Две судьбы - Коллинз Уильям Уилки (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
Надо сказать к чести трех господ, обозначенных на этих страницах буквами А.
Б, и В. что они стыдились за себя и за своих жен и потому ушли первые. Через несколько минут и мы встали, чтобы последовать их примеру. Мистрис Джермень убедительно просила нас остаться еще немного.
— Подождите минуту, — шепнула она нам, бросив взгляд на мужа. — Мне надо сказать вам кое-что, прежде чем вы уйдете.
Она отошла от нас и, взяв Джерменя под руку, увела его на противоположный конец комнаты. Они провели вполголоса маленькое совещание между собой. Муж заключил его тем, что поднес к губам руку жены.
— Делай, как знаешь, моя душа, — сказал он ей. — Я предоставляю это исключительно твоему решению.
Он сел и погрузился в грустное раздумье. Мистрис Джермень отперла письменный стол на дальнем конце комнаты и возвратилась к нам одна с маленьким портфелем в руках.
— Не могу выразить словами, как я признательна за вашу доброту, — сказала она совершенно просто, но в то же время с большим достоинством. — При крайне тягостных обстоятельствах вы оказали мне сочувствие и сострадание, как старому другу. Одно, чем могу отплатить вам, это полнейшим доверием предоставив вам самим судить, заслуживаю ли я обращения, которому подверглась сегодня.
Ее глаза наполнились слезами. Она остановилась, чтобы овладеть собой. Мы с женой стали просить ее не говорить ничего больше. Муж ее, который подошел в это время, присоединил свои уговоры к нашим. Она поблагодарила нас, но тем не менее настояла на своем. Подобно большей части впечатлительных женщин, она была тверда, когда считала это необходимым.
— Мне остается прибавить только несколько слов, — продолжала она, обращаясь к моей жене. — Единственная замужняя женщина на нашем маленьком обеде были вы. Явное отсутствие других жен объясняется само собой. Не мне решать, правы они или не правы, отказываясь сидеть за нашим столом. Мой дорогой муж, которому вся моя жизнь так же известна, как мне самой, выразил желание, чтобы мы пригласили этих дам. Он ошибочно предполагал, что его оценка меня будет принята его приятелями, и, ни он, ни я, мы не ожидали, чтобы несчастье моего прошлого было изобличено лицом, которому оно знакомо и которого коварство нам еще предстоит раскрыть. Самое меньшее, что я могу сделать в благодарность за вашу доброту, — это поставить вас в такое положение относительно меня, в каком находятся другие дамы. Обстоятельства, при которых я стала женой мистера Джерменя, замечательны в некоторых отношениях. Они изложены без пропусков или ограничений в маленьком рассказе, который мой муж написал перед нашей свадьбой для одного из своих отсутствующих родственников, добрым мнением которого он дорожил. Рукопись в этом портфеле. После того, что произошло, я прошу вас обоих как о милости, чтобы вы прочли ее. Вам предоставляю решить, когда вы все узнаете, прилично или нет честной женщине водить со мною знакомство.
С кроткой и грустной улыбкой она протянула нам руку на прощание. Жена поцеловала ее, забыв по свойственной ей горячности надлежащий этикет. При этом небольшом изъявлении родственного сочувствия твердость, которая все время поддерживала бедную женщину, вдруг изменила ей. Она залилась слезами.
Я сочувствовал ей и жалел ее не менее моей жены. Но (к несчастью) я не мог воспользоваться преимуществом моей жены поцеловать ее. Спускаясь вниз, я нашел случай сказать утешительное слово ее мужу, который проводил нас до дверей.
— Прежде чем открою это, — заметил я, указывая на портфель, который нес под мышкой, — мое мнение составлено, сэр, относительно одного. Не будь я женат, осмелюсь доложить, я пожелал бы себе в спутницы жизни вашу жену.
Он указал в свою очередь на портфель.
— Прочтите, что тут написано, — сказал он, — и вы поймете, что эти ложные друзья заставили меня выстрадать.
На другое утро мы открыли с женой портфель и прочли странную историю женитьбы Джорджа Джерменя.
ДЖОРДЖ ДЖЕРМЕНЬ ОПИСЫВАЕТ ИСТОРИЮ СВОЕЙ ЛЮБВИ
Глава I
ОЗЕРО ЗЕЛЕНЫХ ВОД
Оглянись назад, моя память, сквозь туманный лабиринт прошедшего, сквозь череду радостей и горя двадцати лет. Восстаньте вновь, дни моего детства на извилистых, зеленых берегах маленького озера. Вернись ко мне опять, моя ребяческая любовь в невинную красоту твоих первых десяти лет жизни. Будем снова жить, мой ангел, как жили в нашем первом раю, прежде чем грех и горе подняли свои пламенеющие мечи и выгнали нас в свет.
На дворе стоял март. Последние дикие утки, зимовавшие здесь в это время года, плавали на озере, называемом на нашем суффолкском наречии озером Зеленых Вод.
Куда бы ни загибалось оно, зеленые берега и нависшие над нами деревья отражались в его водах нежным зеленым цветом, от которого оно и получило свое название. Лодки стояли в бухточке на южной оконечности — моя собственная хорошенькая парусная лодочка имела отдельную крошечную гавань. В бухте на северном конце была устроена большая западня (называемая Приманкой) для ловли диких птиц, которые каждую зиму прилетали тысячами на озеро Зеленых Вод.
Моя маленькая Мери и я вышли вместе, рука в руку, посмотреть, как последние зимние птицы попадаются в Приманку.
Наружная часть странной западни для птиц поднималась из воды в виде ряда круглых арок из согнутых гибких ветвей, накрытых тонкими сетями, которые образовали крышу. Мало-помалу уменьшаясь в объеме, арки с их сетями опускались за тайными изгибами бухты вглубь воды до самого ее дна. Вокруг арок со стороны берега тянулся частокол, достаточно высокий, чтобы скрывать от птиц на озере человека, припавшего за ним на колени. Местами в частоколе было отверстие, достаточно большое, чтобы в него прошла такса или собака испанской породы. Тут начинался и кончался простой, однако весьма сносный механизм Приманки.
В это время мне было тринадцать, Мери десять лет. На нашем пути к озеру нас сопровождал, как спутник и проводник, отец Мери. Добрый человек служил управляющим в имении моего отца. Кроме того, он был мастер заманивать уток. Собака, его помощница (мы в Суффолке не использовали ручных уток для приманки), была маленькая черная такса — также мастерица в своем роде, существо, наделенное в одинаковой мере завидными преимуществами безупречного доброго нрава и безупречного здравого смысла.
Собака следовала за управляющим, мы следовали за собакой.
Дойдя до частокола, которым окружалась Приманка, собака села ждать, пока ее потребуют. Управляющий и мы, дети, припали за частокол, посмотреть в самое крайнее снаружи отверстие, откуда вид открывался на все озеро. День был совершенно тихий, ни малейшей ряби не пробегало по воде, мягкие серые облака заволокли все небо и скрывали солнце.
Мы выглянули в отверстие частокола. Вот стая диких уток, собравшихся на небольшом расстоянии от Приманки, спокойно чистила свои перья на тихой поверхности озера.
Управляющий посмотрел на собаку и сделал знак. Собака посмотрела на управляющего, тихо подошла, пролезла в отверстие частокола встала неподвижно на узкой полосе земли, которая от частокола шла покато к озеру.
Сперва одна утка, потом другая, а там с полдюжины в одно время увидели собаку.
Новый предмет, показавшийся на пустынной местности, внезапно превратился в цель жадного любопытства уток. Крайние медленно поплыли к странной четвероногой твари, неподвижной на берегу. Главный корпус любопытных птиц последовал по двое и по трое за авангардом. Подплывая все ближе и ближе к собаке, осторожные утки, однако, вдруг остановились и, держась устойчиво на воде, созерцали на безопасной дистанции феномен на берегу.
Управляющий наклонился за частоколом и шепнул:
— Трим!
Услышав свое имя, такса повернула назад, пролезла сквозь отверстие и утки потеряли ее из вида. Неподвижные на воде, птицы дивились и ждали. Через минуту собака обежала вокруг и показалась в следующем отверстии частокола, пробитом дальше внутрь, там, где озеро входило в очередные изгибы бухты.
