Удачный почин - Шэ Лао (лучшие книги .txt) 📗
Не успела отъехать машина с офицером, как подкатила другая; четыре служанки помогли выйти старой хозяйке, и вся пятерка тут же хором осведомилась, есть ли отдельное помещение. Оттолкнув служанку, я бережно подхватил хозяйку под локоток и ввел во дворик.
– Там уже все занято, – кивнул я на здание траспортной конторы, – но вам повезло: вот здесь, – я показал на наши каморки, – пока еще свободны две первоклассные палаты, вы можете временно устроиться в них. Здесь вам даже будет удобнее, чем в большом здании: не придется спускаться-подниматься по лестнице, не правда ли?
После первых же слов старухи у меня полегчало на душе.
– Ну вот, сразу видать настоящего врача – зачем же и в больницу ходить, если не для облегчения? А эта шайка из «Восточной жизни» – просто головорезы!
– Вы лечились в «Восточной жизни»? – изумился я.
– Только что оттуда, чтоб они все подохли, ублюдки! Пока она бранила «Восточную жизнь» (это лучшая
больница в городе), я провел ее в одну из комнатушек. Надо было как-то отвлечь внимание пациентки – иначе она ни за что не останется в такой конуре.
– Сколько вы там пробыли? – спросил я.
– Два дня – еще немного, и ноги протянула бы! – и старая дама присела на койку.
Я поспешил подпереть койку ногой – они у нас, в общем-то, неплохие, да только ветхие – случается, и падают.
– Зачем же вы туда поехали? – я боялся закрыть рот, иначе старуха непременно обратила бы внимание на мою ногу.
– Ох, молчи! Слышать о них не могу! Ты, доктор, только послушай: у меня желудок больной – а они меня голодом морят! – в глазах старухи блеснули слезы.
– Голодом морят? – глаза мои округлились. – При больном-то желудке?! Коновалы! И в вашем-то возрасте?! Ведь вам, почтеннейшая, наверняка уже все восемьдесят? Слезы больной мгновенно высохли, она слегка улыбнулась:
– Чуть поменьше. Недавно пятьдесят восемь стукнуло.
– Подумать только! Точь-в-точь как моей матери. Она, кстати, тоже страдала расстройством желудка! – Я прикрыл глаза рукой. – Побудьте, уважаемая, у нас – и я излечу ваш недуг. При такой болезни хорошее питание – это все. Ешьте, что вам нравится. Тогда и на душе легче станет, и болезнь пойдет на убыль, не правда ли, почтеннейшая?
В глазах старой дамы снова блеснули слезы – на этот раз от избытка чувств.
– Ты только послушай, доктор, я жидкого терпеть не могу, так они меня нарочно рисовым отваром поили – видно, чтоб совсем уж доконать.
– У вас превосходные зубы, – заметил я с важностью, – с такими зубами, как у вас, только твердой пищей и питаться!
– Мне есть то и дело хочется, а они не дают: время, видишь ли, не пришло!
– Болваны!
– А то ночью – только, бывало, заснешь – суют тебе в рот палочку стеклянную – «градусы» какие-то меряют.
– Невежды!
– Горшок попросишь, а сиделка в ответ: «Потерпи, сейчас доктор придет, вот закончит осмотр, тогда и подам!»
– Хамка!
– Только, бывало, сядешь на койке, да с таким трудом, а сиделка уж тут как тут: «Ложись!»
– Гадюка!
Чем больше мы беседовали со старухой, тем больше друг другу нравились. Теперь-то уж она наверняка не уехала бы – даже если бы комнатушки оказались еще меньше. С чувством облегчения я убрал наконец ногу: если койка и рухнет, старуха, надо думать, простит.
– У вас тоже есть сиделки? – спросила старая дама.
– Есть, но пусть это вас не беспокоит, – сказал я, смеясь, – вы же привезли с собой четырех служанок? Ну и пусть себе живут в больнице и ухаживают за вами. А сиделок я, уж так и быть, не стану сюда посылать – хорошо?
– Чего уж лучше! А помещение для них найдется? – старухе было даже как будто неловко.
– А как же! Ведь вы, вероятно, снимете весь этот дворик? Можете и повара сюда взять – ешьте на здоровье, что хотите. Деньги я буду брать только с вас – пятьдесят юаней в день, а повар и служанки могут жить бесплатно.
Старуха вздохнула:
– Пятьдесят так пятьдесят, не в деньгах дело. А ты, Чуньсян, сходи-ка домой за поваром – да пусть прихватит с собой парочку уток!
Я раскаивался, что потребовал всего пятьдесят юаней. Мне хотелось дать себе затрещину! К счастью, я ничего еще не успел сказать про лекарства – уж на них-то я отыграюсь сполна. А пока нужно все как следует взвесить: сынок у этой дамы, надо думать, не меньше как дивизионный командир. А так как она собирается каждый день есть жареных уток, то едва ли скоро отсюда выберется; в общем, поживем увидим.
Больница приобрела надлежащий вид: четыре служанки носились как угорелые; во дворе, у стены, повар соорудил печь – можно было подумать, что в доме готовятся к свадьбе. Мы, не стесняясь, лакомились, когда вздумается, фруктами старухи и ее утятиной. Никто и не собирался заниматься лечением больной – всех интересовало только одно: не принесли ли ей опять чего-нибудь вкусненького.
В общем, хорошо ли, плохо ли, а мы с Ваном сделали почин, и только Цю ходил как неприкаянный. Он не расставался со своим ножом я боялся, как бы Цю не испробовал его на мне, и старался не попадаться ему на глаза. Ван уговаривал его не волноваться, но Цю не мог смириться с мыслью, что ничего еще не заработал для больницы.
И вот, только мы отобедали, – клиент! Страдает геморроем, нужна срочная операция! Толстяк, лет за сорок, с большим животом. Госпожа Ван даже приняла его впопыхах за роженицу и, лишь удостоверившись, что это мужчина, уступила пациента Цю. Глаза Цю вспыхнули. Переговоры были непродолжительны, и нож нашего хирурга принялся за дело. Толстяк визжал от боли и умолял дать ему наркоз.
– Насчет наркоза уговору не было, – отвечал Цю. – Можно и под наркозом, если дашь еще десять юаней. Ну так как, с наркозом или без? Только быстро!
Толстяк не посмел перечить, и Цю дал ему наркоз. Еще движение ножом, и опять остановка:
– Послушай-ка, а у тебя тут свищ -. насчет свища мы не договаривались. Так резать дальше или не резать? Если резать, плати еще тридцать юаней, или оставим как есть.
Я молча показал Цю большой палец. Ай да Цю! Вот это ловкач! Вцепился в больного мертвой хваткой – и выжимает из него, выжимает!
Толстяк не сопротивлялся – где уж там! Цю в своем деле мастак и за словом в карман не полезет – вырезает свищ и заливается соловьем:
– Скажу по секрету, эта ерундовина могла тебе обойтись юаней в двести, но мы не вымогатели; вылечишься – дай обо мне хороший отзыв. Если завтра будешь свободен, заходи показаться. Вот эти лоботрясы, мои ассистенты, посмотрят в. микроскоп – он увеличивает в сорок пять тысяч раз – и можешь не сомневаться – даже полмикроба не найдут!
Толстяк не издал ни звука – должно быть, вконец сомлел.
Так и Цю заработал свои пятьдесят юаней. Вечером мы купили вина и заказали старухиному повару разных закусок – в основном из ее же провизии.
За ужином мы продолжали обсуждать наши дела и постановили учредить дополнительно отделение по абортам и отделение по борьбе с курением. Ван предложил практиковать липовые медосмотры: любому, кто вздумает сдавать экзамен в институт или намерен застраховать свою жизнь – даже если он уже сшил себе саван и заготовил гроб, – мы, за каких-нибудь пять юаней, с удовольствием вручим справку об отменном состоянии здоровья. Проект прошел единогласно.
Тесть Цю предложил, чтобы каждый из нас внес по нескольку юаней, а он на эти деньги закажет вывеску. Понятно, у старика и мысли стариковские, не ведь он затеял это из любви к больнице, и мы не стали возражать. Он уже и название придумал: «Гуманное сердце – гуманное искусство» – немного банально, но, в общем, сойдет. Решено было завтра же с утра отправить тестя за вывеской. А госпожа Ван предложила подкрасить ее масляной краской, дождаться, когда мимо ворот будет проходить свадебная процессия, и водрузить нашу вывеску под звуки чужого оркестра – всего лишь обычная женская изобретательность, но Ван гордился так, будто он сам это придумал!
