Стрежень - Липатов Виль Владимирович (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Степка лежит на спине, раскинув руки, синий шевиотовый пиджак измят, шляпа валяется на песке, губы шевелятся, а распахнутый пиджак обнажает сильную мускулистую грудь; шея у него по-юношески нежная, но крепкая, загорелая. Старик осторожно берет шляпу, стряхивает песок, внимательно рассматривает ее.
— Хорошая шляпа! Кажется, в рыбкооповском магазине были такие, — наконец говорит он, ощупывая шляпу своими короткими пальцами, кожа на которых тверда, как подметка. — Из какого материала она, а? — задумчиво спрашивает дядя Истигней.
— Велюровая! — подает голос высокий парень в промасленной рубахе. Его зовут Семен Кружилин, он работает механиком. Лицо у Семена молодое, чистое, а вот поглядишь на его морщинистый лоб — и не верится, что парню немногим больше двадцати. Выражение лица у него такое, словно он решает сложную, огромной важности задачу.
Дядя Истигней продолжает рассматривать шляпу, примеряет ее на себя.
— Хорошая шляпа! — решает он наконец и кладет ее на песок возле Степки.
Перевернувшись на бок, Степка улыбается, подтягивает ноги к груди, втискивает меж колен руки. Хорошо спится парню на теплом песке под утренним солнцем.
— Пусть спит! — говорит дядя Истигней. — Перед заметом разбудим!
И рыбаки неторопливо идут дальше — готовить невод к замету.
Стрежевой невод — громадина длиной около семисот метров, однако рыбу им ловят точно так, как ловят обычным неводом: одно крыло заводят в реку, округлив кошельком, ставят поперек ее навстречу стрежи, а береговое крыло вытягивают. Разница только в том, что речное крыло стрежевого невода заводят не лодкой, а катером и выбирают не лошадьми, а выборочной машиной. Второй конец невода привязывается к колу, и на кол этот, медленно ползущий по песку, опирается человек, которого зовут «коловщик». Коловщиком в бригаде работает Ульян Тихий.
Коловщик Ульян Тихий подъезжает на обласке — маленькой долбленой лодке — в тот момент, когда все готово к замету невода и рыбаки толпятся возле кромки воды; они молчат, наблюдая, как лодчонка мягко притыкается к песку. Нагнув голову, Ульян сидит на дне обласка, тяжело вздыхает, не зная, выходить ему на берег или нет. Он страдает оттого, что рыбаки молчат. Беда в том, что Ульян не только опоздал на работу — он с великого похмелья. Голова раскалывается на части, тело ноет, в глазах мельтешат зеленые, розовые круги.
— Здравствуйте, — смущенно произносит он, не поднимая головы.
— Здорово, парниша! — за всех отвечает дядя Истигней.
Поздоровавшись, Ульян снова не знает, что делать дальше. Зато хорошо знает, как быть и что сказать, бригадир Николай Михайлович Стрельников — он выходит вперед, делает рукой округлый жест.
— Опоздали? На пятнадцать минут? — начальственно спрашивает он. На берегу тишина.
— Опоздали, спрашивают?
— Сам же видишь, что опоздал! — доносится злой и насмешливый голос высокой черноглазой девушки.
Николай Михайлович быстро оборачивается к ней и грозно сводит пышные черные брови.
— Наталья Колотовкина, не заостряй вопрос! Умалчивай! — строго говорит он, потом опять обращается к Ульяну: — Значит, опоздали. Промежду прочим, с вас некоторые пример берут. Верхоланцев сегодня где? Не знаете? А я знаю — нарушает! А почему нарушает? Потому, что берет пример. А с кого берет пример? С вас…
Отвечайте, опоздали? На пятнадцать минут? Ну, отвечайте!
— Опоздал! — отвечает Ульян. Он поднимает на бригадира глаза и взгляд его говорит: «Да, опоздал! Ругайте меня, что хотите делайте! Вы правы! Я плохой человек, я опоздал на работу, у меня болит голова, и вообще я спился… Вот какие дела!»
— Ага, признаешься! — вдруг радостно вскрикивает бригадир. — Считаешь критику правильной! Говори, считаешь?
— Считаю, — тихо отвечает Ульян.
— Молодец! Правильно! Критику надо признавать… Говори еще раз — опоздал?
— Опоздал.
— На пятнадцать минут?
— На пятнадцать…
— Правильно! — радостно подводит итог бригадир и победно смотрит на рыбаков, словно просит быть свидетелями этого выдающегося события — вот, дескать, глядите, граждане, опоздал человек, а признается, не запирается, готов исправить свои ошибки перед лицом коллектива. — Правильно! Всегда так делай! — продолжает Николай Михайлович. — Между прочим, Наталья Колотовкина должна учесть этот вопрос. Зачем встревать в серьезный разговор?
— Чихала я! — насмешливо говорит Наталья. Бригадир отворачивается от нее, снова становится хмурым, важным.
— Становись на место! Ворочай! — приказывает он Ульяну и зычно кричит на весь стрежевой песок: — На замет!
Добродушно посмеиваясь, рыбаки лезут в лодку-завозню, а дядя Истигней, проходя мимо бригадира, на секунду задерживается, как бы мимоходом говорит:
— Ты, Николай, зря на Степку. Здесь он.
— То есть как?! — не понимает Николай Михайлович.
— Спит на песке… Я разрешил не будить. Пусть полентяйничает! — Дядя Истигней улыбается, запахивая брезентовую куртку.
— Вот это вопрос! — ошеломленно вскрикивает бригадир. — Как так спит, когда трудовой день… Немедля разбудить!
Растерянность бригадира, его взлетевшие на лоб кустистые брови вызывают дружный хохот и в лодке-завозне и у выборочной машины. Подергивается от смеха дядя Истигней, грохочет басом Григорий Пцхлава, сверкая зубами, заливается Наталья Колотовкина, трясется всем своим большим, грузным телом повариха тетка Анисья. И только Виктория Перелыгина — красивая, стройная девушка, работающая учетчицей, — не смеется: строго сдвигает тонкие брови, хмурится, точно хочет сказать, что ничего нет смешного в том, что Степан Верхоланцев спит в рабочее время. Но она ничего не говорит и решительно поднимается, крупными шагами идет к спящему Степке.
— На замет! — кричит бригадир Николай Михайлович. — Кончай хиханьки да хаханьки! Наташка, кому говорят, кончай, — добавляет он обычным, будничным тоном, каким, наверное, говорит дома. — Наташка, кон-чан! — Суровое, начальственное лицо бригадира сразу становится добродушным. — Зачинай, парни! — напевно, чисто по-нарымски, кричит он, забираясь в рубку катера.
На мачте, установленной посередине стрежевого песка, поднимается голубой флаг — внимание, началось притонение! Флаг полощется на ветру до тех пор, пока не закончатся замет и выборка невода, и в это время лодки и катера проходят мимо стрежевого песка осторожно, с оглядкой, боясь задеть невод. Капитаны пароходов, если случается им в это время идти мимо Карташева, командуют в переговорную трубку: «Тихай!» А вахтенные подходят к леерам и, вглядевшись в берег, вздыхают: «Осетринка!» Пассажиры толпятся на бортах, гадают, спорят приглушенными голосами, идет ли в эту пору нельма или жирный осетр.
«Внимание! Началось!» — полощется на слабом ветерке голубой флаг.
Катер «Чудесный» идет к месту замета невода. В лодке-завозне четверо: дядя Истигней, Виталий Анисимов, Григорий Пцхлава, Наталья Колотовкина. Катер только отчалил от берега, а дядя Истигней уже прицелился в небо подмигивающими глазами, посмотрел, прикинул что-то и после этого вольно развадился в завозне. Проследив за взглядом дяди Истигнея, Виталий Анисимов тоже внимательно смотрит в небо, тоже прикидывает что-то, тоже разваливается на неводе. Помолчав, подумав, говорит:
— Скажу тебе, что облак ненадежный. Вон тот! — Он показывает пальцем на легкое облако, повисшее над старым, ободранным осокорем. — Не задул бы волногон! — Слова у него сливаются, текут одно за одним без остановки; там, где полагалось бы поставить точку, он только едва уловимо передыхает. — Дядя Истигней, а дядя Истигней! — невесть почему кричит вдруг Виталий, хотя старик сидит рядом. — Дядя Истигней, а дядя Истигней!
— Ты бы не орал, парниша, — спокойно отзывается старик.
— И то правда, — говорит Виталий. — Чего реветь, коли вы тут… Скажите, дядя Истигней, задует волногон или не задует?
— Это, парень, надо подумать. — Дядя Истигней вновь оглядывает небо, прозрачное облако, которое снизу подмалинено солнцем, а сбоку зеленое.
