе не стыдно, старина, — с упреком сказал Акридж. — Зачем ты меня обижаешь? Я знаю, что ты не хотел меня обидеть. У тебя золотое сердце. Я твержу об этом направо и налево. Если меня спрашивают о тебе, я отвечаю: «У него неотесанная, грубая, жалкая внешность, но сердце из чистого золота». Честное слово. Ну, прощай, старина! Я забегу к тебе завтра и принесу фрак. Мне очень жаль, что произошло такое недоразумение, но пойми, мне хотелось доставить немного радости этой бедной, замученной девушке, у которой так мало веселых минут.
— Постой, — сказал я, — еще одно слово.
— Что?
— Я буду сидеть вон там на хорах, — сказал я. — Говорю это тебе, чтобы ты был осторожен. Если ты будешь танцевать подо мной, я запущу в тебя тарелкой. И, право, мне не будет нисколько жаль, если эта тарелка размозжит тебе голову. Я тоже бедный, замученный молодой человек, и у меня тоже мало веселых минут.
Из-за какой-то глупой боязни скандала я так и не пустил в него тарелкой, в чем никогда не перестаю раскаиваться, ибо если бы я убил его на месте, я совершил бы поистине доброе дело. Правда, я швырнул в него булкой, но эта булка попала не в него, а в одного из моих друзей, того самого, который во время обеда слишком уж нахально обнюхивал мой благовонный фрак.
III
На следующий день Акридж пришел ко мне такой несчастный и растерянный, что мне стало жаль его. Я приготовил к его приходу много едких замечаний, но его горестный вид разжалобил меня, и я оставил все мои злые слова при себе. Мне легче было бы плясать на могиле, чем обидеть этого страдальца.
— Что с тобой? — спросил я. — Ты похож на жабу, раздавленную плугом.
Он тяжело опустился на диван и закурил одну из моих сигар.
— Бедная маленькая Дора!
— Что с ней?
— Ее выгнали.
— Выгнали? Кто выгнал? Твоя тетка?
— Да.
— За что?
Акридж тяжело вздохнул.
— Произошло несчастье, старина. Я один виноват во всем. Я и не подозревал, какая нам угрожает опасность. Видишь ли, моя тетка ложится спать в половине одиннадцатого, и мне казалось, что, если Дора уйдет в одиннадцать из дому, никто не заметит ее отсутствия. Она оставила окно в нижнем этаже открытым, чтобы через него на рассвете проскользнуть к себе в спальню. Но что случилось! Какой-то чересчур исполнительный длинноухий осел, — тут голос Акриджа задрожал от гнева, — закрыл это проклятое окно! Понятия не имею, кто это сделал. Подозреваю главного лакея. У него прескверная привычка: чуть наступает вечер, он обходит весь дом и закрывает все окна. Да, нелегко жить с людьми, которые вмешиваются в чужие дела!
— Что же было дальше?
— Видишь ли, уходя, мы оставили открытым окно в кладовую. Когда мы вернулись в четыре часа утра, окно это было крепко-накрепко закрыто. Мы уже было повесили носы, как вдруг вспомнили, что окошко ее спальни никогда не запирается, и воспрянули духом. Ее комната находится на втором этаже, но я разыскал в саду лесенку, и все обошлось бы благополучно, если бы не проклятый полисмен. Он подошел к нам, направил на нас свой фонарь и спросил, куда мы лезем. Лондонская полиция всюду сует свой нос. Они называют это исполнением служебных обязанностей. Я никогда не мог понять, почему они не занимаются своими делами. Каждый день в городе происходят десятки убийств, а они, вместо того, чтобы ловить преступников, пристают к благородным людям! Он направил на нас свой фонарь и спросил, куда мы лезем. Я объяснил ему все, что произошло, но он и не думал оставлять нас в покое. Он непременно хотел разбудить весь дом и установить, кто мы такие.
Акридж умолк. Лицо его искривилось от внутренней муки.
— Ну, и что же? — спросил я.
— Это ему удалось! — сказал Акридж.
— Что удалось?
— Установить, кто мы такие. С помощью моей тетки. Она вышла к нам навстречу в капоте и с револьвером в руке. Закричала, зашумела и выгнала бедную маленькую Дору со службы.
Я не мог найти в своем сердце ни одного недоброго слова по адресу его бедной тетки, которой втайне глубоко сочувствовал. Если бы я был богатой старой девой, живущей чинно и тихо, я тоже не держал бы у себя компаньонки, которая возвращается домой на рассвете. Но так как Акридж явно нуждался в моих утешениях, я произнес несколько звуков, которые при случае могли сойти за выражение сочувствия.
Это несколько утешило его.
— Что делать? — спросил он меня.
— Не знаю! — ответил я.
— Но я обязан что-нибудь сделать. Из-за меня бедная девушка лишилась службы. У нее была ужасная служба, но все же она давала ей возможность заработать на хлеб. Как ты думаешь, не мог бы Джордж Тэппер пойти и поговорить с моей теткой?
