Паводок - Лиханов Альберт Анатольевич (онлайн книга без txt) 📗
Мысль о мести пришла к ним случайно, ни о чем таком они не думали, даже забыли вчерашнее, но, вернувшись домой и не застав привычно жующего соседа, возмутились снова.
– Вот гад какой! – шумел Ленька, кочегаря остывшую злость.
– Надо ему отомстить! – придумал Семка. – Насолить как-нибудь за жмотство.
Они распахнули тумбочку Юрика, глумясь над ее изобилием.
– Буржуй настоящий! – бормотал Семка. – Сахара – куль, масла полбанки. Даже тройного одеколону полная бутыль. Давай весь сахар сожрем! – загорелся он. – Или все масло!
– Не съесть, – горевал Ленька, – а то бы можно.
Он взял бутылку с одеколоном, щедро побрызгался сам, пролил струйку на Семку.
– Пахни ароматно! – приказал Ленька и вдруг вскочил от хохота. – Слышь! – заорал он. – Идея! Давай одеколон в сахар выльем! Во закукарекает!
Семка шкоду поддержал, они вылили в песок почти полбутылки, принюхались, попробовали песок на вкус и еле отплевались.
Вечером пришел Юрик, принес свой любимый чайник, разложил на столе продукты, набухал в кружку песку, ложек шесть, не меньше, и поднес ее ко рту.
Резкий запах дешевого одеколона шибанул ему в нос, он попробовал чай на вкус, сморщился, тайком взглянув на ребят, но они были наготове, вдумчиво глядели в книжки, – задумался недолго и вдруг с удовольствием стал потягивать чай, заедая его намасленной булкой. Семка и Ленька переглянулись, расширили глаза, едва сдерживаясь от смеха, а Юрик спокойно допил чай, сложил куль в тумбочку, сыпал сахар, наверное, целый месяц, так и не решившись выкинуть.
– Неужто не пахнет? – удивлялся Семен, когда они оставались одни. – Нос, может, у него заложило?
– Пахнет, – уверенно отвечал Ленька, – просто жмот. – И поражался: – Надо же, так и дожрал одеколоновый куль.
Эта история врезалась Семке в память, Юрик-мазурик иногда выплывал из нее, и Семка рассказывал о нем другим с удивлением и смехом; смеясь, Семка рассказал о нем и теперь, но засмеялся только Орелик.
– Чего же тут смешного? – спросил Слава Гусев.
Семка растерянно поглядел на него.
– А говоришь, стихийного бедствия не видал, – сказал хмуро дядя Коля. – Я вот по свету полазил, где ни бывал, даже, вишь, заключение наблюдал, – проговорил он неспешно, – и скажу тебе, Сема, что этот твой Юрик – самое паскудное гадство на земле. Вошь, гнида, и, что обидно, нет ему переводу.
– Чего хочешь? – спросил Слава. – От старых образуются молодые, каков плод, таков и приплод. Я и то гляжу, все, говорят, молодые лучше старых. И новей, и умней, и грамотней. Но вот, рассуждаю, тогда откуда подлость берется? Гадство всякое. Помрут, мол, старики, пережитки прошлого, останутся одни молодые, ну, бывшие молодые, и все хорошо станет? Ан фиг!
– Ты, Слава, молодых не вини, – возразил ему дядя Коля, – гнидство все же, как и хорошее, по наследству как бы передается…
– Дядь Коль, – всхохотнул Слава, перебивая его, – а впрямь парень этот, мазурик-то, на хорька нашего похожий?
– И то, – засмеялся дядя Коля. – Вылитый Храбриков.
Семка, все это время молча слушавший рассуждения Славы и Симонова, вспомнил Храбрикова – маленького, щуплого, но, видать, жилистого, мелкие его, вертлявые глазки, морщинистое, изношенное лицо – и подумал, что в самом деле Юрик-мазурик смахивает чем-то на этого старика, не внешне, конечно, а нутром, что ли…
От этого Семкиного рассказа стало как-то гнусно, и Семка заругал себя: хотел посмешить, а вышло иначе.
– В шестнадцать часов двадцать минут рация Гусева вышла на аварийную волну, передав, правда, довольно спокойную радиограмму. Напоминаю: «Остров, котором находимся, быстро сокращается. Просим вертолет». Ни слова «срочно», ни «немедленно». Просто «просим».
– Слишком спокойная.
– Какие за этим последовали действия?
– Мои?
– Партии, отряда? Ваши лично?
– Цветкова радировала в ответ, что вертолет выйдет в ближайшее время.
– И пришла к вам?
– В том-то и дело, что нет! Стала искать Храбрикова.
– И где нашла его?
– На кухне в столовой. Они поругались.
– Где вы были в это время?
– В столовой. Шел вечер.
– Цветкова не подошла к вам?
– Нет. Она отправилась на радиостанцию и запросила, как чувствует себя группа. Гусев ответил: «Нормально. Ждем помощи».
– «Ждем помощи». Разве этого мало?
25 мая. 16 часов 40 минут
Валентин Орлов
«Аленка, мы вляпались в забавное происшествие. Сидим на острове, окруженном водой, и похожи на зайцев, которых спасал дед Мазай.
Только Мазая что-то не видать, хотя Слава дал с утра три радиограммы. Опять, наверное, не на месте вертолеты или еще какая-нибудь мура – Храбриков, например, горючее экономит, – вот мы и загораем в прямом и переносном смысле: солнышко жарит неистово.
Поутру Слава пытался пройти с острова вброд, искупался основательно и послушал меня: на этот раз правым оказался я. А мой вариант прост – вызвать вертолет, чтобы перенес нас вместе с вещами на недоступную воде точку.
Теперь ждем деда Мазая на вертолете, и я не понимаю только одного: чего-то беспокоится Слава, стараясь скрыть это. Но чего? Долго не летят? Прилетят. Тут пятнадцать минут ходу. Быстро поднимается вода? Ну и что? Даже для того, чтобы нас затопило окончательно, потребуется, по моей прикидке, не меньше трех часов. А за это время мы сможем выбраться десять раз, как минимум.
Так что волноваться пока не приходится, и мы, загорая, рассказываем байки по предложению радиста Семки. Он, вообще, малый – молоток, выдумал забавную тему для разговора – о стихийных бедствиях. Парень с юмором, учел курьезность ситуации, но сам, правда, тосковал совсем о другом – про парня, который не дал им сахару и они пили несладкий чай. Пересказываю я тебе, понятно, кратко и не очень так: писать всегда труднее, чем говорить. Мужики наши, берендеи эти – Гусев и Симонов, Семку не поняли, он хотел посмешить, они же обернули всерьез. А я, пожалуй, в таких случаях – пас. Слишком угрюмо глядеть на жизнь, по-моему, просто скучно. И этот куркуль, о котором говорил Семка, просто глупец, дурак. Жизнь его обкатает.
Я попробовал было выразить это, меня не поняли.
«Гадство, – поучал меня наш малограмотный дядя Коля, – неистребимо! И хорошее, и гадство вытряхнуть трудно!»
Видишь, в какой высоконравственной обстановке я живу? Впрочем, ладно, это я с досады. В общем-то мужики они отличные. Разве что грамотешки не хватает.
Одним словом, за краткой перепалкой настала моя очередь рассказывать байки про стихийные бедствия, и я вспомнил подходящий случай. Как угораздило меня на ледник Федченко, вернее, на один из его языков.
Только теперь, рассказав эту историю, понял, что тебе о ней никогда не говорил, не приходилось просто, так что, пока ждем вертолета, запишу ее. В истории этой, должен предупредить, есть элементы смеха, так что, излагая ее, здесь, на острове, я дал ей название «Стихийное бедствие, происшедшее из-за свиньи».
Дело было после третьего курса, в Средней Азии, куда меня и еще нескольких ребят послали на практику.
Мы жили в жарком городе, где по вечерам на улицах продавали розы, лежавшие в тазах и ведрах. Цветы издавали одуряющий аромат, и мы, бездельничая, бродили по этим улицам, удивляясь женщинам, закутанным в блестящие цветные шали, крикам муэдзина из-под купола мечети, бородатым старцам с тюрбанами на голове, усевшимся пить зеленый чай чуть ли не на асфальте. Времени нам хватало вдосталь – работали мы только по утрам, днем, по законам юга, отлеживались в густой тени, а вечером гуляли и, постанывая от счастья, ели великолепные душистые шашлыки.
Возле мангала, светящегося угольями, а отнюдь не в своей высокочтимой Гидрометслужбе, где практиковались, и услышали мы впервые про злосчастную свинью и про страшное бедствие, которое она навлекла.
